Эй, возьми мои мокрые спички Мою холодную воду Мои дурные привычки Больную свободу Эй, зачем мы лезем из кожи В ней довольно удобно А мы с тобою похожи И вроде бы оба свободны!(с)
- Как тебя зовут? – он проводит трехпалой лапой по мягкой шерсти, и она податливой марионеткой выгибается под его прикосновениями. Не спешит отвечать, кокетливо выписывая вензеля на его пластроне тонким пальчиком с острым коготком. Хитрые оранжевые глаза щурятся на свет софитов, а уши немного прижаты к макушке – музыка, что гремит в этом клубе, слишком громкая. Он притягивает ее за талию к себе, и дотрагивается до крестообразной фиолетовой татуировки на мордочке мутанта. Фиолетовый не его любимый цвет – цвет гангрены, цвет тщеславных. Она закидывает руки ему на плечи, играясь концами банданы, и становиться непростительно близко… - Алопекс… - ее губы щекочут щеку, касаясь невидимыми, легкими поцелуями, и он закрывает глаза, чтобы не ослепнуть от серебряного блеска шерсти в неоновых лучах. Случайные связи не его конек, но когда на душе становиться слишком паршиво он сбегает из ресторана в подобного рода заведения и в громе басов наконец-то перестает слышать агонию своей нервной системы. Пусть на следующее утро болит голова, а он окажется на окраине Нью-Йорка в постели сомнительной дамочки – никогда мутант не приводит их в свой дом – пусть глотку нещадно дерет, а в носу непривычно щиплет от запаха сигарет, зато на некоторое время он возвращает свое равновесие. Каждый справляется со своим одиночеством по своему – занимается воспитанием детей, окружает себя учениками, уходит с головой в изобретения, а у него такой способ. По сути ведь ничего не меняется, и в конце они вчетвером будут наблюдать закат мира. Мука белым облаком поднимается к вытяжке, и Рафаэль чихает, вздрагивает и продолжает раскатывать тесто. Вот уже с пару часов он не думает о боли в ногах, хотя действие обезболивающего кончилось давно, он вспоминает то, что уже забыл давно. Какую начинку любит Ниньяра? Добавлять ли в пиццу лук? Нет ли у нее аллергии на морепродукты? Немного поразмыслив, он начинает выкладывать на тонкий слой тертого сыра кружочки пепперони решив не отходить от классических рецептов. Если она захочет может потом хоть весь запас продуктов перевернуть ища альтернативу. Саеносец упирается обеими руками в столешницу и нависает над заготовкой – ее надо лишь поставить в печь, и через десять минут ужин готов – но он замирает словно парализованный, до сих пор полагая, что находиться в очередном глупом сне. Она осторожно вступает в кухню и саеносец отгоняет морок, подхватывает пиццу, ставя ее в разогретую печь и начинает протирать стол. - Знаешь чего мне не хватает в Нью-Йорке теперь? – он улыбается, разглядывая ее отражение в поверхности вытяжки, а сам сметает мусор в сторону. Рабочее место всегда должно быть чистым. – Возможности прокатиться на байке! Катер никогда не заменит его. И гниет мой железный конь в гараже рядом с Шеллрейзером, - Раф выбрасывает тряпку в ведро, и видит в отражении как она проходя мимо него поднимает руку касаясь его панциря. Саеносец отводит глаз, всем своим естеством стараясь почувствовать это прикосновение – но тщетно бытие, и ему остается лишь фантазировать. Мутант все ждет когда в помещение войдет ее дочка, но похоже ребенка на ужине не будет. Вполне возможно это специально подстроено лисой, а может девочка действительно утомилась после долгого путешествия, но так даже лучше, он еще не привык. Рафаэль подходит к кофемашине и вставляет в держатель турку с молотыми зернами. - Ты мне ничего не должна, и давай закроем эту тему, - он отмахивается от Ниньяры, всячески пресекая попытки развить подобную ветвь диалога. И если она считает, что он изменился, то сама лиса по прежнему замкнута в своем маленьком мирке с этими четко установленными правилами и суждениями. Идеальный сферический вакуум, в который она впустила лишь свою дочь – наверняка там ужасно одиноко, Раф опускает лапу с панели автомата так и не включив его, и поворачивается к своей гостье, вновь улыбается, - Хочешь помочь? Свари кофе тогда, только осторожно, а то на запах приползет Дон… - он перемещается к плите проверяя готовность пиццы, и ловит ее взгляд на себе. Все понятно без слов, она пришла чтобы дать ответы, но Рафаэль никуда не спешит, он вообще не уверен хочет ли что-либо слышать о ее прошлой жизни, той что она оставила за порогом его ресторана. Раньше, лет десять назад, он уже давно бы сварливо хмурился и пытался выпытать всю подноготную, но сейчас он быстрее позвонит Леонардо и скажет, что лидеру с его командой стоит прочесать город днем на наличие вражеских ниндзя. - Она не испугается, если проснется одна? – ведь они даже не услышат этого, потому что разделены еще двумя этажами. Впрочем он мог включить в соседней комнате камеры слежения, которые были растыканы по всему небоскребу – содержа такое здание в личном распоряжении, нужно иметь глаза везде. Хотя Раф постоянно забывал об этой опции, уповая на небезызвестное «авось», и репутацию не самого доброго среди четверки братьев. В конце концов воришку он может поймать собственноручно, а потом после экзекуции отправить на выбор – либо на воспитательные занятия к Лео, либо на опыты к Дону. Откуда бы такая робость Ниньяра? Ты не рассчитывала на столь теплый прием, тогда что ты ожидала увидеть, каким ты хотела меня увидеть? И разочарована ли ты теперь – я то все еще нахожусь под впечатлением, не надеявшийся, что наши пути хоть когда-нибудь еще пересекутся. Уже утративший любые иллюзии на этот счет, но сохранивший глубоко в душе любовь к тебе, я планировал пронести ее как флаг через всю свою оставшуюся жизнь. И вот теперь ты стоишь здесь, кутаясь в махровый халат, такая растерянная. А я занят по горло своими делами – вытаскиваю из печи пиццу, и выкладываю ее на поддон. От еды поднимается ароматный дым, а на столе по моему хотению материализуется бутылка вина. Теплый мягкий свет озаряет кухню – работают только боковые светильники, тогда как в пустом зале темно и пусто, только отблески молнии сияют в начищенном полу. Я не хочу вести тебя туда, ведь здесь за огромной, мраморной столешницей так по-домашнему уютно.Барабанит по стеклам Дождь как будто живой Ты сейчас одинока, Открой, открой, открой…(с)
Нож скользит сквозь расплавленный сыр нарезая пиццу на ровные треугольники, в бокалах на тонких ножках искриться красное вино, не хватает лишь свечей и цветов – все это что-то ему очень сильно напоминает. Словно когда-то давно они уже сидели за кухонным столом (но то был явно поменьше) и старательно делали вид, что все хорошо, и не надо волноваться из-за жизненных ситуаций. В те далекие времена когда были живы ныне умершие, и чтобы пнуть Майка за неуклюжесть, не надо было переходить (переплывать) пару улиц. А сейчас-то даже и пнуть не за что. Рафаэль снимает фартук, откладывая его в сторону, и подвигает два стула к столешнице. - Прошу за стол дорогая гостья, - он выставляет салфетницу и внимательно наблюдает за тем как она ест. Единственный аккомпаниатор всего происходящего на кухне это дождь, который косыми струями бьется во все окна, выбивая неизвестный никому ритм. В такт ему барабанит по мрамору и саеносец, иногда поднося к губам бокал – сейчас ему кусок в горло не лезет. Время которое он с такой тщательностью растягивал все равно напирает на панцирь, и разговор должен состоятся. Даже если он ничего не спросит, она начнет рассказывать сама. Потому что ей так нужна помощь для защиты дочери! - Итак, - он отводит взгляд в сторону и смахивает со стола крошки от теста. – Как получилось так, что Моукошан проиграл, и как давно вы находитесь в бегах? Спрашивать почему они охотятся лишь за Мокой глупо, так же как и узнавать причины погони. В борьбе за власть внутри племен всегда боролись грязными способами, и скорей всего оборотни принимали Ниньяру скрипя зубами, а уж когда родилась наследница вожака – тогда дрязги развернулись во всей своей красе. Рафаэль искренне сочувствовал лисе, похоже после смерти мужа, ей пришлось нелегко защищая свою дочь от нападок претендентов на место вожака. Аборигены одним словом. Сейчас все мысли мутанта были заняты тем чтобы понять насколько много наемников собираются посетить город в ближайшее время, и как доказать упрямой лисе, что за спинами четверых черепах ей ничего не угрожает.