За гранью

Глава десятая: Допрос по-граждански После безумного марафонского забега без правил и с препятствиями Питер ощущал приятную усталость во всем теле. Находясь в комнате отдыха федерального управления и сидя на удобном стуле за круглым столиком, он с наслаждением потягивал кофеек из белой фарфоровой чашки, выглядевшей как-то совсем по-домашнему. Чашек здесь, между прочим, имелось целое множество, на любой вкус и цвет. Кофе, чай, сахар. Рядом с электрочайником стояла большая тарелка с фруктами и блюдце с печеньем. Но Питеру больше всего сейчас хотелось просто отогреться, а горячий кофе, пусть и растворимый, этому незатейливому намерению всячески способствовал. Оглядевшись еще раз по имеющимся апартаментам, Питер понял, что комната отдыха у агентов ФБР помимо комфорта выполнена еще и с учетом некоторых профессиональных удобств. Во-первых, за стеклянными окнами во всю стену хорошо просматривался, холл, несколько лестничных спусков и коридоров бюро. При желании можно было увидеть и множество совершенно незнакомых Питеру кабинетов. На одной из дверей напротив, было написано большими красными буквами «Только для персонала ФБР». В итоге получалось, что сотрудники решившие сделать небольшой перерыв, смогут при желании с этого самого панорамного обзора заметить чуть ли всех и всюду. Что очень удобно, когда межу делом, ты кого-нибудь вынужден дожидаться. Во-вторых, прямо перед Питером на стене располагались сразу три здоровенных монитора. В одном из них можно было в деталях рассмотреть хмурого Стига, сидевшего с наручниками в допросной с подбитым глазом и разбитой, немного опухшей губой. Вид был что надо. Наблюдатель, коим в данном случае невольно являлся и сам Питер, имел возможность рассмотреть любые детали или эмоции на лицах тех, кому посчастливилось попасть в одну из комнат федерального управления предназначенных для проведения допросов. Иными словами здесь все было удобно. Для бесконечно занятых агентов, комната отдыха не была лишена некоего рационального аспекта. Впрочем, они с Уолтером, здесь оказались вовсе не случайно, не для того чтобы только лишь отогреться, оценить удобства и попить кофейку. Сказать по правде, они с удовольствием сделали бы последнее в каком-нибудь другом уютном местечке города. Сейчас же им предстояло слушать и наблюдать за трансляцией по мониторам о том, что будет говорить подозреваемый и определить необходимую для спасения жизни агента Скотта информацию. Питер сделал глоток кофе и посмотрел на мониторы. Пока что подозреваемый находился в молчаливом одиночестве, изредка позвякивая надетыми на него наручниками. Два других монитора транслировали стол сбоку и пустующий стул напротив, очевидно чтобы видеть лицо того, кто будет допрашивать подозреваемого. «Удобно» – еще раз мысленно отметил Питер и снова отпил немного кофе. Затем он перевел взгляд на Уолтера, все это время возившегося у микшера с усилителем. Хотя со звуком, равно как и с громкостью, было все в порядке, но, по-видимому, Уолтеру просто хотелось немного музыки, к которой он был неравнодушен. Питер помнил, что и во времена его детства, помимо науки его отец еще с ума сходил по своим пластинкам. Но в данном случае, что именно двигало Уолтером оставалось загадкой. Может какие-то воспоминания из прошлого или же ему просто вдруг безудержно захотелось покопаться в технике, так же как до этого хотелось покопаться и в люстре подвальной гарвардской лаборатории и в старом будильнике. Впрочем, с техникой Питер разобрался бы быстро, но решил не лишать Уолтера удовольствия самозабвенно покопаться в тумблерах и рычажках, понаблюдать за горевшими индикаторами и покрутить регуляторы. Питер уже перестал удивляться тому, что его отец порой любопытен до невозможности, и иной раз проявляет неподдельный интерес к совершенно посторонним и насквозь обыденным вещам. Уолтер, то и дело, находя себе очередную безделушку, весьма скрупулезно начинал ее рассматривать, словно не безделушка то была, а предмет внеземной материи. Затем Питер перевел взгляд на коридор, по которым периодически сновали в разные стороны занятые агенты бюро федеральных расследований. Предположить, что судьба его сюда занесет он, конечно же, не мог. С другой стороны, это все ненадолго. Подозреваемый найден, притом найден самым удивительным и невообразимым образом. Теперь осталось узнать, то, что он знает о химическом составе тех самых веществ, которые были на складе. Попробовать сделать антидот, и попробовать спасти жизнь агента Джона Скотта. «Скоро все решится» – думал Питер. Сказать по правде, сейчас он больше думал не о допросе и не о Джоне. Он уже мысленно перенесся в ту область, которая именовала его собственными проблемами. Настало самое время подумать, как иначе разрешить конфликт с Большим Эдди. Время у него, разумеется, имелось, равно как и варианты, просто Питеру сейчас следовало определиться с тем, какой из них окажется наилучшим в сложившихся обстоятельствах. Иными словами, при котором коэффициент полезного действия окажется наивысшим. Другим вопросом, который также его немножечко терзал, был сам отец. Его следовало как-то вернуть. Не нянчится же с ним всю жизнь. Тем более тягать его с собой по всем местам, куда у него имелись намерения отправиться, Питер однозначно не мог. Это было просто невозможно. Наверняка! Определенно! Без сомнений! И все-таки, после столь неожиданной встречи, связанной с головокружительным и нереальным расследованием ФБР, он не мог пересилить себя и с легкостью отправить гениального отца обратно в тюрьму для психов «Сент Клер». Особенно после того, когда Уолтер уговаривал его этого не делать или, если выразится точнее, умолял. По крайней мере, Питеру теперь было совсем нелегко взять и отстраниться от него, словно и не встречались они с ним никогда. Раньше он справлялся, стараясь вычеркнуть из своей жизни отца. Поначалу было тяжело, потом он привык, и все стало на свои места. А теперь... Теперь спустя столько лет его отец снова появился в его жизни. И все та же дилемма: либо мириться с его психическими выпадами, проявлять сочувствие, нянчиться, в конце концов, либо продолжать жить своей собственной жизнью со своими собственными интересами. Глянув за окно, Питер заметил краем глаза Оливию, и обернулся. Девушка шла уверенной, но довольно усталой походкой по коридору. Джинсы, темная курточка, распущенные волосы, бейджик на шее. Она подошла к той самой двери, где присутствовала надпись, разрешавшая проходить внутрь исключительно сотрудникам ФБР. Переложила папку с бумагами в другую руку и дернула на себя ручку, затем исчезал за дверью. Вскоре она появилась и в самой допросной, так что Питер мог видеть ее теперь сразу на двух мониторах. Да он был прав, Оливия действительно была уставшей и держалась, можно сказать, из последних сил. Немного поддавшись вперед на стуле, Питер посмотрел в ее глаза. Они были просто-таки измученные. И все же Оливия довольно уверенно начала свою беседу с Ричардом Стигом. Питер сделал еще один глоток кофе и стал с интересом наблюдать за происходящим. Оливия демонстративно разложила перед подозреваемым некоторые бумаги, какие именно видно не было, но то, что она говорила Стигу, Питер слышал прекрасно. Стиг, похоже, по некоему неписанному правилу для всех допрашиваемых, неизвестно кем установленному, оставался надменным. Словно он играл роль упрямого преступника в дешевом боевике времен девяностых, штампуемых чуть ли не по одному и тому же сценарию. Откровенно говоря, подозреваемый весьма презрительно смотрел на Оливию. Глядя на его лицо, Питер понимал, что тому по большому счету глубоко наплевать, что там ему пытается растолковать агент ФБР. Наверняка парень рассчитывает на своих адвокатов и прочую бюрократическую возню, которая позволит не дать его в обиду назойливым федеральным агентам, чего уж там. – ...Свод законов США, статья сто одиннадцать, убийство ста сорока семи пассажиров – грозно, но устало произнесла Оливия, затем отложила один лист бумаги в сторону и, подхватив другой, продолжила. – Свод законов США, статья двадцать два-тридцать два «А», использование оружия массового поражения; здесь же статья двадцать три-тридцать два «Б», терроризм за пределами национальной границы; статья сто тринадцать, попытка убийства федерального агента. Сказать, что подобный перечень озвученных статей впечатлил вальяжно рассевшегося за столом Ричарда Стига, было бы совершенно неправильно. Он так и оставался абсолютно невозмутимым. Из-за чего разговаривавшая с ним Оливия походила на обычного выступающего, заурядного гастролера, должного скрасить унылые часы ожидания в столь же унылой и неказистой допросной. Оливия, обращая на себя рассеянное внимание подозреваемого, красноречиво подвела немудреный итог всех его приключений: – Выходит, ты в полном дерьме. И говорить о том, что ты очень остро нуждаешься в «иммунитете» я не стану. Скажу только то, что как бы это парадоксально ни звучало, мы можем договориться о сотрудничестве. ФБР предоставит тебе защиту, а ты мне за это сейчас же даешь полный и детальный перечень всех синтетических веществ, которые были у тебя на складе. Стиг лишь устало и еле заметно выдохнул. В его презрительном взгляде читалось многое, очень многое. И ненависть, и злость, и злорадство, и пренебрежение и полнейшее безразличие. Оливия подхватила широкий блокнот с отрывными листами и с хлопком опустила его на стол прямо перед Стигом. Затем, не менее демонстративно извлекла из кармана куртки записную руку и положила сверху, на чистый лист блокнота. – Давай, пиши! Когда напишешь все полностью, тогда мы сможем обсудить варианты. Подозреваемый просто проследил за ней взглядом, посмотрел на блокнот и на предложенную записную ручку. Затем склонил голову набок и, издевательски улыбнувшись, впервые ответил, преувеличенно четко, медленно и неспешно, с приукрашенной расстановкой: – Мне нечего вам сказать! Подозреваемый оставался уверенным и непреклонным. Все то же наплевательское ко всему отношение. Питер перевел взгляд на монитор транслировавший изображение Оливии. Что и говорить, на большом экране он хорошо видел целую гамму чувств молодой женщины. Она стояла, опираясь руками о стол. Глаза и веки ее были невероятно тяжелыми и усталыми, готовыми вот-вот зарыться. Но сильнее усталости в них была видна тоска и заметное бессилие. «Эх, Оливия! – думал Питер. – Нельзя! Нельзя вот так просто сдаваться, и показывать свою слабость! Нельзя! Что же ты делаешь?!». Питер еще раз окинул ее беглым взглядом. Шикарные удивительно красивые светлые волосы девушки были немного растрепаны и разбросаны по плечам. Надежда получить скорые ответы в ее взгляде быстро перегорела и исчезла, оставив сплошное разочарование. Бредовое бессильное разочарование. Зато Стиг стал еще надменнее и всем своим видом красноречиво разъяснил ей, чтобы убиралась куда подальше. Оливия поняла это и со злостью захлопнула папку с бумагами, после она резко развернулась и вышла из допросной. Питер расстроился, натянуто поведя губами. Похоже, Оливия была вымотана в конец. Ведь не далее как позавчера, в Ираке, эта смелая бесстрашная блондинка столь ловко развела его самого, профессионала, что теперь могла бы с легкостью справиться с этим разукрашенным Стигом. «Видать у всех есть свои пределы» – размышлял Питер. И удивительно, почему эти самые пределы не настигали Оливию еще раньше. Ведь она уже столько всего перенесла за эти бесконечные сутки. Хотя Питер не верил, что девушка сдалась. За тот короткий период их знакомства, он уже понял, что она не из тех, кто вот так просто берет и сдается. Поэтому он был скорее готов признать, что Оливия попросту взяла тайм-аут, дабы привести себя в чувства, немного взбодриться и затем продолжить по новой свои старания. Хотя лучше б она доверила проведение допроса кому-нибудь другому, иначе в один прекрасный момент она, в буквальном смысле слова, свалится с ног. Питер сделал еще один небольшой глоточек кофе и посмотрел на монитор с изображением подозреваемого. Тот, как и следовало ожидать, был горд собой. Оно и понятно, теперь противник уверился в собственной силе и способности выиграть натиск. Так часто бывало за покерным столом. Стоит одному игроку дать слабинку, показать внутренние истинные страхи и собственные опасения, как дело быстро приобретает уже другие обороты, и остальные игроки будут готовы растерзать слабого. «Забавно, – подумал Питер, рассматривая лицо Стига, – он ведет себя так, как ведут себя люди, которым совсем не страшно, что их взяли агенты ФБР, что их привели в допросную, что им предъявили целую тучу самых паршивых обвинений..., но так же ведут себя и те, которые боятся чего-то другого, как правило, более страшного. Парень ведь далеко не дурак, и должен понимать, что кроме как сотрудничать с ФБР ему ничего не остается. Все его дальнейшие перспективы, откровенно говоря, печальны. А значит, его что-то толкает на подобные действия. Либо он уверен, что за него заступятся, либо кого-то прикроет, либо..., да что там вариантов целое множество. Но его первая ошибка заключается в том, что он открыто заявляет о своем бесстрашии. Намного мудрее было бы спрятать столь откровенную смелость до более подходящего момента. Такой дополнительный козырь наверняка еще пригодится. А вот раскрывать себя раньше времени совсем не стоит». Стиг излишне демонстративно посмотрел прямо в камеру наблюдения, отчего Питеру показалось, что он смотрит прямо на него. Собственно он и смотрел. Демонстрируя свою непоколебимость тем, кто находился по ту сторону мониторов, да и вообще всем в этом управлении, если рассуждать в принципе. «А зря! – подумал Питер. – Это тоже его ошибка, он уверен в том, что никто и ничего ему здесь не сделает. Чего знать наверняка он, разумеется, не может. Похоже парень делает ставку на то, будто в дальнейшем предъявленную ему вину доказать не смогут, а в суде его однозначно оправдают иные умельцы, которыми полниться мир престижных адвокатских контор. Выходит, установка у Стига теперь одна единственная – молчать». Время снова затягивалось. Когда этот человек заговорит, оставалось загадкой. И заговорит ли вообще. Джон может и не дожить до столь торжественного момента истины. Само разбирательство определенно затянется... Питеру на миг показалось, что они с Уолтером будут до бесконечности ждать заветных результатов. Стиг оперся о стол и деловито продолжал смотреть в камеру. Он был таким спокойным и уверенным, скажем так, излишне уверенным, словно наведывался в комнату допросов к ФБР чуть ли не ежедневно, как заядлый завсегдатай. Питер улыбнулся сам себе. Допил кофе и, подхватив пустую чашку, поднялся со стула. В этот момент он увидел Оливию через окно. Присмотрелся. Девушка была явно расстроена, она шла быстрым шагом по коридору, прямиком к лестничному пролету и что-то нервно, достаточно возмущенно говорила по телефону. «Действия профессионалов можно просчитать, но мир полон любителей» – с такими мыслями Питер бросил отцу: – Оставайся тут, Уолтер! Уолтер неожиданно оторвался от микшера и, обернувшись, удивленно посмотрел на Питера. Забавно, что его вообще что-либо могло отвлечь от разборок с усилителем. Когда он погружался в собственные исследования, то весь остальной мир для него умирал, исчезал, растворялся во вселенной. – А ты куда?! – спросил он растеряно до глубины души. – Я скоро приду, – ответил ему Питер, выходя из дверей. Он закрыл двери комнаты отдыха, или чем там она являлась на самом деле, и отправился путешествовать по коридору. Разумеется, он старался идти уверенно, так, будто знал, куда и зачем, чтобы не выдать в себе постороннего человека. Неважно, какой допуск подразумевался на выданном ему бейджике, главное чтобы тот просто болтался на шее. Он прошел к той самой двери, на которой имелась надпись «Только для персонала ФБР» и незаметно юркнул внутрь. За дверью Питер быстро разобрался на местности. Впереди оказался огромный, большей частью, пустовавший офис. Разве что за одним из дальних компьютеров сгрудилось человека три, заглядывавших в монитор и тихонечко ведущих беседу. Слева просматривались другие офисы, а вот справа по коридору... «Точно! Сюда!» – мысленно подогнал себя Питер. Опустив вниз голову, и стараясь держать чашку так, чтобы ее не было особенно заметно, он разминулся с какой-то женщиной еле удерживавшей в руках целый ворох бумаг. И как только она не уронила все это на пол, было решительно не известно. Но хорошо, что не уронила, иначе привлекла бы ненужное внимание и к себе и к нему заодно. Прижимаясь к стене, их обогнул какой-то парень в костюме и поспешно устремился на выход. «Все отлично!» – одобрительно произнес внутренний голос Питера, когда тот отворил двери и оказался в предбаннике допросной комнаты. Здесь было пусто. У стены располагались несколько стульев. У окна, за невидимым с той стороны стеклом, вальяжно сидел Стиг и просматривал бумаги или фотографии, оставленные Оливией перед ним на столе. Блокнот был отодвинут в сторону. Разумеется, он и не собирался ничего писать. Так, просто, сидел мужик и коротал себе время. Того и гляди кофе принести попросит. Питер потоптался секунду в комнате с панорамным видом еще раз прокрутив все в уме и вошел в допросную. Оказавшись внутри, он осторожно выглянул за двери обратно в предбанник. В предбаннике так никого и не появилось. «Отлично!» – прокомментировал он мысленно и обернулся к любопытно уставившемуся на него Стигу. – Привет, – сказал он просто и незатейливо. Стиг невольно отпрянул. Да, он помнил, как Питер разукрасил ему лицо, когда догнал на улице. Но теперь тот явно рассчитывал на то, что закон США будет защищать его в случае неоправданного либо необоснованного применения силы, либо каких-либо иных превышений полномочий. «И все-таки отпрянул» – заметил довольно про себя Питер. Он обаятельно улыбнулся ему своей коронной безобидной и располагающей улыбочкой. – Тот химикат, от которого пострадал агент Скотт, растворим в воде, верно?! – Начал он добродушно-рассуждающим тоном, и сложив руки на груди, затем, как бы невзначай, однако довольно уверенно Питер продолжил. – Возможно, я и не знаю точный состав, но прекрасно знаю, как это вещество действует. Поэтому если бы мне было нужно, я смог бы с легкостью выделить зараженную жидкость из тела агента Скотта и ввести ее тебе, когда захочу. Стиг смотрел на него внимательно, сделавшись довольно серьезным и напряженным. Хотя, разумеется, пытался скрыть свои истинные эмоции за пошедшей длинными трещинами невозмутимостью. Однако Питер хорошо замечал все его перемены, можно сказать, очень хорошо. Он опустил руки и подошел к столу, затем продолжил: – Например, я мог бы добавить это вещество в твою еду, в чашку кофе – на этих словах он указал на свою опустевшую чашку, которую держал в руке. После чего звонко поставил ее на стол. – В туалетную воду..., да куда угодно, – продолжал Питер. – Лично я с тобой, как ты понимаешь, не возился бы. Стиг еле заметно заерзал на стуле. Подозреваемый, прекрасно понимал, о чем шла речь, даже более чем. Чего Питер, собственно, и добивался, стремясь пробить его внутреннюю психологическую оборону. – Но вот ведь какое дело. Та женщина, которая только что к тебе заходила. Она в отчаянии. Ее друг умирает, а стало быть, ей нужно помочь. И времени у нее нет, да как, впрочем, и у меня. А значит, ты сейчас все расскажешь. На последних словах Питер изменился, его невинность, миловидность и доброта уступили место холодному расчетливому блеску в глазах, нехорошему блеску, а на лице не осталось и следа от завсегдашней визитной улыбочки. Подозреваемый почувствовал подобные стремительные перемены, чуть ли не физически. Однако отпрянуть дальше спинки стула, к которому он также был пристегнут, у него не получилось. Питер резким движением схватил его руки закованные в наручниках и дернул на себя. – Нет!!! – громко вырвалось у немого и молчаливо-безразличного Стига. Но Питер, подхватив другой рукой чашку, размашисто врезал ею ему прямо по костяшкам пальцев, абсолютно не озаботившись, что он там при этом мог сломать. Стиг заорал во все горло. Протяжно и долго. Наверняка не только от боли, судя по всему, он рассчитывал на то, что его услышат другие. Подозреваемый мельком посмотрел на двери, но Питер одернул его, обратив на себя внимание. – Называй состав веществ!!! – не менее громко заорал он на него, глядя прямо в глаза Стигу. Стиг пребывал в настоящем смятении, такого поворота, он, разумеется, не ожидал. Питер спиной почувствовал, как открываются двери в допросную. Скорее всего, сейчас кто-нибудь из персонала ФБР зайдет и попытается его остановить. Он обернулся посмотреть и увидел Оливию. Признаться, увидеть ее здесь так скоро он не рассчитывал. Девушка коротко взглянула на них и в ту же секунду все сразу поняла. – Стой! Питер! Остановись! – подбежала она к Питеру и схватила его за руку, которой он удерживал за наручники подозреваемого. – Так нельзя! – громко произнесла она. Питер обернулся к ней и ответил: – Это тебе нельзя, Оливия, а мне можно. – Нет, ты не... – уже неуверенно произнесла она и запнулась. Питер отвернулся от нее и, посмотрев на Стига, доходчиво тому разъяснил всю ситуацию: – Я ведь не сотрудник федерального ведомства и превысить полномочия, соответственно, не могу в принципе. Я просто гражданин. А еще нарушать параграфы мне не впервой! – Говори состав!!! – громко заорал Питер, почувствовав, как вздрогнула и сама Оливия, продолжавшая держать его за руку. Стиг посмотрел на агента ФБР, растерявшуюся девушку, которая остолбенела, будто завороженная, совершенно не зная, что же ей теперь делать. – Считаю до одного! – неожиданно-спокойным тоном произнес Питер. Нависла секундная пауза. – Один! – сказал он негромко и со всего маху врезал Стигу чашкой по той же самой руке. Сказать что Стиг неистово заорал – ничего не сказать. Оливия попыталась снова оторвать руку Питера от подозреваемого, но делала она это уж очень слабо, что Питер, разумеется, растолковал по своему, а именно то, что спасти любимого ей оказалось важнее, чем соблюсти все порядки законного допроса. Тем более не она непосредственно закон этот сейчас нарушала. Ничего не оставалось, как мысленно улыбнуться и продолжить. Впрочем, на цифре два подозреваемый кардинально изменился, и его молчаливость уступила место бурному потоку слов, в которых за руганью и всяческими обещаниями в содействии последовало аккурат то, что им и было нужно...