Прикоснись ко мне

      Сонными глазами я взглянула на часы. Два часа ночи. Я не звала Кейла прийти, но думала, что он появится. Во всяком случае, надеялась. Вчерашний поцелуй был еще свеж в моей памяти, но я нервничала; наступающее утро вселяло в меня ужас, и я надеялась, что приход Кейла успокоит мои нервы. Я была уже готова уступить натиску ночной темноты и заснуть, когда легкое движение у окна привлекло мое внимание. Не издав ни звука, Кейл махнул с ветви, что свисала над моим окном, в комнату и с мягким стуком приземлился на моем бежевом коврике. Дрожь пробежала по моей спине, когда наши глаза встретились. Этой ночью мы не тратили времени попусту: преодолев разделявшее нас расстояние в два движения, Кейл моментально впился в мои губы своими губами. На мне были обычные мои ночные фланелевые шорты, но вместо белого топа в эту ночь я надела черный кружевной полулифчик. На этот раз у нас не было ни малейших колебаний, никакого стука зубов. Я нисколько не сомневалась в том, что я была первой, кого он целовал, но бог мой, целоваться он был мастак! Когда мы наконец оторвались друг от друга и глотнули свежего воздуха, я поймала на себе его улыбку. Со временем он стал чаще улыбаться, а у меня от его улыбки сводило под ложечкой. — Привет! — сказал он. — И тебе привет! — ответила я с коротким смехом и придвинулась ближе. Так мы лежали долго-долго, и Кейл скользил от моего подбородка к животу то пальцем, то тыльной стороной ладони. Немало времени прошло, и наконец он заговорил: — Прошу тебя, не ходи в это место! — Мы это уже обсуждали, — ответила я. — Я не могу не пойти. Решение принято, и изменить его невозможно. Его лицо исказилось, а губы искривились так, словно он только что сжевал целый лимон. — Ты даже не представляешь, что это за люди, — проговорил Кейл. — И что они вытворяют с такими, как мы. С такими, как мы. С Шестыми. Всю жизнь я делала, что хотела, никогда толком не осознавая, что делаю. Никогда толком не понимая, что происходит вокруг меня. Жизнь была заполнена ожиданием очередной тусовки, очередной серии удовольствий — того, что заставляло меня чувствовать себя живой и позволяло забыть пустоту, которую я ощущала внутри себя. Остальная часть моей жизни была поиском новых и занятных способов вывести из себя папашку. И все это время вокруг меня были люди — такие, как я, как моя мама… Алекс был прав. Я могла прихватить Кейла и бежать. Но тогда мне не удастся жить в мире с самой собой. Знать, что делает «Деназен», и жить. Знать, что маму удерживают там против ее воли, и жить. — Когда я был поменьше, — заговорил Кейл сонным голосом, — Сью показала мне по телевизору старый фильм. Совершенно замечательный. Там был человек, Фред, который много танцевал. Так я и научился. Старый фильм? С Фредом? — Фред Астор? Ты его имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что научился танцевать у Фреда Астора? — Похоже, так. Я видел, как он крутил ту женщину и прижимал ее к себе. Он сказал ей, что любит ее. Кейл отодвинулся, глядя на меня в упор своими льдисто-голубыми глазами. — Я думаю, все это я теперь понимаю. Я думаю, что я тебя люблю. Все внутри меня затрепетало. Алекс. Алекс был последним и единственным, кто говорил, что любит меня. Но слышать это от Кейла — несмотря на то что при его словах вены мои вибрировали от волнения, — было больно. Он не мог любить меня. Не был способен — ведь он не знал, что такое любовь. Он смотрел кино с Фредом Астором, и только. — Я знаю, тебе может показаться, что ты чувствуешь именно это, — старалась я объяснить. — Но я не уверена, что это вообще возможно. Пока. Слишком быстро. К тому же я не только единственная девчонка, которую ты знаешь; я еще единственное живое существо, до которого ты можешь дотронуться. От этого у тебя голова немного набекрень. Я знаю, что ты испытываешь ко мне какое-то чувство, но я не думаю, что ты меня любишь. Не думаю. Любой парень мог взбеситься от таких речей, только не Кейл. Он покачал головой с выражением чистой решимости: — Я не знаю, как здесь все происходит. Я не понимаю людей и не понимаю то, что они делают. Может быть, я даже не понимаю, что такое хорошо, и что такое плохо, но поверь мне, я не в полной темноте. Я вижу разницу. Мне нравится Алекс, хотя что-то внутри меня, — он дважды ударил себя в грудь, — говорит мне, что это неправильно. Хотя, с другой стороны, если бы он собирался делать то, что собираешься сделать ты, мне от этого не было бы так страшно. Я не ощущал бы такого тошнотворного ужаса. Он откинулся назад, его губы скривились: — Когда я думаю о том, что ты должна отправиться в «Деназен», у меня голова идет кругом, а в груди болит, и мне трудно дышать. Когда я думаю о том, что они станут делать с тобой те вещи, которые делали со мной, мне хочется кричать. Он приобнял мою голову, и мы теперь смотрели глаза в глаза. — Я не чувствую этого, когда думаю об Алексе. Даже к Сью я никогда не чувствовал этого. Если бы я имел возможность прикасаться к любому человеку в мире, все равно мне хотелось бы прикасаться только к тебе. — Кейл, я… Вдруг он закрыл мне рот рукой, глаза его расширились. Не сказав ни слова, он стрелой отскочил от кровати и в три длинных прыжка выскочил из комнаты через окно. Ниндзя! Этот парень точно ниндзя. Я вскочила с постели и успела увидеть, как он, без футболки, стремительно мчится через газон. Мгновением позже ручка моей двери бешено завертелась и я услышала крик папашки, который требовал, чтобы я впустила его в комнату. Мои пальцы ухватили первое, что им попалось — футболку, оставленную Кейлом, и я подбежала к двери. — Какого черта… — начала я, но договорить не успела. Бесцеремонно оттолкнув меня, папашка и двое в форме «Деназена» вломились в мою комнату. Я отреагировала быстро: — Ничего себе! Ты можешь приводить парней в мою комнату, а я — нет. Почему? Папашка не обратил внимания на мои слова. — Девяноста восьмой был недавно замечен в этой зоне, — произнес он. — Я ведь велел тебе не запирать свою комнату! Я прищурилась и, уперев руки в боки, выпалила: — А разве я не говорила тебе, что у меня нет никакого желания держать ее открытой?! Ткнула в мужиков, которых папашка привел с собой, и продолжала: — И я не собираюсь менять своих привычек, тем более что ты среди ночи тащишь в дом каких-то недоумков. — Здесь кто-нибудь был? — спросил один из них. — У меня в шкафу сидит целая футбольная команда, и если вы не возражаете, я к ним сейчас вернусь. Этот тип молча смотрел на меня во все глаза. — И давайте-ка убирайтесь из моей комнаты! Второй подошел к моему шкафу и распахнул дверь. Он что, подумал, что я говорю серьезно? Мужик залез в шкаф головой, быстрыми движениями сдвинул вешалки на одну сторону. Удостоверившись, что в комнате кроме меня никого нет, они направились к двери. На пороге папашка притормозил и сказал: — Ляг, поспи. Завтра будет долгий день. * * * Утро наступило слишком быстро. После того как я отделалась от папашки и его спутников, снова заснуть было невозможно. Я надеялась, что вернется Кейл, но этого не произошло. Может, и к лучшему. Зная папашку, я была уверена, что за домом теперь следят. Я приняла душ и оделась, а причесалась уже на ходу, спускаясь по лестнице. Как обычно, отец сидел за столом, с кофе и газетой. Я подняла руки и несколько раз повернулась: — Так нормально? На мне был мой любимый черный топ с изображением акульей пасти и новая, в обтяжку, пара джинсов «навеки-двадцать-один». На запястья я натянула черные кожаные ремешки, которые, как я прекрасно знала, папашка терпеть не мог. Папашка посмотрел на меня и встал, прокашливаясь: — Боюсь, на сегодня у нас небольшое изменение в планах. Надеюсь, ты поймешь. — Пойму что? Я взяла кофейник и вылила остатки напитка в свою чашку с Микки Маусом. — Ты начнешь работать в «Деназене» завтра. Сегодня у нас там слишком много дел. Я хлопнулась в кресло, которое он только что освободил, и спросила: — Почему? Воюете с очередным плохим парнем? — Вчера вечером поймали девяноста восьмого, — ответил папашка, пристально глядя на меня. — Всего в квартале отсюда. В горле моем пересохло. Пустыня Сахара по сравнению с ним была сейчас морем разливанным. Может, папашка просто хотел проверить, действительно ли я собиралась отомстить Кейлу. Я молчала слишком долго; папашка нахмурился, а правый уголок его рта скривился — верный признак того, что он подозревает: что-то не так. — Я было подумал, что для тебя это хорошая новость, Дезни. — Да нет, я… — я кивнула. — Я думаю, это действительно хорошая новость. Я просто не могу поверить, что он смог подобраться так близко. В квартале отсюда! Ты думаешь, он шел сюда? Папаша сложил газету и бросил на стол: — Я предполагаю, что да. — Я хочу его видеть, — сказала я, вставая. — Я хочу посмотреть этому ублюдку в лицо! — Это невозможно, Дезни. Ради общей безопасности его будут содержать на девятом этаже, пока мы не решим, что с ним делать. — А что у нас на девятом? — спросила я. Я могла собой гордиться — голос мой даже не дрогнул. Почти. — Преобразование и уничтожение.