Раннее утро.

Теплое апрельское утро, за окном только-только пробуждается природа: голые ветви деревьев постукивают по стеклу, яркое солнце пригревает подоконник, оставляя на полу большой желтый квадратик. Издали слышны чириканья проснувшихся воробьев, которые задорно прыгают с ветки на ветку, порой даже подлетая к окну и стуча по нему своими маленькими, но острыми клювиками. Старое, построенное еще в советские времена здание школы располагалось на невысоком холмике, который уже успел покрыться сочной зеленой травою. Широкая, уставленная галькой по бокам тропинка вела от ворот до главного входа постройки. Это была самая обыкновенная школа, которая всего-лишь несколько минут назад отворила свои двери навстречу новому дню. Стены, покрытые многочисленными слоями нежно-оранжевой краски, снова оказались изрисованными некультурными рисунками и надписями. Эти шалости не в первый раз выводили из себя директора, отчего он принял меры и просто исключал из школы каждого такого горе-художника. Правда, надписи делали не только ученики - порой и дворовые ребята принимали в таких делишках участие. Двери школьной библиотеки открыла пожилая библиотекарша, заходя. Это оказалось душное помещение, в котором смешивались ярко выраженный аромат зёрен кофе и побочный запах старых переплетов книг. Из-за столь резкого микса различных ароматов женщина чихнула, положив сумки и пакеты возле неширокого столика. Сев на стул, пожилая дама принялась раскладывать на стол все то, что считала нужным: самые разные блокноты, исписанные скорым почерком, бумажки с номерами, на которые нужно будет обязательно позвонить, почти закончившиеся ручки и другие канцтовары. Справа стояла стопка детских журналов с красочными картинками, творческими заданиями и всякой другой ерундой. Рядом с ней расположилась небольшая коробочка с выцветшими карточками учащихся, которые распределенны были по классам. Еще было совсем раннее утро, поэтому в школе царствовала бездонная тишина - в школе даже и следов учеников не было. Это время казалось библиотекарше самым спокойным и тихим, потому что с приходом учащихся начинается будничная суета, шум и гам. Особенно средние и младшие классы чуть ли не крушат все на своем пути: с шумом бросают свои пыльные портфели на столы, громко кричат на всю библиотеку и порой даже проливают или бросают бумажки под стол, самоуверенно считая, что никто этого не заметит. С коридора были слышны негромкий грохот от удара швабры об пол и стуки каблуков молодых учительниц и заведующих, шагающих по сверкающим от воды паркетам и изредка вступая в короткий разговор друг с другом. А после их ухода можно было услышать тихий, но напряженный вздох уборщицы, которая явно была недовольна от того, что по мытым полам расхаживают всякие "невежи". Но причитать не имело никакого смысла - она не имела здесь никакого права требовать чего-то с тех, от кого зависит ее и без того нищенская зарплата. Перелистывая помятые со временем страницы блокнотика, библиотекарша краем уха вслушивалась в происходящее за дверью помещения, но не придавала этой уже привычной обстановке никакого значения. Для нее это было вторым планом, этаким фоном, который лишний раз показывал, что она не одна в этой школе. Хотя порой женщина мечтала о том, чтобы остаться здесь в одиночестве, которое она никак не представляла скучным и темным. Наоборот, в ее представлениях одиночество не всегда имело темную сторону. Ведь люди задумываются чаще всего над собой, находясь в одиночестве где-нибудь, делают работы над ошибками, обдумывают важные вопросы и проблемы, строят планы на будущее. Да, она считала, что одиночество не зря появилось на белом свете - даже оно бывает полезным. Что-то настойчивое имеет это слово, что-то загадочное и одновременно властное. Оно заставляет человека думать о чем-либо, и в девяноста процентах случаев переводят все стрелки внимания именно на человека, на поступки его и на мысли. Такие же черты имеет совесть - даже и она имеет власть и контроль над нашим разумом, правда не все вспоминают о ней вовремя, отчего царствие ее не столь заметно у каждого живущего на Земле. В блокнотике женщины старательным почерком было написано стихотворение: Двадцать первое, ночь, понедельник. Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле. Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает любовь на земле. И от лености или от скуки Все поверили, так и живут: Ждут свиданий, бояться разлуки И любовные песни поют. Но иным открывается тайна, И почиет на них тишина… Я на это наткнулась случайно И с тех пор все как будто больна. Стихотворение было написано ее любимой поэтессой - Анной Ахматовой. Будучи еще юной девушкой, сидя у подоконника в ясную ночь, она старательно записывала каждую строчку, выделяя знаки препинания. Но не сразу понимала она глубокий смысл столь запутанных между собой слов, но уверенна была тогда в обратном. Поверхностно осознав философскую мысль, влюбленная девушка искала в любом слове отражение своих чувств, веря в то, что и ее светлой голове подвластен смысл текста. Но только теперь, прожив несколько десятилетий после того апрельского дня, набравшись опыта жизненного, только теперь ей удается проникнуть глубоко за строчки, прочитав именно там истинные значения их. Да, в молодости всегда считаешь себя уже готовой к жизни, слепо веришь в то, что все понятно тебе с первого разу, и к старости только глаза твои смотрят на мир с более мудрой точки зрения. Ах, вот только бы той же энергии, что в молодости! Проходили минуты, и все это время библиотекарша с упоением читала давно написанные стихи, уже не обращая внимания на шаги пришедшей уборщицы, чьи седые кудри спадали ей на лоб, закрывая собою все те же яркие, но усталые голубые очи. Со стороны открытой форточки веяло прохладным свежим утренним ветерком. Огрубевшей рукой смахнув кудри вместе с капельками пота со лба, уборщица по имени Наталья взглянула заинтересованным взглядом на библиотекаршу, а точнее на старый блокнотик. Кинув изорванную половую тряпку в ведро с мутной серой водой, она присела на стул, стоящий возле столика. Наталья окинула изнеможенным взглядом полки со стопками толстых книжек, переведя его снова на библиотекаря. Наконец, выдохнув, она обратилась к ней: - Что это ты читаешь?.. Я такой книжонки у тебя еще не видела... - Разумеется, стихи Ахматовой я читаю только тогда, когда никого нет, - не отрываясь от чтения, ответила Марина - так звали библиотекаршу. - Стой, так вот есть еще книжка с ее стишками, - уборщица достала с полки современную книжку, на обложке которой красиво было выведено: "Анна Ахматова. Стихи и поэмы". - Ну, Наташ, этот блокнот мне намного дороже этих ваших напечатанных текстов. Здесь я собственноручно выводила каждую букву каждого ее творения, причем еще в юности своей, - улыбнулась Марина. - О, читать любишь, да? Я вот тоже читала. Много читала. Вот, к примеру, читала "Отцы и дети" Лермонтова... - задумчиво говорила уборщица, смотря в окно. - Этот роман был написан Тургеневым, - поправила свою собеседницу библиотекарша. - Ой, а что там Лермонтов писал? Я все забыла, да и к черту, - махнула рукой Наталья. - Он поэт, одно из его сочинений - "Хаджи Абрек", - пожала плечами Марина. - Читала, наверно... - Полно, не читала ты его. Не слышу в твоих словах уверенности. Бьюсь об заклад, что ты впервые слышишь это название. - Раскусила меня, вредная ты бабка. Ну да ладно, Бог на твоей стороне, как и правда, - вытерла о края фартука мокрые руки уборщица, поднимаясь со стула, - ох, не понимаю я вас, книголюбов. Что такого в этих книгах? Разные комбинации тридцати трех букв, не более того. Да, смысл в них есть, но мне он непонятен. К кому-то пришла эта, как ее, Муза, он начиркал в тетради невесть что. А дальше? А дальше другие люди, прочитав такие громкие и умные слова, принимают их за что-то прекрасное и великое. И много ли это дает? Но Марина ничего не ответила, нервно смотря в блокнот. Наталья, махнув на нее рукой, взяла ведро и пошла прочь из библиотеки. Услышав, что женщина ушла достаточно далеко, библиотекарь встала со стула и подошла к окну, сжимая в руках этот помятый, но столь драгоценный блокнотик. Наблюдая за жизнью за окном, Марина тихо пробормотала: - Смысл жизни человеческой написан среди этих слов, глупая Наталья. Но вот дверь отворилась, и в библиотеку зашла девочка лет так четырнадцати. Бесшумно сев за парту, она начала с интересом рассматривать обложки стоящих на полках книг, высматривая для себя подходящую, но не было ничего такого, что привлекало ее. Библиотекарь, только когда обернувшись, заметила ее. Поразившись молчаливости и спокойствию девочки, Марина продолжила стоять, рассматривая ученицу-жаворонка с головы до ног. Судив по беглому взгляду ученицы, она мгновенно сделала вывод, что ей нужна была какая-нибудь интересная и занимающая книга. Переведя взгляд на свой блокнотик и снова на нее, библиотекарша обратилась к ребенку: - Тебя что интересует? - Я-я, меня?.. Ну, я бы хотела чего-то замысловатого, но не перегруженного... Я читала много приключенческого и фантастического, описаний и романов... Но насыщенного сравнениями я еще подходящего для себя не нашла... - неуверенно протягивала девочка, пальцем перебирая книги на полке. Марина зашагала к ней, протягивая блокнот: - Вот, почитай. - Н-но это же блокнот, ваш блокнот... А мне книга нужна... - замахала руками ученица, не понимая женщину. - А кто сказал, что в блокноте не может быть полезных записей? - улыбалась Марина, положив блокнот перед девочкой. Дитя, бегло прочитав первые строчки нескольких стихотворений, вновь обратилась к библиотекарше: - Это наверняка написано вами... - Да, я переписывала это, будучи твоей одногодкой. А теперь я хочу, чтобы и ты смогла почитать ее творения. - С-спасибо... Но вот звенит звонок на перемену. Девочка, с улыбкой засунув блокнот в передний пустующий отсек в портфеле, выбежала из библиотеки, попрощавшись с женщиной. И вот уже слышен гул с коридора - шум пришедших учеников. Но это уже не было так важно для Марины. Ее душа была спокойна, ведь в глазах молодого чада она отчетливо видела тягу к знаниям и творчеству поэтов и писателей. Улыбнувшись, она села за стол и перелистывала страницы уже другого блокнота. Дойдя до чистой половины записной книжки, она взялась за ручку и принялась записывать что-то. Да, вдохновению ее послужил всего-лишь взгляд ребенка. Задумчиво Марина протянула: - Вот уж и не думала, что только лишь глазам отпрыска посвящу целый стих. Хех, жизнь такая штука...