Предназначение

Очень трудно терять близких. Еще труднее их не знать совсем. Трудно не помнить своего прошлого, но еще труднее не знать, было ли оно у тебя вообще… Я была младенцем, когда меня подкинули в другую семью. О своих родителях я ничего не знаю, да и воспоминаний у меня нет. Совсем никаких. Не за что ухватиться, нет никакой зацепки, по которой я могла бы узнать, кем были мои родители. Семья, в которой я оказалась, приняла меня и оставила в своем доме. Так я с ними и живу. Меня зовут Камилла Каллен. Мои опекуны Карлайл и Эсми вырастили меня, как собственного ребенка, за что я им бесконечно благодарна. Их приемные дети: Розали, Эмметт, Джаспер, Элис и Эдвард стали мне братьями и сестрами, которых я полюбила за все годы, что провела с ними. Каждый из них сделал что-то особенное для меня: Эдвард научил меня играть на фортепиано, писать музыку, научил любить музыку; Розали и Элис всегда помогали мне с моим внешним видом, они мои лучшие подруги, которым я доверяю все свои секреты; с Эмметтом я всегда могла повеселиться, он всегда поднимал мне настроение. А еще он занимался вместе со мной спортом, что еще больше сближало нас. Когда мне было примерно четыре годика, я любила висеть на шее у Джаспера, которому это явно не нравилось. Он вообще предпочитал со мной лишний раз не контактировать, и я не могла понять почему. Но, когда мне удавалось его удержать, я плела ему косички, точнее пыталась. После десяти минут таких вот «пыток» Джас не выдерживал и уходил. Больше всего мне нравились истории, которые рассказывал Карлайл перед сном. Он и Эсми, а иногда и мои братья и сестры, всегда радовали меня своими рассказами, погружая в разные времена и эпохи. Это было так интересно и увлекательно, что им с трудом удавалось уложить меня спать. Я очень восхищалась тому, сколько всего знает Карлайл. Он объяснял это тем, что очень много читает, ведь в его кабинете столько разных книг! Я всегда доверяла своей семье, всегда очень любила ее. Наши отношения пережили многое: боль, страдания, радость. В возрасте семи лет Карлайл и Эсми рассказали мне, что не являются моими биологическими родителями, и что меня подкинули к ним. Для меня это был удар в спину. Я не могла в это поверить, ведь я всегда называла Карлайла — папой, а Эсми — мамой. Но они мне объяснили, что нашли меня на пороге своего дома в люльке. К ней была прикреплена записка, в которой значилось лишь мое имя и дата рождения, и ничего больше. Других людей не было видно, они не знали, кто оставил меня. Бросить меня было бы жестоко, поэтому их семья приняла решение меня удочерить. Я выслушала их, но не могла понять одного: почему меня бросили родители? Чем я им не угодила? Мне же еще и года не было… Наверное, я им была не нужна, раз они так поступили. А может были причины? Быть может они не могли меня содержать и отдали в другую семью? Это оставалось и остается для меня тайной, которая вряд ли раскроется. Долгое время я находилась в депрессии и не разговаривала с опекунами. Да, может быть для семилетнего ребенка депрессия — это довольно странное явление, но у меня была именно она. Меня пробирали злоба и досада, непонимание и грусть — и все это одновременно. Это было очень тяжело, я не хотела есть, спать. Большую часть времени я лежала на кровати и плакала, иногда проваливаясь в сон. Эсми часто приходила ко мне, приносила еду, что-то говорила, но я даже не смотрела на нее. Мне было больно. Из этого состояния меня вывел Джаспер. Это было довольно странно с его стороны, ведь он редко со мной общался. Я лежала на кровати, когда он зашел ко мне и присел рядом. Я повернулась к нему, хотя не хотела этого делать. Не знаю почему я тогда так поступила… В его серо-голубых глазах я увидела доброту, поэтому выслушала все, что он сказал. Джаспер объяснил мне, что если меня оставили родители, значит они посчитали это нужным, значит были причины этому, иначе бы они так не поступили. Собственно, я это и сама понимала в какой-то мере, но из его уст это звучало гораздо убедительнее, чем в моей голове. Он успокоил меня, сказав несколько добрых, подбадривающих слов, и я решилась выйти к опекунам. Когда я увидела Карлайла и Эсми, то вновь расплакалась и обняла их. Те улыбнулись и сказали, что я для них всегда буду дочкой, не смотря на то, что они не мои биологические родители. От этих слов мне стало так тепло, что я почувствовала своим детским сердцем сильную любовь к своей приемной семье, которая заменила мне мою настоящую семью. После этого случая наши отношения стали еще крепче, однако не надолго. Об их настоящей сущности мне рассказали в возрасте десяти лет. Конечно, Каллены сделали это сами. Помнится, это было утром, когда все собрались на кухне. Как только я зашла в комнату, Карлайл начал разговор. — Камилла, нам нужно сообщить тебе кое-что важное. Я с тревогой посмотрела на опекуна, тот выглядел мрачно. Оглядев остальных членов семьи, мне невольно удалось заметить, что их лица были серьезными и … другими. Вот только я не могла разглядеть, в чем именно они изменились. — Что-то случилось? — спросила я. Эсми вздохнула. — Детка, мы должны были тебе сказать раньше, но после того случая не решались. — Что такое то? Напряжение разгуливало по кухне, и для меня, тогда еще ребенка, обстановка накалялась. Да и для них тоже. — Мы немного другие, понимаешь? — начал Эдвард. — Мы сильно отличаемся от обычных людей. Ты еще маленькая, но наверняка замечала, что мы себя странно ведем. Мое сердцебиение участилось в несколько раз, дыхание стало прерывистым. Но Эдвард был прав. Я частенько наблюдала что-то странное за своими опекунами, но всегда находила для себя более-менее логическое объяснение. — О чем ты? — с наигранным непониманием спросила я, глядя на сводного брата. — Я знаю, ты не раз замечала, что мы пропадаем ночью, что мы почти ничего не едим, разве я ошибаюсь? — Эдвард пристально посмотрел на меня. И тут я заметила, что его глаза золотисто-медового цвета. Посмотрев на других, я обнаружила, что оттенок их глаз сильно изменился. У Карлайла глаза были голубыми, у Эсми — зелеными, у Розали и Джаспера — серо-голубыми, а у Эдварда, Элис и Эмметта — карими. Но в тот момент их глаза были золотисто-медовые, и это пугало меня. Тогда я поняла, в чем изменились лица моих родственников — в глазах. — Что вы хотите этим сказать? — дрожащим голосом произнесла я. В голове пронеслись моменты, в которых мои опекуны действительно вели себя странным образом. — Да, именно про это я и говорю, — согласился Эдвард. Я непонимающе уставилась на него. — Я про то, о чем ты сейчас подумала. Имеено это я и имел в виду. «Нет, он ведь не прочитал мои мысли, нет…» — решила я, но брат меня переубедил. — Именно это я и сделал, — будто слыша то, о чем я подумала, ответил Эдвард. В его голосе чувствовалось сильное напряжение. Сперва мне показалось, что он шутит, но брат выглядел слишком серьезным, чтобы шутить. На глазах заблестели слезы, ком встал в горле. — Все! Я так больше не могу! — прогремел Эмметт. — Мы вампиры, Камилла, — выпалил он. На секунду мое лицо озарила улыбка, но она тут же исчезла. Я со страхом смотрела на них всех, медленно пятясь назад, к лестнице. Внезапно, я ощутила тяжелые, холодные руки на моих плечах — это была Розали. Я невольно пискнула. — Все хорошо, все хорошо, — повторяла она, чувствуя, что я дрожу. — Ками, только не бойся, мы не такие плохие, как тебе кажется… — заговорила Эсми, но я не дала ей договорить. — Нет… Не… Ненавижу, — прошептала я, сбросив со своих плеч руки сестры. В моем шепоте чувствовался страх, он весь меня поглотил. С этими словами я убежала к себе. Громко хлопнув дверью, я завалилась на кровать и начала плакать. Вскоре, плач перешел в истерику. Я билась ногами о спинку кровати, подушка намокала от избытка слез, но я не кричала, стараясь быть сильной. Лишь всхлипы разносились по комнате. Мое тело ломило, болело все. Голова наливалась свинцом и гудела, щеки пылали. Мое давление поднималось, от чего у меня заложило уши. Для десятилетнего ребенка я пережила многое, но это был мой предел. Нет, это не было шуткой, все были слишком серьезны, даже Эмметт, который всегда был веселым. Но я не могла этого принять, не могла. Для меня это было слишком. Старая душевная рана открылась, я чувствовала, что мир вокруг меня рушится. Все мне лгали. Люди, которые приняли меня, мои опекуны, которых я так сильно любила, предали меня. И я боялась. Боялась своих единственных близких … вампиров. Это объясняло те странности, что происходили с ними: они почти не ели человеческую еду, а только делали вид, что едят; их холодная, мраморная кожа; та быстрота, с которой Розали приблизилась ко мне; те ночные походы, которым я не могла найти объяснение, но боялась спросить. Да, это все прояснилось. А главный фактор — это кровь. Был случай, когда я упала и сильно поцарапала коленку и руки. Рядом были Элис, Розали, Эмметт и Эдвард. Как только я упала, все сразу напряглись. Элис, увидев мою кровь, сразу же сказала, что пошла к Джасперу. Розали и Эмметт ушли, сказав, что принесут бинты, и только Эдвард не колыхнулся. Он спокойно взял меня на руки, стараясь не смотреть на мою ранку, и отнес к Карлайлу. Опекун промыл порезы и забинтовал колено. Эсми стояла рядом, ободряюще смотря на меня. Когда я вышла из кабинета Карлайла, то обнаружила, что дома только я, Эдвард и Карлайл с Эсми. Брат сказал, что остальные ушли по делам, но я ему не поверила. В тот день Джас и Элис не вернулись, а Эмметт и Розали пришли поздно вечером, когда я уже уснула. Я слышала, как они вошли в дом. Мне было обидно, ведь я не понимала. Эсми сказала мне, чтобы я не переживала, но я не могла. Тогда я поняла, почему они все ушли. Они боялись, что набросятся на меня. Карлайл ведь доктор, поэтому он привык к крови, а Эсми и Эдвард контролировали себя. Да, все прояснилось… Я боялась выйти к ним, показаться на глаза. Но в то же время, мне было стыдно за саму себя. Я сказала, что ненавижу их, а они ведь заменили мне семью. Это еще больше угнетало меня, я была подавлена. Не знаю сколько тогда прошло времени, но я начала успокаиваться. Слезы уже не были столь обильными, тело не болело. Мне было все равно. Мое дыхание замедлялось, сил не было даже дышать, и я провалилась в темноту. Когда я вновь открыла глаза, то первое, что я увидела были лица Карлайла и Эсми. Обеспокоенные, встревоженные лица. Сперва меня охватил страх, но лишь на долю секунды. Я, вдруг, залюбовалась ими. Четкие контуры их лиц просто поражали меня, потому что до того момента я их просто не замечала. Они о чем-то разговаривали, не замечая моих взглядов. Карлайл обнимал Эсми за талию и, насколько помню, говорил, что все будет хорошо. Мне захотелось улыбнуться. Внезапно, боль пронзила голову, и с моих губ слетел легкий стон, привлекая внимание моих опекунов. — Ками, детка, как ты? Это был голос Эсми. Она присела рядом. Своей холодной рукой она поглаживала меня по голове и щекам, улыбаясь мне. Все-таки я улыбнулась. — Мы за тебя так переживали, — сказала она. На ее лице смешалось радость и горе, а в золотистых глазах была печаль. Я захотела ей ответить, но мне было больно. Поэтому, я протянула ей свою руку, обнаружив, что на второй руке у меня стоит капельница. — Карлайл… — вымолвила я и поняла, что на большее у меня не хватит сил. — Она хочет спросить, что с ней произошло, — донесся до меня мягкий баритон моего брата. «Спасибо, » — подумала я, обращаясь к Эдварду, которого я не видела. — У тебя истощение организма, — пояснил Карлайл. — А еще, ты перенервничала, Камилла, и твое сердце не выдержало таких нагрузок. Лицо Эсми исказилось, словно от боли. — Прости нас, детка… «Эдвард, мне нужна твоя помощь! » — снова обратилась я к брату. Он показался мне на глаза. — Ками хочет вам что-то сказать, но у нее нет сил, — сказал он Карлайлу и Эсми. Каллен кивнул, а его жена встревоженно посмотрела на меня. — Я буду вам передавать ее мысли. «Ты можешь позвать остальных? » Брюнет кивнул и вышел из комнаты. Через мгновение все члены семьи Калленов были в сборе. Они молча смотрели на меня печальным взглядом. — Ты как? — спросила Элис, на что я ей слабо улыбнулась. Вздохнув, я начала «говорить». — Простите меня, — начал переводить Эдвард, — то, что я сказала, что ненавижу вас — это не правда. Вы заменили мне семью, приютили меня, я вам бесконечно благодарна! Да, я испугалась и сильно, но я поняла, что если бы я вам была не нужна, вы бы давно избавились от меня. Я заметила, что Эмметт улыбнулся. — А сейчас, что не боишься? — спросил он и получил от Розали локтем в живот. — Нет, сейчас я вас люблю еще больше обычного, — с улыбкой на лице передал мои мысли Эдвард. — Я понимаю, как вам тяжело находиться со мной в одной комнате, особенно, если я поранюсь, и я очень сильно благодарю вас за ваше терпение. Спасибо вам, я вас очень люблю. Эсми обняла меня. — И мы тебя очень любим, детка! Я посмотрела на Джаспера, а потом на Эдварда. Брат понимающе кивнул. — Джаспер, — начал брюнет, и глаза Джаса устремились в мою сторону. — Я понимаю, что тебе было тяжелее всех. Не знаю почему, но у меня такое ощущение, что ты с трудом меня переносил. Блондин слегка нахмурился. — Спасибо тебе огромнейшее за твое терпение. Я тебя люблю, братик! — с такой же улыбкой, говорил Эдвард, посмеиваясь. Джаспер улыбнулся и кивнул. — И я тебя, Камилла. Я улыбнулась ему в ответ. На душе было так легко, хотя боль в голове не унялась. Я смотрела на своих родственников и понимала, что они самые замечательные … люди, которых я знаю. — Обещаем, — проговорил Эдвард, смотря на меня. Все непонимающе уставились на него. — Камилла хочет узнать о нас побольше! — смеясь проговорил Эд. — Что, мы тебя так заинтересовали? Неужели мы такие интересные?! — восклицал Эмметт, подходя ко мне. Он погладил меня по голове и добавил: — Мы тебе все расскажем, любопытная! Я улыбнулась. Вот он — настоящий, улыбчивый Эмметт. — Спасибо вам, — шепотом произнесла я. Карлайл подошел ко мне, а точнее к капельнице. Я не удивлялась тому, что в доме находилась такая вещь, как капельница, ведь Карлайл был доктором. — Тебе нужно отдыхать, — сказал он, что-то записывая в блокнот. — Ты лежала без сознания два дня, но тебе нужно поспать, Ками. — Она хочет поесть, — сообщил Эдвард. Я медленно кивнула опекунам. — Думаю, куринный бульон пойдет тебе на пользу, — согласился Карлайл. — Придется подождать некоторое время, пока курица сварится, — сказала Эсми, вставая с кровати. Поцеловав меня, она направилась на кухню. Через несколько дней Карлайл сообщил, что я иду на поправку, но впредь мне нельзя много переживать и волноваться, иначе мое сердце опять даст сбой. Я чувствовала себя гораздо лучше, но большую часть дня я проводила в кровати, читая книги. Карлайл приходил ко мне и проверял давление, а также пульс. Несколько раз я выходила на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Ну, не то чтобы сама выходила. Меня выносил на руках Эдвард минут на пять, а потом заносил обратно. Мне это не очень нравилось, однако выхода не было.