Прикоснись ко мне

      — Мы почти на месте, — сказала я. Мы уже несколько минут шли, стараясь восстановить дыхание. Кейл молчал с того самого момента, как грозился убить меня, а теперь только глазел, будто у меня выросла вторая, а потом — сразу — и третья голова. Меня распирало от вопросов, но вопросы могли и подождать. Наконец мы добрались до горчично-желтого домика в новоанглийском стиле на другой стороне железнодорожного полотна, обошли его сзади по узкой, выложенной камнем дорожке и подошли к железной подвальной двери, выкрашенной в черный цвет. На ней жирно, в технике граффити, было выведено белым: «Замок Курда». Я дважды громыхнула крышкой люка и подождала. Через пару секунд дверь с громким стуком отворилась, и из нее высунулась башка, украшенная пурпурно-белым шипованным ирокезом. Это Курд. Кивнув нам и чересчур приветливо, будто нас давно ожидали, улыбнувшись, Курд пригласил нас внутрь. Спустившись по темной бетонной лестнице, мы вошли в слабо освещенную комнату. Она была на удивление опрятной — никаких обычных для комнаты семнадцатилетнего парня деталей типа грязных тарелок или пустых банок из-под содовой. Ни разбросанных всюду дисков с видеоиграми, ни журналов. Даже постеров с похабными тетками в непристойных позах — и тех не было. Это вовсе не означало, что Курд не был кобелем. Комната была чисто убрана, хотя в ней пахло и сексом, и травкой. Курт Курди — или просто Курд для тех, кто его обожал, — на все руки парень, особенно если у вас проблемы с тем, как организовать тусовку. Пиво в бочонках, травка, кино для взрослых — Курд все мог достать. Большой человек в сообществе рейверов, настоящий босс, Курд был среди организаторов Самрана. Эта тусовка, крупнейшая тусовка рейверов четырех наших районов, должны была состояться через неделю, и Курд был занят выше головы. — Дез, детка, — Курд провел пальцем вверх по моей руке, затем локоном завернул на него прядь моих волос, — мне было бы гораздо приятнее, если бы ты пришла одна, без собачки на поводке. Ладно, что для тебя сделать? — Это не визит вежливости, Курд. Я посмотрела на Кейла. Он застыл у двери, уставившись на палец Курда, которым тот все водил по моей руке. Кейл встретился со мной взглядом, и холодок пробежал по моей спине. Стряхнув с себя минутное оцепенение, я прошла мимо Курда в комнату. — У меня опять проблемы с папашкой, — сказала я. — Мне нужно на время залечь на дно. Твоя нора ближе всех. Курд бросил на меня разочарованный взгляд и хлопнулся на японский хлопчатобумажный матрац, забросив ноги на маленький шатающийся столик. — Не бери в голову, детка. С чем он тебя поймал на этот раз? Я изобразила озорную улыбку и дернула плечами: — Да как обычно. Ткнула пальцем в Кейла. — Папашке не понравился полуголый пацан в дочкиной спальне. Я надеялась, что это как-то объяснит, почему на Кейле явно не его одежда. — Вот чертова ведьма! Курд издал губами звук сочного поцелуя. Чересчур сочного. Судя по ухмылке, которая скользнула по его лицу, он представил себя на месте Кейла. — И почему это мы до сих пор с тобой не замутили? Я устроилась на стуле напротив. — Не люблю деловых. — О, точно, помню! Как я мог забыть? Курд кивнул в сторону Кейла: — А как зовут нашего немого? — Это Курд, а это Кейл, — представила я их друг другу. И снова: — Это Кейл, а это Курд. Неожиданно тишину прервал голос Кейла: — Я ведь только прикоснулся к тебе… Курд заржал: — Если ты валялся в ее постели, ты, естественно, прикасался не только к самому себе. Он повернулся ко мне: — Он что, из этих? Я сверкнула на него глазами. Курд пожал плечами: — Ладно. Вы, отморозки, пить хотите? Пойду за содовой. Или вам чего покрепче? — Мне содовой, — сказала я, закатив глаза. Кейл подождал, пока Курд скроется в конце длинной лестницы, ведущей на первый этаж, и шагнул ко мне. — Я же прикоснулся к тебе, — вновь сказал он. — Да. Это было все, что я смогла выговорить — взгляд его голубых глаз пригвоздил меня к стулу. Буря эмоций ревела в моем мозгу. Желание узнать все про мужиков в таинственных трико перебивало желание узнать все про Кейла. А тут еще папашка с пистолетом… — А ты не умерла… — А что, должна была? И опять тот же взгляд: будто он стоит перед невесть каким мифическим созданием, и ему гарантировали исполнение годового запаса желаний. Мне стало не по себе. Мне вообще-то не в новинку, если кто-то на меня пялится; справедливости ради, я и сама сегодня пялилась выше крыши. Но теперь все по-другому. Степень интенсивности совсем другая — такого у меня еще никогда не было. Он приблизился на шаг, слегка наклонив голову. — Такого еще никогда не было. Никогда, — произнес он. Потом протянул руку, но, поколебавшись, отвел ее назад. — Можно… можно я опять прикоснусь к тебе? Наверное, у меня бы крыша съехала от такого вопроса. В любой другой день — точно. Но глаза Кейла горели таким любопытством, таким изумлением! И куда подевалось то холодное выражение лица, которое не покидало его у меня дома? Его голос обрел мягкость, но сквозь эту мягкость сквозило яростное желание, от которого у меня пересохло во рту. Я отогнала чувство дискомфорта, кивнула и встала. Несмотря на приличный рост, он двигался удивительно быстро: мгновенно обогнул кофейный столик и встал напротив меня. Близко. Совсем близко. Мы буквально дышали одним воздухом. Я думала, он возьмет меня за руку или за плечо, но вместо этого он поднял правую руку и мягко коснулся ладонью моего лица. — Какая теплая! — проговорил он с трепетом в голосе, а его пальцы — легче пуха — касались кожи у меня под глазами, словно он отирал мне слезы. — Такая нежная! Никогда ничего подобного я не чувствовал. Я тоже. Скользнув по моей коже, его пальцы оставили на ней след в виде легких покалываний, которые теперь пронзили все мое тело. Его дыхание мягко овевало мой лоб и щеки, дыхание теплое и ласковое, кружащее голову… Грохнуло что-то наверху. Это Курд. Что-то уронил. Я очнулась, перевела дух: — Ну, и где спасибо? Он словно не слышал. — Ты помогла мне уйти от Кросса, — проговорил он. — Почему? Я пытался тебя убить, а ты помогла мне спастись. Я пожала плечами: — Мой папашка ублюдок. У меня хобби — доставать его. К тому же ты и не пытался меня убить. Ты просто испугался — Я не могу испугаться. — Все могут. Но нам было не для споров. Мне нужны ответы. Голова вспухла от всякой всячины. Папашка. Странные ночные звонки. Неурочные поездки в офис. Если бы я тогда обращала внимание, я бы поняла — это сигналы тревоги. — Ты сказал, мой отец убийца. Это что, в переносном смысле? — спросила я. — Я — одно из его орудий, — ответил Кейл. — Орудий? — Он меня использует. То, как он это произнес, пробило меня холодом. На этот раз жутковатым. — Для чего? — спросила я. — Ты шпионишь за клиентами его конкурентов? Я понимала, что все это чушь, но мое подсознание, как за соломинку, держалось за мысль: твой отец — юрист… — Нет. Я сложила руки на груди. Раздражение нарастало. — Ну так хоть намекни. Что ты делаешь для моего папашки? Сделав два шага вперед, он сверкнул глазами и тихо произнес: — Убиваю. Я сморгнула и попыталась представить своего отца большим плохим парнем. Не смогла. Или не захотела? Понятно, он стал чем-то вроде машины, и мы не разговаривали уже много лет. Но чтобы он был убийцей? В голову не лезло. Подняв руки и повернув их ладонями вверх, Кейл стал сгибать и разгибать пальцы. — Они приносят смерть всему, чего я касаюсь. Я вспомнила землю, где он стоял — там, возле ручья. В ней что-то было не так. Вот что: она была лишена цвета. Я тогда списала это на воздействие пива, которое было во мне, но теперь… Он отскакивал всякий раз, когда я подходила достаточно близко, чтобы коснуться его… Он так и не снял мои кеды… Воздух свинцом застыл в моих легких, а комната начала сжиматься в размерах. — Твоя кожа… — начала я. Я бы назвала это все дерьмовой чушью, но из всех людей я была именно тем человеком, кто знал: дерьмовая чушь — вещь реальная. И зря что ли среди рейверов ходят разговоры о пацане, которого семь лет назад арестовали во время Самрана. Фишка была в том, что пацан устроил короткое замыкание голыми пальцами прямо на тусовке, куда его загнали полицейские. Но его забрали, и никто его потом не видел. — Несет смерть, — подхватил он, — всему живому. Он протянул руку и легким движением прошелся по линии моего подбородка и щеке. — Кроме тебя. Как это получается, что я могу к тебе прикасаться? Любой другой уже умер бы страшной смертью. Голос Кейла был столь же мягок, как и кожа на его руке, которая скользила по моему лицу. Я отступила назад. — Так, секунду, дай сосредоточиться. Ты пытаешься мне впарить, что мой папашка использует тебя в качестве оружия? Но против чего конкретно? Его лицо помрачнело: — Не чего, а кого. — Ну и кого? Вряд ли я хотела услышать его ответ. Тут одно из двух: либо мой таинственный красавчик чокнутый, либо мой папашка… И от любого варианта будет несладко. — Людей, — отозвался Кейл. — Он использует меня, чтобы наказывать людей. Я носилась по комнате, растирая виски — еще немного, и башка взорвется от напряжения. — Ты прикасаешься к людям, и они умирают? — переспросила я. — И это тебе велит делать мой отец? — Именно так. И совсем не так! Я никак не могла представить своего отца персонажем триллера. Он ведь просто долбаный трудоголик с мозолью во всю задницу от бесконечного сидения в офисе. Ну, бывают у него залеты. Ну, есть у него пушка — значит, есть на то причины. Я перестала носиться по комнате и, остановившись перед Кейлом, произнесла тоном, которым старалась убедить скорее себя, чем его: — Ты врешь. Мой отец юрист. — А что, юристы убивают людей? Кейл с иронией смотрел на меня. — Конечно нет, — принялась я объяснять. — Они избавляют всех нас от плохих парней, ну, чтобы те никому не вредили, и вообще… Не самое точное объяснение, но лучшее, которое я могла придумать. — Тогда это совсем не то, что делает твой отец. Это делаю я. Я. Корпорация «Деназен» использует меня, чтобы наказывать тех, кто поступает плохо. Я — Шестой. И я не юрист. Ничего себе! Час от часу не легче. Объяснил! — Что за Шестой, черт возьми? — Так нас зовут. Ладно, пусть зовут. — Значит, вы наказываете тех, кто поступает плохо? А кто вам говорит, что плохо и что хорошо? — Конечно «Деназен». — Кейл нахмурился и отвернулся. — А я принадлежу ему. — А где, черт возьми, твои родители? — У меня нет родителей, — тихо отозвался Кейл. — Ты человек, а не орудие! — возмутилась я. — Ты не можешь никому принадлежать. И, конечно, у тебя есть родители, даже если ты не знаешь, где они. Вконец обозлившись, я вытащила из заднего кармана маленькое кожаное портмоне, в котором носила кредитную карточку, и достала оттуда крохотную фотографию. Это моя мама. Я нашла ее фото много лет назад в нижнем ящике стола в кабинете у папашки. Я узнала, кто это, только по надписи, выполненной синими чернилами на оборотной стороне. Отец отказался говорить о ней. Сказал просто, как ее звали, пробормотал еще нечто невразумительное — и все. Я росла и все больше становилась похожей на эту женщину на фотографии, поэтому, наверное, папашка меня и ненавидел. В конце концов, в том, что мамы больше нет, была моя вина — она умерла родами. — Смотри, — проговорила я, размахивая фотографией перед носом Кейла. — Моя мать умерла, но это не означает, что ее у меня не было. Кейл придвинулся и взял фотографию. При этом он, как я думаю, намеренно коснулся пальцами моего запястья. Быстрая улыбка скользнула по его лицу. — Это твоя мать? Я кивнула. — И ты не видишься с ней? — Как я могу видеться с ней? Она же умерла! — Она не умерла. Она живет со мной в комплексе. Кейл отошел в сторону, по-прежнему держа фото в руке. Нашел в углу пару старых башмаков Курда и, прислонившись к стене, сбросил мои кеды. Кеды упали на пол с тяжелым стуком. Мир остановился. Воздух в комнате, стены, сама комната куда-то исчезли. — Что? Кейл поднес фотографию к глазам, вгляделся. — Это Сью, — промолвил он.