Глава 21. Шепчет правда, шепчет ложь...
5 июля 2015 г. в 00:00
Безумства следует совершать осторожно. А. Монтерлан
Гарри терзался обрывочным воспоминанием несколько дней, прежде чем решился поговорить с Гермионой. Возможно, и не в чем себя винить, только крайне стыдно, что утаил правду от своей девушки. Какая-то ложь во спасение... Которую потом старался загладить как мог, надеясь, что Джинни не воспримет подобное любовное рвение проявлением скрытого чувства вины. Может, это и не воспоминание вообще, а лишь плод воспалённого воображения... Но в глубине души, как заезженная пластинка, звучало одно: «Если ты подлец и изменил Джинни, то имей смелость признать это. Хотя бы перед самим собой». Принять истину несложно — жить с ней труднее. А рассказать о случившемся Гермионе, учитывая ужасные события, нелегко... Но необходимо. И Гарри сделал это. Почти. Он отыскал её в библиотеке. Полуметровые стопки книг, словно маленькие башенки, возвышались вокруг Гермионы, практически закрывая от посторонних взглядов. И если бы она не вскочила со стула, возвращая один из талмудов на своё место, то заметить её помогло лишь чудо. Устроившись у самого окна, перед стеллажом с фантастическим обилием литературы, да ещё и обложившись «знаниями», Гермиона невольно производила впечатление, что она не только учится, но ещё и прячется. Гарри машинально огляделся, отлевитировал одну из башенок со стула на подоконник и, устроившись рядом с подругой, старался не смотреть ей в лицо. — Привет, Гарри, — вполголоса сказала она, приподнявшись, и ловким движением подбросила книгу в переливающемся переплёте. Та, зачарованная, беззвучно вернулась на полку, расталкивая бумажных «соседей». — Неужели Джинни так и не уломала тебя брать уроки танцев? — Гермиона даже не пыталась сдержать улыбку. Не далее как вчера в гостиной разыгралось маленькое забавное представление на тему «я покусаю тебя прямо сейчас, если ты не согласишься составить компанию Невиллу». — Я оказался ей не по зубам, — с абсолютно серьёзным лицом отшутился Гарри. — Если откровенно, у Джинни больше шансов заставить Рона. Он попытался вообразить себе эту сцену: комедия с элементами трагедии. Рискованно и никаких гарантий. Взгляд выхватил одно из книжных названий: «Дезиллюминационные чары и особенности их применения». И когда Гермиона всё успевает? — С Роном сработает только заклятье, — предположил Гарри. — Но, мне кажется, тут даже Империо бессильно. А вот миссис Уизли справилась бы вполне... — Сдаётся мне, и с тобой тоже, — с иронией заметила Гермиона, с места отправляя на полку очередной том с надписью «Колдомедицина против душевных болезней». Учитывая книжное нагромождение, оставалось только позавидовать потрясающей способности Гермионы помнить, что и где взяла. Ошибёшься со стеллажом — и прилетит обратно! — Только Джинни не говори, — заговорщически произнёс Гарри и протянул Гермионе следующий фолиант. Она мельком взглянула на обложку и отложила его в сторону, но труд по медицине прочно засел у Гарри в голове, потому он спросил напрямую: — Считаешь, мы медленно сходим с ума? Без вариантов? С подобной точки зрения недавнее видение могло оказаться галлюцинацией. Это немного утешало. Чужие холодные губы узнать было невозможно. Прям хоть устраивай анонимный опрос на тему, кто целовался с Поттером, и надейся, что откликнутся не слишком многие, принимая во внимание всевозможные пересуды. Сумасшедшая мысль!.. Но с учётом будущих перспектив — ничего необычного. — Предпочитаю об этом не думать, — Гермиона прижала какой-то увесистый томик к груди. — Но пока не поймаем виновного, нам стоит быть осторожнее, — она перевела дыхание и уточнила: — С чувствами. И, возможно, как и Рон, довериться зельям. Кстати, что ты скажешь об Эйфорийном? Воля волей, но и помочь себе не грех. Гермиона и сама, из предусмотрительности, переписала в тетрадь пару рецептов, ведь брать эмоции под контроль становилось всё труднее. Они управляли. Подавляли. Вредили. Бродили по пятам и нашёптывали «тик-так», ведя свой собственный отсчёт. — К сожалению, время работает против нас, — добавила Гермиона. — Я всё пытаюсь распознать мотивы, а в итоге — одни догадки. В поступках этой воровки есть странности, взять те же очки, и я в шаге от того, чтобы... — Воровки? — перебил Гарри и, выпрямившись, рискнул подбросить книгу с тарабарским названием: древние руны не входили в перечень его дисциплин. Та почти сразу отрикошетила, и если бы не реакция ловца — прилетело бы точно между глаз. Гарри по инерции рухнул на сиденье: — То есть на меня напала девушка? После размытого поцелуя он сам это подозревал, но не сваливать же новость вот так, в лоб. Когда не знаешь, с чего начать: «Гермиона, я тут, по-моему, натворил всякого»? Гарри передёрнуло: — М-да... Нечасто приходилось иметь дело с преступниками в женском обличии. Беллатриса — самая запоминающаяся из них. И лучше бы так и осталось! Гермиона недоумевала. Никто не удивлён? И даже спорить не будут? С принцем-полукровкой подобную идею пресекли на корню. Однако чутьё у Гарри действительно отличное, и его молчаливое согласие только увеличивало уверенность. Даже больше: такой противник подстёгивал Гермиону, ведь она не собиралась уступать какой-то... Сколопендре. Ядовитой гадине. Хищнице. Причиняющей боль, стоит лишь прикоснуться против её воли. Бездумно брошенное слово вдруг обрело некий смысл. — Да, девушка, — Гермиона ещё раз прокрутила в голове цепь рассуждений. И причина даже не в том, что пытаешься обелить Малфоя... Некоторые факты толкали в определённом направлении: — А значит, это или студентка, или преподаватель. После некоторых раздумий толстая книга, в отличие от своих предшественниц, отправилась не на стеллаж, а в седельную сумку. — Понимаешь, Гарри... — продолжила Гермиона, — если отравитель и грабитель — одно лицо, вряд ли Стеббинс перепутала лже-Миртл с мальчиком. Хотя и этой возможности я не исключаю, — она чуть наклонилась к другу: — Ты помрачнел. Я что-то не то сказала? Не то?! Да, блин, не то! Гарри почувствовал отвращение. К себе. К неизвестному. К чёртовым ледяным губам! Парень? Вот только этого не хватало! Гарри шумно выдохнул, снял очки и стал тереть переносицу. Час от часу не легче. Но почему у самого не промелькнуло... такое? Потому что это маразм. А Гермиона зашептала: — Но, повторяю, я за девушку, — не только же другой половине человечества нести венец зла. — Гарри, я не могу отделаться от ощущения, что она нас неплохо знает. И достаточно умна. Продумала каждый шаг, каждую жертву и даже эмоцию, используя оставшиеся против нас самих. С Роном сыграла на его вспыльчивости, не лишив гнева, со мной — на жажде нового и бесстрашии, с тобой... Гермиона предпочла не договорить. Пессимизм Гарри грозил перерасти в глубокую депрессию. — И то, что мы до сих пор не раскрыли её... — она снова задумалась. — Или всё-таки его... В общем, кто бы это ни был, он действует очень осмотрительно. — По крайней мере, это не Гойл, — всё ещё в ужасе при мысли о парне заключил Гарри. — Мозгов не хватит. А если ей помогают? — неожиданно даже для себя спросил он. Малфой, как наваждение, всплывал всякий раз, стоило уйти в поиски виноватых. — Согласись, одна голова — хорошо, а две — лучше. Это бы объяснило отравления, несколько выбивающиеся из схемы. А два человека — две тактики. Хотя есть вероятность, что события никак не связаны, всё-таки... что скажешь? При мысли, что преступник один и он не девушка, на Гарри накатывали ярость и чудовищный соблазн разбить ему морду. А если это Малфой... Так дважды! Поттер сжал челюсти. Подступила тошнота. От версии Гарри Гермионе стало не по себе. И сразу же пропало желание рассказывать ему о розарии. Ведь, как говорится, не пойман — не вор. Кому принадлежали те злосчастные ягоды — неизвестно. И очень хотелось, чтобы это был... не Малфой. В рассуждениях Гарри, конечно, есть своя логика. Преступный сговор смог бы объяснить некоторые нестыковки. Но союзник в тёмных делах — всегда риск. Либо ты с ним до конца, либо... приходится от него избавляться. А вот от этой мысли стало плохо. Гермиона завелась, вскочила с места: — Скажу, что устала от загадок. Чёрт!.. Впервые в жизни я от них устала. Неужели это первые симптомы ненормальности? Словно перегорали внутренние «батарейки». Такой крошечный звоночек, что до психиатрического отделения в Мунго не очень далеко. — Нет, так нельзя! — Гермиона вбивала в себя упрямство. — Как только я разберусь в планах этой Сколопендры... — неизвестность уже душила, — найду способ и в ловушку заманить. А я разберусь, Гарри, уж поверь. «Заманить в ловушку? — он напрягся. Поднялся следом и взял со стола учебник по Нумерологии, прокручивая в голове нехитрую мысль: — Как бы Малфой сам этого не сделал». Слишком уж близко он подобрался к Гермионе. Чересчур близко для него. Спрашивается: ради чего? Малфои всегда там, где выгода. А значит, он что-то задумал. Или... нет? Пора бы уже избавиться от неопределённости. И ведь существует способ — Гермиона. Тогда на душе стало бы гораздо спокойнее. Им обоим. Странно, но Гарри достала излишняя подозрительность: она грызла, накручивала, сбивала с толку. А так... Минус один подозреваемый (невероятно, но не чужой для Гермионы), и можно не терзать себя хотя бы этим. А с чувствами они сами разберутся! — Раз уж речь зашла о планах... — протянул Гарри, нервно постукивая уголком книги по лакированной поверхности стола. — Кому-то не помешает освежить собственную память насчёт сверхсекретного. Гермиона приподняла брови. Понятно, к чему клонил Гарри: сыворотка правды. Тайна, неизвестная другу и скрываемая от бывшего врага. Только вот ни действовать, ни озвучивать подробности того самого плана Гермиона и сейчас была не готова, поэтому оставила замечание без комментариев. Пусть жутко наивно, пусть опасно, пусть несусветная дурь — верить Малфою, но иначе не получалось. Потому что почувствовала выстраданную слабость, одну на двоих, в тот момент, когда он поцеловал её в раздевалке. Даже раньше: когда услышал за отчаянной просьбой невысказанную боль. Забыл о долге, о «нельзя», обо всех «нет», что они твердили друг другу. Не захотел отнимать ни минуты воспоминаний, а только наполнил новыми: неудержимыми, иступлёнными и безрассудными. «Пусть так!..» — ведь там на какое-то время исчезли все правила. Осталась борьба с ними под стук неравнодушного сердца. И голоса Драко, ласкающего слух и наполненного желанием быть ещё ближе. Обжигаться, раниться, изводить друг друга, но не отталкивать. Однако Гарри не отступал, и прозвучал тонкий намёк на толстые обстоятельства: — А с кем… ты… идёшь на бал? — может, и некрасиво лезть в чужие отношения, но именно из таких мероприятий получаются отменные ловушки. — А то я... В общем… Гарри мялся, не представляя, как преподнести свою задумку, да ещё плохо оформленную, потактичнее. Даже если шансы, что его поддержат в подобной выходке, невелики. Гермиона растерянно посмотрела на Гарри. Элементарный вопрос вдруг поставил её в тупик. Что вполне объяснимо: есть большая разница между тем, с кем хочешь пойти, и реальностью. А произнести твёрдое «ни с кем» язык не поворачивался. Вдруг всё изменится… Бал ведь не завтра! Врать другу, конечно же, глупо, но стоило только задуматься об ответе, как пропало всякое желание обсуждать эту тему, потому как… — Что я слышу? — позади Гарри раздался издевательский голос Блейза. Тот словно вырос из-под земли, подпирая плечом соседний стеллаж. — У нас тут приглашение на бал? — лицо Забини немного вытянулось от притворного изумления. — Так гордость волшебного мира сменил подружку? — Отвали, Забини! — бросил Гарри, не оборачиваясь. И не сознаешься же, что на досуге расставляешь сети для Малфоя. — Я бы с радостью... — саркастично заявил Блейз, извлекая из кармана прытко пишущее перо и листок пергамента. — Но как корреспондент местной газеты, просто обязан осветить столь знаменательное событие: возвращение несравненного Гарри Поттера, так сказать, к истокам, — в один из вечеров в компании с Драко было найдено роскошное прикрытие для запрещённых принадлежностей. — Я уже вижу заголовок: «Разлучённые сердца снова вместе!» Умиляет до тошноты. Мой правдивый рассказ о том, что в канун бала Грейнджер вернулась к Поттеру, для многих станет настоящим откровением, — писака включил напыщенность: — О Мерлин!.. Она, наконец, сказала ему... Блейз умолк и заглянул в записи, приложив пальцы ко лбу, наигранно обдумывая статью: — А знаешь, Драко, — тот нарисовался рядом чуть ранее, — ставлю пятьдесят галлеонов на «да»! Забини с вызовом уставился на приятеля. Пари на горе-кавалера грязнокровной выскочки — это ведь так забавно! Драко, скрестив руки на груди, переводил взгляд с Грейнджер на кобеля-Поттера и старался разобраться: «Это что здесь, чёрт подери, происходит?!» Кому-то очкастому непонятно, что держаться подальше от неё — для его святой задницы самое разумное? Или нужно вбить-таки в башку, что ему грозит за извращённые фантазии не по адресу? Какое, к драклу, приглашение?! Он мысленно закипал: «Я хочу знать! — Драко расцепил руки и стал неслышно, но медленно постукивать кулаком по мебельной стойке, ненамеренно привлекая внимание Грейнджер. Бесить она, безусловно, умела, но что за детские выходки?! Назло? — Я ведь Дафне ничего не обещал, — с оговоркой: — пока что… Зачем Поттер? Приключений ищешь?» Драко сосредоточился: «Посмотрим...» Попытка прочесть ответ в чудесно-лохматой голове ни к чему не привела. В сознании раздавались сплошные «уйди». «Ага… Спешу и падаю!» Пора бы уже уяснить, что ревность — уловка для избранных козлов. И только для них! Эх, Грейнджер ещё учить и учить... Драко не сомневался: её стоны не лгали. Ласки — тоже. И пусть она наивная… чокнутая... Но — его! «Если подставишь меня в пари с Блейзом — выпорю на глазах у всего твоего дебильного факультета!» — эта премилая воображаемая картинка вызвала ехидную улыбку, сдержать которую… почти удалось. Самоуверенно, конечно, но иначе и быть не могло: — Повышаю до ста, — авторитетно изрёк Драко, перестав отстукивать изломанный ритм. Небольшая пауза, и: — Ставлю на «нет». Аромат свежего пергамента никогда не перебьёт… — Драко скривился, — ...запах Поттера. — Тогда с кем она пойдёт? — недоумевал Блейз, легко толкнув Малфоя плечом. — Не с Уизелом же! Или выкидывать подобные глупости для Грейнджер уже традиция? Хотя… Он снисходительно возвёл глаза к потолку и вздохнул. — Всё лучше, чем одной, — с воодушевлением поддевал Блейз. — Слушай, Драко… А может, они придут втроём? Как в былые времена. Сам знаешь, рыжему дублёр не помешает. И какой-никакой, но мозг. А то спутает её под маской с той же Браун, и светлая память его... кхм… достоинству, — Блейз прозрачно подмигнул Драко. Оба засмеялись. Малфой всё ждал, когда Грейнджер прервёт этот фарс своим «нет», «меня уже пригласили», «не ваше дело»… Ну хоть что-то! Так — нет! Как в рот воды набрала. С чего вдруг? Драко предпринял новую попытку влезть в заумную голову, а там снисходительное: «Не надоело?» Нет! — Втроём? — усомнился Драко. — Геройской шайкой? Без посторонних? Сандра, конечно, любительница помогать кому не следует, — он рассуждал вслух, явно намекая на окклюменцию. Специально для невыносимых тихонь. — Только ведь бесполезно. До некоторых очевидные вещи, увы, никак не доходят. Он тут же заявил с видом знатока: — Нет, Блейз, нищеброд не вариант, Фоссет его приручила. Но я не удивлюсь, если это будет… — Драко малость задёргался. Что ещё за выкрутасы с Поттером?! Его фантазию заносило: — Профессор Дамблдор. А что? Грейнджер самонадеянности не занимать. Да и мало ли в Хогвартсе идиотов вроде Крама! — И ведь точно! — подхватил Блейз. Оживился: — Тогда расширяем список до трёх факультетов. Их там таких — море! Макмиллан? Белби? Корнер? Стой… А Хупер — так вообще находка в стиле Маклаггена! — Тебя-то это что так волнует, Забини? — не выдержал Гарри. Отложил книгу на стол и потянулся за палочкой. Взмах — и волшебное перо приклеилось к оконному стеклу. Намертво. Только Забини ещё предстояло это узнать. После Скитер Гермиона кое-чему научила. — Если ты подзабыл, Блейз, вы, слизеринцы — короли среди идиотов! — оборонялся Гарри. — Думаю, ты хотел позвать её сам. А теперь сходишь с ума оттого, что тебя опередили! Драко парировал раньше Блейза: — Бедненький Поттер... — едко попенял он. — Как тебя от предтанцевальной лихорадки-то скрутило. Иначе чего ж ты видишь соперников даже там, где их по определению быть не может! Навязчивые идеи преследуют, да? Гарри при этих словах стиснул палочку, ведь змеёныш бил по больному. — Грейнджер, скажи ему уже «нет», что ли… — Драко входил во вкус. — Мне пофигу, с кем ты пойдёшь, список огромен, но очень уж хочется стать чуточку богаче... Кстати, Блейз, ставлю ещё пятьдесят галлеонов, что она, не изменяя гриффиндорским принципам, сама пригласит себе пару. Читай между строк: какого-нибудь Мистера Зануду. Блейз спрятал пергамент в карман и важно кивнул головой, принимая ставку. Драко остался собой доволен. Грейнджер нужен Поттер, как корове седло. На балу — тоже. И похрену, что они тут за представление устроили! А Гермиона лишь… улыбнулась. Не отводя взгляда от Малфоя, подошла к нему почти вплотную, наплевав на волнующую близость и удивлённо-возмущённое лицо Забини. А затем произнесла негромко, но отчётливо: — Сколько шума из ничего... Если вам так уж неймётся, бедненьким, предлагаю сделку. Короткий взгляд в сторону Блейза, и тут же: — Выбери сам, Малфой. И обещаю: я его приглашу. Или компенсирую тебе убытки, — абсолютно серьёзно. Никакого блефа. Играть, так по-крупному. Гермиона не была уверена, что он прочтёт, но: «Ты сам виноват. Посмотрим, кого предложит твоя ревность». Она понимала — главное не затягивать. Пусть Малфой поступит спонтанно. Хоть немного выдаст себя. Не перед окружающими — перед ней. Да, она хочет пойти с ним. Очень. Полностью отдавая отчёт в причинах и неразумности своих желаний. Да, мечтать не вредно... Но вредно позволять Малфою разрушать мечты. А Драко смотрел в дерзко-изучающие карие глаза, пытаясь разобраться: это шутка или вызов? И молчал, лихорадочно ища выход. На деньги начхать, а вот на Грейнджер… Что за ахинея?.. И почему бы не назвать первое попавшееся имя?! А вдруг тот не откажет? Бал и героиня войны — отличный соблазн хвастать этим на каждом углу! И Гермиона повторила чуть тише, но вполне уловимо: — Давай, выбирай. Что же ты... Невероятно, но несмотря на публичное место, в воздухе повисла тишина. Несколько секунд Забини с Поттером, стоя у противоположных стеллажей, нехотя переглядывались. Блейз не верил собственным глазам: Грейнджер смотрела на Малфоя так... недвусмысленно. Вплетая во взгляд острую зависимость и неприкрытую власть. Невидимое напряжение между ними заставляло маску безразличия на лице Драко тускнеть. Чушь какая-то! И тут Гарри пошёл ва-банк. Ему ли не знать, что творится между двумя ненормальными: — Гермиона, пригласи Малфоя, — такой же ненормальный, но точный выстрел. — И посмотрим, как он трусливо скажет «нет», — Гарри в ожидании скрестил руки: — Ставлю на это пятьсот галлеонов, Забини! Вот теперь он убьёт двух зайцев сразу. Которые, похоже, не могут не искать себе проблем. — Разоришься, Поттер! — проронил Блейз с округлившимися глазами. И на мгновение решил, что проучить очкастого осла не помешает. Выигрыш-то приличный! Но Драко и Грейнджер... Вот вляпались! Гермиона, не оборачиваясь на, кажется, сошедшего с ума Гарри, шептала почти у самых губ Малфоя: — Что ты на это ответишь? — почти интимно, с лёгкой издёвкой. И Драко наконец нашёлся: — Ты сначала пригласи. При всех. И узнаешь, — уголки губ тронула любимая ухмылка. — Ну как, Грейнджер? Вот так-то, милая моя. Твой ход. Но она не собиралась отступать. Хотя ощущала, что между ними всё повторялось, как в навязчивом сне, — только отогнать его не получалось. Память воскрешала слова: злые и нежные. Резкие и мягкие. Свои и Малфоя. Раня и подавляя волю. И от каждой новой близости не было легче. Но даже её для Гермионы недостаточно. Ответ не заставил себя долго ждать: — Не раньше, чем ты назовёшь меня по имени, Малфой. Атмосфера накалялась. Их желания почти очевидны... И пусть Её Величество Невозможность решала всё, им обоим сложно было представить, куда это противостояние заведёт. С самого первого поцелуя их отношения — форменное помешательство. И хотя безумен не мир, а люди, лишь для Гермионы эмоциональные часики отсчитывали «тик-так». В эти минуты — особенно. — И давно ты этого хочешь? — спросил Малфой у самого уха. Еле слышно. Согревая кожу Гермионы дыханием. Он отстранился, вырывая обоих из затянувшегося спектакля холодным и чётким: — Никогда, — так отрезвляюще… Тут же развернувшись, Драко зашагал прочь. Заинтригованный Блейз — за ним. — Ты должен мне пять сотен, Забини! — ничуть не заботясь о деньгах, поддел вслед Гарри и пригляделся к Гермионе. А она, как будто ничего особенного не произошло, вернулась к своим книжным башенкам, с невозмутимым лицом возвращая на место фолиант за фолиантом. Блейз, как оглушённый, оставил перо на стекле, а выпад без ответа, потому что было явно не до того: — Так, Драко... Что происходит? — глухо спросил он, стоило им отойти на приличное расстояние. — Между тобой и... — Ничего, — перебил тот равнодушным тоном, не сбавляя шаг. И не скажешь же, что просто занимаешься сексом с Грейнджер. — Как обычно, достаём Поттера и его подружку! В душе теплилась слабая надежда, что отмазка сработает. О-очень слабая, но всё-таки... И куда понесло при Блейзе? Хренов Тот-Который-выжил не волновал. Драко внутренне приготовился к нотациям. И, возможно, оскорблениям. — Блин, я ещё не ослеп! — Забини остановился, вцепился Малфою в руку и развернул к себе. Приблизился и сказал ещё тише, чем прежде: — Грейнджер? Драко, ты в своём уме?! Она же... Она… Ты сам всё знаешь! Отец тебя не простит, если вдруг... Блейз не договорил. Его друг смотрел как бы сквозь него. Словно перед ним привидение, а не человек. — Да что с тобой?! — пытал Блейз. — Рехнулся?.. Значит, так… Я сделаю вид, что ничего не видел. Потому что, если честно... Он понял, продолжать бессмысленно, и потому выдал неровно-обеспокоенно: — Неужели это того стоит? Драко высвободился, снова зашагал вперёд и выпалил, не раздумывая, по-прежнему стараясь не сталкиваться с осуждающим взглядом: — Нет, Блейз. Но иначе не получается, — и ведь каждое слово — правда. — Забудь. Это пройдёт. Сглотнуть удалось с трудом. Но и последнее тоже не ложь — данность. Забини, не споря и не оглядываясь, просто брёл рядом: — Потом напомни, чтобы я приклеил язык Поттеру. Контрзаклятье будет стоить ему пятьсот галлеонов! — он по-дружески стукнул Малфоя в плечо и натянуто улыбнулся. А Драко даже не кивнул. Всё одно сплошное безумие. Тем временем Гарри не смог промолчать: — Хотел бы за тебя порадоваться, но... — начал он, переминаясь с ноги на ногу. Малфой, конечно, засранец... И Гермиона, похоже, хорошо врезала по слизеринской броне: та ещё не рассыпалась — лишь треснула, однако это ничего особо не меняло. — ...но не могу, — закончила Гермиона. — Нет. Не поэтому, — и дело не в украденной эмоции. Не в принципах. А в истине: — Только одно слово: никогда. — Я знаю, — Гарри ощутил невысказанную боль Гермионы почти физически. — И не надо об этом, хорошо? — она отмахнулась. Не из пренебрежения — от волнения. Гарри решил её отвлечь и попытался вернуться к изначальной причине разговора. И теперь, когда количество книг поубавилось, отметил на столешнице раскрытый свежий номер «Ежедневного пророка». Третья страница пестрила колдографиями мистера Лавгуда, в основном сделанных у него дома, и лишь последняя — в отделении Святого Мунго. — Ты веришь, что он виновен? — спросил Гарри, припоминая важное и самодовольное лицо Рона за завтраком: на лбу чуть ли не светилась надпись «я был прав». — Я сомневаюсь, — Гермиона разглядывала газетное фото, где растерянный Ксенофилиус Лавгуд на фоне расписных стен собственного дома прижимал к груди старый котёл. — И не перестаю думать о том, что в это, по-моему, верит Луна... На следующей колдографии люди из министерства уже допрашивали нерадивого хозяина. — То, что мистер Лавгуд немного не в себе — бесспорно, — с грустью произнесла Гермиона. — Он даже не смог толком ответить, когда отсылал Луне гостинец. Но факт, что на его кухне нашли Глаза куклы, неоспорим. Она указала на предпоследнее фото, где Ксенофилиус рьяно защищал от дознавателей свои запасы: — А ведь именно этим отравили девочек, Гарри. В колдомедицине эти плоды редко, но используют. То, что в баночке некоторые ягоды оказались совсем не рябиной, а плодами ядовитого растения, уже не секрет. Вероятно, в министерстве правы, и мистер Лавгуд из-за своей душевной болезни натворил бед, отправив в котёл совсем не то, что собирался. Судя по бардаку в шкафах, всё возможно... Ягоды довольно похожи по цвету и размеру. И, учитывая, что это не первая ошибка мистера Лавгуда, разумнее поместить его в клинику. Временно. Пока он не занялся экспериментальным самолечением! — А не слишком ли быстро в «Пророке» узнали об отравлении? — поинтересовался Гарри, рассматривая подпись под статьёй. — Думаешь, это мистер Фоссет постарался? Потому что Скитер давно не проявляла такого интереса к Хогвартсу. А все эти требования от министерства найти виновных... Кто-то ей донёс. Безусловно. — А это так важно? — Гермиона присела на стул и невесело прибавила: — Рон бы сейчас опять заявил, что это работа Паркинсон. Кто-то хотел поднять шумиху и сделал это, прибегнув к самому проверенному способу — перу Скитер. После отстранения Макгонагалл новый скандал совсем ни к чему. Не удивлюсь, если Попечительский совет соберёт внеочередное собрание. Для отчётности. — Знаешь, Рон говорит, после выписки Скитер забросала Сандру совами с просьбами об интервью. Хорошо, что мадам Помфри эту писаку к Аббот не подпускает. Особенно после того случая... — пояснил Гарри: — Рон мне всё рассказал. Невилл беспокоится, что Ханна и Луна никогда не помирятся. Но раз уж Луна невиновна, шанс всё-таки есть. А ты не думаешь, что Аббот не просто так сорвалась? Непохоже на неё. Гермиона пожала плечами: — Думаешь, она одна из нас? — но радости от догадки ни грамма. И уверенности в сказанном тоже. Ханна и раньше не считалась образцом собранности, вряд ли покушение на жизнь прошло для её психики незаметно. Быть может, случившееся в лазарете — типичный нервный срыв. — А что? Нет худа без добра, — Гарри опустился рядом. — Кто бы ни отравил девочек, он выдал нам очередную жертву. Правда, неясно, зачем проделывать такое... Тем более с тем, кто почти свихнулся. Если, конечно, виновный не запаниковал. — Может, и запаниковал, — Гермиона практически согласилась. — Насчёт Ханны ты, видимо, прав, и её сознание треснуло. То огневиски, то дуэли, то истерики... — однако оставалось то, что вбивало сомнение: — Мне неясно другое: почему жертвой выбрали именно Аббот? Что за мотив? Должна же быть причина! Чисто теоретически. И самое главное: как её понять? Пусть Ханна — ещё один полупсих, только чем это может им помочь? После Макгонагалл не особо-то полегчало. Преступник спокойно шляется по Хогвартсу, нападает на кого вздумается... А она, Гермиона Грейнджер, до сих пор не представляет, почему! — Она староста, — предположил Гарри. — Мало ли... Потом обсудим. Пришло время подкинуть свежую информацию. Да и тянуть с ней поднадоело. Он заглушил пространство и добавил: — Вообще-то, я хотел с тобой поговорить, — Гарри тяжело вздохнул, собираясь с духом. Гермиона застыла в ожидании. — Несколько дней назад, на Травологии, Невилл подсказал мне рецепт нового зелья. Для больных амнезией в результате несчастного случая. Ну и... я... рискнул. — Хочешь сказать, тебе удалось? — Гарри заметил, как от неуверенного кивка глаза подруги заблестели. Она на эмоциях сжала его руку. — Но почему ты молчал? Почему?! С этого и надо было начинать! Вопрошающий взгляд не прибавлял ему смелости. — Гарри... Гарри?.. — терпение Гермионы иссякало на глазах. — Что случилось? — она забеспокоилась. И вдруг как обухом по голове: — Кажется, я целовался с другой, — у Гарри защемило под ложечкой. От насущного признания стыда не убавилось. Гермиона потерялась совсем ненадолго и весьма непринуждённо спросила: — Так кажется или целовался? Вспомни точнее... — Знаешь, — Гарри зажмурился, — я бы предпочёл об этом забыть! — По-моему, ты всё усложняешь. Не думаю, что ты пошёл на это сознательно. А аргументы в пользу девушки растут, — Гермиона смутилась, но и промолчать не смогла: — Гарри... Ты симпатичный. И особенный. Вполне объяснимо, что кто-то увлёкся тобой. И... сам понимаешь... Воспользовался моментом и единственным способом добиться желаемого. Этот поцелуй, — про прочие возможные прегрешения и заикаться не хотелось, — оказался прекрасным дополнением к основному блюду. — Аналогии у тебя... — Только Джинни не рассказывай об этом, хорошо? — и дураку ясно, что Гарри пока не покаялся, иначе бы ревнивых глаз Джинни было не утаить. Он кивнул. — Это всё, что удалось увидеть? — Нет. Но остальное — мелочи. Помню только жуткий холод, сковавший тело. Даже вдохнуть не получалось. — Мелочи?! — возбуждённо перебила Гермиона. Разжала руку и от волнения прикрыла рот, как будто боялась, что лишнее вот-вот сорвётся с губ. — По-твоему, это мелочи? — она бросилась пулей собирать свои вещи. — А разве нет? — Гарри, ты что, не понимаешь? Правда не понимаешь? — перья и пергаменты спешно складывались в сумку. — Как бы мне не понадобилось разрешение в Запретную секцию... — и, уставившись на друга: — Нет, твоя мантия! — Договорились, — слабо выдал он. — Только сначала просвети меня... Гермиона зашептала: — Ну же... Сложи два плюс два. Холод и эмоции... Холод и эмоции, Гарри. Много ты знаешь существ, связанных с этими двумя словами? Гарри выпрямился. Догадка ужасала: — Дементор. И будто время застыло. Вместе с ними.* * *
На сдвоенной Защите от Тёмных искусств студентов ждал неприятный сюрприз: профессор Дамблдор был явно не в духе. Во-первых, на прошлом занятии Флитвик объявил, что Попечительский совет решил: неразумно сталкивать студентов шестого и седьмого курса в дуэльном поединке. Да, все они сдали СОВ... Будущие выпускники... Да, это увеличивало число возможных противников и, как следствие, позволяло отточить навыки более тщательно, ведь каждый волшебник предпочитал свою тактику ведения боя... Но нет, нет и нет. Все эти доводы оказались бесполезными для большинства попечителей. Из-за последних событий Совет перестраховывался. Во-вторых, сегодня Флитвик настоятельно рекомендовал отказаться от поединков как минимум до Рождества, дабы избежать новых несчастных случаев и посвятить отведённое время чему-нибудь менее опасному. Дамблдора такой подход к обучению откровенно не радовал. Он здесь преподаватель, а не Совет! Возможно, дать страстям утихнуть — не такой уж плохой выход из непростой ситуации, и Флитвик хотел задержаться на своём месте подольше... Только, по мнению Дамблдора, с учётом неприятных перемен период «временно исполняющего обязанности» чересчур затянулся. Профессор Тёмных искусств с грозным лицом, игнорируя законный распорядок, устроился за своим столом вполоборота к студентам и, откинувшись на спинку стула, отрешённо любовался видом из окна минут десять. Практически в полной тишине. Лишь изредка тихое шуршание страниц нарушало её: Гермиона и не пыталась напомнить Дамблдору, что учебный процесс начался, а из уважения к преподавателю предпочла молчание и собственное чтение. Наконец, профессор поднялся. Заложив руки за спину и в упор не замечая направленных на него глаз, он прошествовал к окну и вгляделся во внутренний двор. Что там так привлекло его внимание, спрашивать никому не хотелось. Затем Дамблдор достал волшебную палочку, задёрнул шторы и остановился перед трибуной, уже, очевидно, более-менее довольный безупречным поведением студентов. Он начал без предисловий: — Кто-нибудь хочет рассказать остальным про Дезиллюминационные чары? Никто не удивился, когда Гермиона вытянула руку. — Давайте без этого, — буркнул Дамблдор. — Просто ответьте. — Дезиллюминационные чары позволяют сделать объект, живой и неживой, совершенно неотличимым от окружающей обстановки. При этом человек чувствует прохладные струйки, бегущие по телу, благодаря которым и возникает эффект хамелеона. Чарам невидимости, как и некоторым другим, присуща любопытная особенность: их значительно легче наложить на других, чем на самого себя. На неживое проще, чем на живое. От волшебника требуется умение. Подвижные объекты намного быстрее отталкивают магию, и из-за этого удерживать её долго сложнее, чем создать. По той же причине использовать дезиллюминацию на местности удаётся более успешно. А хозяевам гиппогрифов, например, приходится делать это ежедневно. И всё-таки здесь многое зависит от способностей. — Прекрасно, мисс Грейнджер, — похвалил Дамблдор. — Десять баллов Гриффиндору. Запомните, однажды Дезиллюминационное заклинание может спасти вам жизнь. И хотя некоторые волшебники предпочитают мантии-невидимки, лично я — за собственные силы. Волшебной накидки может не оказаться рядом, а палочка почти всегда при вас. Да и качество некоторых мантий оставляет желать лучшего, магии хватает на три-четыре часа использования. Максимум — пять. После таких покупок вы очень ясно прочувствуете, почему некоторые магазинчики оправдывают своё название. «Всевозможные вредилки». Колкий намёк на владения Джорджа очевиден. Как и на то, что ему следует сначала отточить умение, а потом уже продавать подобное. Мало кто знал, что кое-кто из новеньких уже попался на «горячем», в буквальном смысле собираясь устроить Филчу головомойку. Рон покраснел бы от стыда, если б мог... А так — только разозлился: — Коз-зёл, — проскрежетал он. Джордж ведь чёрным по белому написал: мантия-невидимка «Не-жди-невозможного». Для несерьёзных проделок и часа хватит. Гарри пнул под столом распустившегося друга. — Мистер Уизли, — невероятно спокойно произнёс Аберфорт, — учитывая мою искреннюю любовь к этим животным, в первый раз я сочту это за комплимент. Что будет во второй, вам лучше не знать! — Помолчи, Рон! — шикнула Гермиона. «Наверное, он забыл принять зелье». — А теперь о нюансах, — продолжил Дамблдор, расхаживая по кабинету взад-вперёд. — Дезиллюминационные чары не гарантируют того, что вас не обнаружат. К примеру, Гоменум ревелио или спектрально-астральные очки легко справятся с этой задачей. И ещё: пока вы не усовершенствуете свою технику, вам будет сложно применять любые другие заклинания, будучи невидимым. От столкновения заклятий дезиллюминационная магия рассыплется. Это понятно? Многие кивнули. — Кто напомнит мне три условия, о которых необходимо помнить магу, накладывающему подобные чары? — профессор оглядел студентов. — Исключение трёх «Н», — отчётливо продекларировала Гермиона. — Первое — неуверенности. Она недопустима. Второе... — Стоп, стоп, стоп, — перебил Дамблдор. — А кто-нибудь, кроме мисс Грейнджер, ещё открывает учебник? Рон опустил глаза. Гарри — тоже. — Второе — неб... небрежности, — робко ответила Парвати. — Дезиллюминационное заклинание требует чёткости во всём. От движений до произношения. — Пять баллов Гриффиндору за общие усилия. Но, мисс Патил, вы нарушаете первое же исключение, даже не начав, — упрекнул её профессор. — И хотя вы абсолютно правы, почему-то колеблетесь. А что добавит факультет Слизерин? Или он предпочитает сваливать всю работу на других? Язвительное замечание достигло цели. Малфой терпеть не мог, когда слизеринцев выставляли неучами. Но Дамблдор — не Снейп, не церемонился. Драко не стал дожидаться, пока его опередят: — Третье и самое важное — невидимости. Следует помнить, что под заклятьем прямое столкновение с себе подобным почти всегда разрушает дезиллюминационные чары. И значит, бал невидимок практически утопия. Гермионе чуть не икнулось при слове «бал». — Решили привнести в ответ немного оригинальности? — Аберфорт вскинул брови. — Мне нравится. А что значит «почти всегда»? — Магия, наложенная одной палочкой, часто не разрушается, будучи родственной, — Блейз отвечал так же уверенно, как и Малфой. — По этой же причине палочки-сёстры не сражаются друг с другом, и в редких случаях возникает эффект Приори Инкантатем. — Пять баллов Слизерину. Опять же, общими усилиями, — профессор тут же вытянул палочку и резким диагональным движением заставил исчезнуть свой стол в одно мгновение. — Для тех, кто не открывал учебник, поясняю: не вздумайте выписывать в воздухе кренделя и выкрикивать заклинание. Невербальность куда более результативна, особенно если речь идёт об исчезновении. Рука не должна дрожать, ронять палочку, пытаться проткнуть объект или, ещё хуже — несчастное тело. Она должна двигаться резко и уверенно. Точно по воображаемой прямой. Заклинание надо произносить чётко. На одном дыхании. Соблюдая ударения и интонацию. Монотонную и спокойную. Это вам не Остолбеней! Монтегю решил выделиться: — А заикаться можно? — и хихикнул. — Рискните, мистер Монтегю, — высказался Дамблдор. — Но если до конца занятия вы так и не исчезнете, то отработку в Запретном лесу я вам обещаю. Вот там и повеселитесь! Симус прыснул. Профессор нахмурился: — Так вот... Сегодня мы с вами будем отрабатывать дезиллюминационные чары не просто на живом объекте, а исключительно на себе. Не вижу смысла облегчать вам задачу, — неважное настроение налицо. — Произнесите невербально, — следующее зазвучало нараспев: — «Сальвиа гексиа ипсе-дамнум» и упрямо верьте, что это сработает. Первый, кто исчезнет целиком, а не по частям, заработает для своего факультета двадцать баллов. Полные бездари могут попробовать заколдовать своего друга: «Сальвиа гексиа дамнум», — Аберфорт остановил взгляд на Гойле, чем взбесил последнего. — Но баллов от меня не дождётся. Поднимайтесь и приступайте. И Дамблдор, отменив чары, вернулся за профессорский стол. Задвигались стулья, и воцарился гам. — И зачем мне становиться невидимым, — пробубнил Рон, — если от дементоров это всё равно не спасает! Он посчитал, что уж сейчас обсуждение тёмных существ — обычное времяпровождение. — Ты это к чему? — насторожившись, поинтересовался Гарри, придвигая стол к стене. Всё-таки размахивать руками удобнее без лишней мебели. — Сам знаешь! — огрызнулся Рон. — Мало всякой фигни на нас свалилось, что ли?! Гермиона, блин... — прошипел он. — Ты более милой версии придумать не могла?! С одной Сколопендрой всё так чудно складывалось… А теперь мандраж пробивает, — Рон отрывался сквозь зубы: — Убью эту суку! — Ты принимал зелье? — забеспокоился Гарри и заглушил небольшое пространство. — Перед завтраком? Рон!.. — Я разбил чёртов пузырёк, доволен?! — от одной мысли, что в Хогвартсе прячется мерзкое существо, гнев Рона не стихал, и жертвой утреннего срыва стало успокоительное. — Вот что за гадина завела себе такого женишка? А парень этой стерве чем не зашёл? Или противных питомцев захотелось? Я ей что, жратва?! Рон сбил в одну кучу всё, о чём шептались накануне, приправив от себя ненормальной версией «Сколопендра — подружка дементора». — Успокойся! — Гарри повысил голос. — Мы ни в чём не уверены. Даже если кто-то и кормит нашими эмоциями дементора, оставлять это безнаказанным никто не собирается. Рон продолжал заводиться: — Верю!.. Только Хогвартс — это ж грёбаный обеденный стол, Гермиона! — он поискал её глазами: всё ещё видима. — Убери палочку! Ты, блин, и без Дамблдора заставляешь исчезать Гарри — я видел. — Да, но на себе я мало практиковалась. Не всегда получается, — однако палочку Гермиона всё-таки опустила. Временно. — В ваших рассуждениях, конечно, есть смысл. Но меня больше всего занимает другое: зачем Сколопендре понадобились дементоры? И всё, что приходит в голову, откровенно не нравится. Да, они понимают человеческую речь. Способны заключать договора, а значит, ментально общаются между собой и, скорее всего, имеют лидеров. Их союз с Волдемортом основывался на выгоде. То есть они не просто нуждаются в пище, но и, как ни невероятно звучит, обладают неким разумом. А раз могут выходить из подчинения, то и — собственной волей. Потребность в пище и избирательность — ведь одних узников им было недостаточно — ещё один довод в пользу непримитивности этих существ. Им свойственны желания и цели, ради которых дементоры способны прятаться и пользоваться обстоятельствами. — Думаешь, кому-то потребовалась армия дементоров? Значит, они опять заключили союз? — Гарри чувствовал, как по спине побежал знакомый холодок. Ведь теперь нет оружия против демонов в балахонах. У Гарри — нет, потому что преступник лишил его силы. Он, а точнее, она очень продуманно и планомерно уничтожала их изнутри. Ради чего? Гарри стало страшно. Не за себя — за друзей. Война закончилась. Хватит жертв! Гермиона не исключала и такого варианта: — Схватим виновного — узнаем. Прятать дементора, даже просто общаться с ним... Отдаёт очень тёмными планами. И я почти готова попрать моральные принципы, освоить легилименцию и покопаться в чужих головах, — идея не казалась сумасшедшей. По сравнению с неизвестной угрозой — пшик! Можно, конечно, подключить Фоссет, но нет гарантий, что Сколопендра не защищает свой разум. — Давайте не сейчас, — открестилась Гермиона. — Вам обоим не помешает освоить дезиллюминацию. Помните: уверенность и чёткость! Она отошла от друзей и сосредоточилась. Паркинсон и Гринграсс, перестав таращиться в окно, следили за сокурсниками, не собираясь практиковаться. Пусть на это тратят время другие. Их кто-нибудь да защитит! Очень скоро раздался заливистый смех слизеринцев. Невилл... А конкретнее, верхняя его половина парила у стены с палочкой в руке. — Лонгботтом, от тебя сбежала твоя задница? — выкрикнул Гойл и издал звук, похожий на хрюканье. — Да он же просто разрывается между Лавгуд и Аббот! — пояснил Монтегю. — Так это... — он подавил смешок. — Твоя нижняя половина сейчас где? В лазарете или в когтевранской спальне? — Заткнитесь, уроды! — бросил Невилл, а Гарри взмахом палочки вернул ему прежний вид. — Между прочим, Ханна и Луна помирились ещё до завтрака, — вставил Рон, размахивая палочкой, как топором, и вынуждая лучшего друга периодически отклоняться. — Сандра рассказала. Луна прикупила шоколадные розы в Сладком королевстве и, должно быть, растопила ревнивое сердце. Держу пари, ещё и поревели… Гарри пропустил слова Рона мимо ушей, а остальные студенты смолкли под испытывающим взглядом профессора, будто пересчитывающего их по головам. — Мистер Монтегю, — произнёс Дамблдор, — если вы и дальше будете продолжать в том же духе, то исчезнут стены Хогвартса, но не вы. Я же показывал: по диагонали, снизу вверх. Резко. Сами не дёргайтесь, вы же не дирижёр! Ещё раз… Грэхэм попытался повторить движение. Сделал взмах палочкой, проведя невидимую черту от колена до самой макушки... И тут же раздался смех. На голове студента-неумёхи вдруг пропали волосы. — Не башка, а бладжер, — засмеялся Симус. — Самое оно!.. — Ой, помолчи уже, Финниган, — неожиданно промямлил Монтегю, ощупывая шевелюру. На месте… только невидима. — Мистер Дамблдор, а Грейнджер исчезла, — доложил Томас со своего места. — Ускакать с занятий — ещё не исчезнуть, — ехидно выкрикнул Блейз. — Наверное, побежала подыскивать себе Мистера Зануду, — непрозрачный намёк для посвящённых. — Пока однокурсницы не опередили. Бал сводит девчонок с ума, — и хотя замечание к Паркинсон не относилось, она скорчила недовольное лицо, став похожей на мопса. — Не думаю, что она сбежала, — снисходительно оспорил Драко. — Во-первых, этот чудовищный топот разбудил бы Гойла, — тот лениво клевал носом на стуле. — А во-вторых, её ведь пригласил сам Поттер! У половины студентов рты приоткрылись. Отшельник-Нотт даже прекратил что-то писать в тетрадке. Патил бросилась к Браун — посплетничать, а Гринграсс цинично-растянуто захлопала. Маленькая месть состоялась. Драко не сомневался, Уизел сейчас побагровеет от злости. И не ошибся — Рон приближался и прожигал виновного глазами. Только что молнии не метал! По зубовному скрежету удавалось различить: «Гарри... Гарри, ты... ты...» Просто музыка... Ничего, пусть Поттер разгребает! Но он был немногословен: — Нашёл кому верить, — и отмахнулся. — Джинни бы меня первая убила! — на что Рон не мог не согласиться, с трудом не запустив в Малфоя каким-нибудь заклятьем. Сердитый вид Дамблдора, предрекавший большие неприятности, сработал если не в качестве успокоительного, так определённо тормозом. — Вы бы так исчезали, как болтаете! — возмутился профессор и оглядел студентов. — Заслуженные двадцать баллов ваши, мисс Грейнджер. Посмотрим, как долго вы продержитесь. Пять баллов дополнительно за каждые десять минут невидимости. И сделайте мне одолжение, утрите неучам нос. У Гарри возникла мысль, что неприязнь Аберфорта к слизеринцам сегодня подпитывалась решением Попечительского совета, где многие, по иронии судьбы, когда-то были выпускниками именно этого факультета. Драко предпочёл проигнорировать ворчание старика, а Блейз при Дамблдоре всегда оставался спокойным. — Знаешь, — сказал Забини, — я с лёгкостью могу заставить исчезнуть стул. Даже Панси. Но себя… никак. Рука будто вязнет в конце. А ты? — Вот сейчас и увидишь. С Креббом и Гойлом у меня хорошо получалось. Драко отступил немного назад. Огляделся. Качнул рукой, разминаясь. И тут, кажется, что-то коснулось ладони. Он не сразу сообразил, что произошло. Обернулся — никого. Вряд ли стена ожила и решила прогуляться по комнате. И тут Драко ощутил... её. А именно, тонкий, но без труда различимый аромат. Совсем близко. Он почти повернул голову, но вовремя спохватился. «Грейнджер». А ей здесь делать нечего! Интересно, что за фраза так её задела: про топот или про Поттера? Но зачем же наглеть? Подумаешь, какие-то отношения... Три раза не десять! Можно, конечно, попробовать снять дезиллюминационные чары, при плохом исполнении Финита сработает. Но это ведь Грейнджер... Студенты увлечённо и бесполезно размахивали палочками. А Драко… создавал видимость усилий. И, недолго думая — сделал резкий выпад рукой назад, сцепляя пальцы. «Поймал!» Не Грейнджер. Её юбку. Потому что рука сжимала кусок материи. И ещё тёплые девичьи пальцы уже пытались ослабить захват. А палочка ей на что? Боится разрушить чары? Так держалась бы подальше от него! Себе дороже будет. Драко тихонько поцокал: — Это твой способ меня пригласить? — практически не шевеля губами. — Чтобы никто не видел пристыженного лица? И ответный шёпот у самого уха: — Ты так этого хочешь, Малфой? — едва различимо. Но Драко лишь сильнее сжал пальцы: — У меня тоже есть имя, — он словно потешался над условием Грейнджер. Сама напросилась. — Скажи его, вежливость это полдела... А взамен: — Никогда, — всё так же тихо. Во всех смыслах. Щекоча дыханием. Любимое слово?.. Которое задело Драко. Нет, девочка... Играть, так по его правилам! — Блейз... Пш... — позвал он. — Блейз, заколдуй меня! — никакой самодеятельности — неудача недопустима. Не тогда, когда мысли работают в ином направлении. Он недовольно пожал плечами: — Зачем? Баллов за это не начислят. — Блин, просто сделай это! — Драко заводился, чувствуя, как Грейнджер-невидимка пытается вырваться. И готов был поспорить, что та догадывается, что он задумал. — Снять не пробовала? — едва слышно. Он с силой дёрнул юбку на себя, а заодно и её обладательницу. Схватился за что-то мягкое. Бедро? Он даже не успел понять, что это… Не успел, потому как всего за миг до этого исчез. Магия осыпалась, и они тут же отскочили друг от друга. Глаза Грейнджер горели, приятно согревая изнутри. Бунтовали против такого обращения. И… улыбались. Прекрати. Не позволяй. Сотри это, Малфой. А Гермиона, как ни странно, не злилась. Только на себя. Стукнуть бы самолично по неглупой голове за глупые потребности что-то доказать. За азарт, вспыхивающий в крови. За желание оказаться ближе — вопреки всему. Нет, пора принимать зелье! Всё равно какое, лишь бы вернуть хоть какое-то подобие власти над эмоциями. И что это Малфой руки распустил? — Смотри, куда идёшь, Грейнджер! — заявил Драко, наслаждаясь содеянным. — Мозги-невидимки — они такие... исчезают. А иногда — не возвращаются! Гермиона не удержалась: — Особенно если за кого-то делает всю работу Забини! Драко лишь ухмылялся. А Дамблдор беспристрастно высказался: — Нет у вас и пяти баллов, мисс Грейнджер. Третье исключение сработало против вас. Она, гордо вскинув голову, вернулась к друзьям, а Драко удовлетворённо сунул руки в карманы и ненадолго замер. Он стал наблюдать за Блейзом, отходя всё дальше и дальше к стене. Через пару секунд ботинки друга исчезли, и Малфою непривычно было наблюдать за «безногим» приятелем. Тот приблизился к нему и негромко произнёс: — Снимите вы уже номер. А то запалитесь перед всем Хогвартсом. И взмахом палочки заставил исчезнуть себя целиком. — Похвально, мистер Забини, — произнёс Дамблдор. — Пять баллов в копилку факультета. Всё лучше, чем помогать ленивому однокурснику. А Малфой, отвернувшись, вынул из кармана неизвестно-известно откуда взявшуюся записку, которая гласила: «Оранжерея номер семь. Завтра. В полночь. Р.S. Спинедония». Вот так сюрприз... Драко покосился на Грейнджер: «Совсем страх потеряла?!» И вдруг поймал себя на том, что улыбается. Слава Мерлину, про себя.* * *
Драко не спешил. Размеренно переставляя ноги, он брёл по направлению к теплице номер семь и совершенно не беспокоился о дежурных. Уж не о них точно. Сегодня на патрулирование заступала Грейнджер (всё-таки выгодно иметь в друзьях Старосту), что с учётом тайного послания выглядело вполне предсказуемо. В отличие от того, что он, чистокровный наследник древнего рода, поддавшись чему угодно, только не голосу разума, плёлся на встречу с подружкой Поттера. Олух. По-другому не скажешь. Конечно, назначать свидание — нетипично для Грейнджер. Малфою — так тем более. Это что за самонадеянность? Он повода не давал! Секс не повод даже для знакомства. И пусть что приятно для одного, для двоих — удовольствие, откуда эта невероятная наглость? Одно слово — Грейнджер. И ведь такую хрен исправишь... Поэтому сам факт заглушал внутренние протесты в угоду жуткому любопытству: «Зачем?» Какого дьявола ей это понадобилось? Вариантов не один, и все они тешили самолюбие. Например, чёртов идиотский бал-маскарад. И такое же чёртово-идиотское приглашение! Стоило признать, вероятность увидеть какого-нибудь недоумка в её обществе здорово нервировала. Картинка — вымораживала. Однако и себя рядом представить невозможно. Ему. Но, похоже, не Грейнджер. И если ей уж так хочется испытать малфоевское терпение, то пусть рискнёт. Есть особая прелесть в том, чтобы ответить сумасбродной девчонке «нет». В лицо. Даже без свидетелей. Без объяснений. Сама всё поймёт. Драко Малфой не собирается показывать всем своей слабости к Грейнджер. Унизительной, глубокой и горькой. Преследующей день ото дня. Непростительной потребности брать то, что заслужил. Болью и кровью. Каждой бессонной ночью! И пусть Грейнджер — грязнокровка... Зато лучшая из них. Очередной секс с которой — второе объяснение ночной вылазке. Однажды там, именно в теплице номер семь, это почти случилось. Но «почти», по меркам Драко, возмутительная несправедливость! Даже спустя время не злиться на долбаного Поттера не получалось. Неужели Грейнджер решила заполнить столь деликатный пробел? Нет уж!.. Малфой — не мальчик по вызову. И ей полезно прочувствовать это на том самом месте. Если уж брать, то не подчиняясь, а пользуясь её слабостью. Вытащить которую из непобедимой натуры слаще вдвойне. Ведь с такой, как Грейнджер, нельзя исключать сопротивления. Возмущения. Злости. И только потом — трогательной покорности. Как тогда, в раздевалке... В оранжерее... И главное — на зачарованной поляне. В их первый раз. В голове возник глупейший вопрос: почему? Почему между ними всё происходит так, а не иначе. И объяснение только одно: ненависть предпочитает противоположности. Всегда. Она ими живёт. Дышит. Подогревается. Нуждается в них. Даже сильнее, чем... Любовь. Колючее слово. Опасное. Жестокое. Драко отшвырнул даже мысль о ней. «Никогда». Благо сердце подпитывалось чистой кровью, чтобы не подпускать к себе Грейнджер. Быть может, оно и бьётся чаще не просто от её присутствия, но и существования. Только скорее остановится, чем позволит проскользнуть внутрь даже её тени. Драко застопорился. Дверь теплицы оплетали спинедонии: малиновые побеги с длинными и острыми, как иглы, шипами, которые они выпускали, стоило человеку подойти слишком близко. Профессор Стебль обзавелась весьма несговорчивым охранником. Магией его не возьмёшь! Спасибо Грейнджер за подсказку... Пришлось тщательно покопаться в книгах, чтобы удостовериться в их уязвимости перед... ...щекоткой. И весьма немаловажное условие — не рукой. Иначе колючие заросли вопьются в тело и не отпустят. Проще места найти не могла? Драко извлёк из кармана павлинье перо и хорошенько потрогал коварные побеги. На несколько минут их парализовало, поэтому он толкнул дверь и проскочил внутрь. Прошёл немного вглубь помещения и осмотрелся. Хотя время было уже за полночь, Грейнджер и в помине не наблюдалось. Если только она опять не в прятки играла. И вот это начинало конкретно доставать! Но что ещё хуже… Если она его тупо разыграла — мало не покажется. Извернётся, но выставит её полной дурой! И следующим, что она поцелует, будет его... И тут за спиной раздалось негромкое: — Малфой. Драко замер. Лишь грудь на мгновение сжалась от тихого голоса, защемив непреклонное сердце. Которое, стукнув, словно выдохнуло: «Она», — и зачастило. Будь ты проклято! Прекрати. Эту. Хрень. «Грейнджер». Банальная констатация факта. Даже не вслух. Мимолётно. Боясь повторить это имя дважды. И про себя тоже. Они снова встретились. Ожидаемо. Не ново. Но почему же так трудно произнести хоть что-то в ответ? Предстояло обернуться и взглянуть ей в лицо. В который раз за день? Не важно! Но впервые за долгое время наедине. Поэтому — разворот... Молча. Медленно. Сунув руки в карманы. Набросив небрежную маску. Теперь — глаза в глаза. Ненадолго… А что он в них не видел?! Грейнджер стояла у самого входа, чуть сбоку, скрестив руки на груди, беспечно уперевшись спиной в косяк. И смотрела так испытующе, словно пыталась прочесть на лице, как в хрустальном шаре, своё недалёкое будущее. А сердце Драко опять защемило и зашептало. Лучше б оно заткнулось! Он, ни слова не говоря, подошёл. И сделал это не спеша, позволив Грейнджер следить за каждым своим шагом. Приблизился почти вплотную. Вновь застыл на несколько секунд, чем заставил её выпрямиться. Потом — наблюдать, как он поднял руку, чуть коснулся хрупкого плеча и вынудил отступить в сторону. Рывком захлопнул дверь, а с ним и доступ в святая святых — сердце Малфоя. Теперь он готов! …Гермиона чувствовала, что рада. Как дура, рада Малфою. Как и тому, что бросила бесцельную прогулку по коридорам и, сгорая от любопытства, поспешила к злополучной теплице в поисках ответа: Откуда взялись ядовитые ягоды? Логика — пока единственное доступное оружие против Сколопендры, а у метода исключения есть свои плюсы. Если Глаза куклы, как и на Травологии, остались нетронутыми, то это улика против мистера Лавгуда, и версия «Ежедневного пророка» получила бы маленькое подтверждение. Конечно, не исключено, что отравительница могла и приобрести ягоды... Но лишние свидетели — лишние проблемы, да и такие покупки в лавке Хогсмида более чем подозрительны. А она не глупа. Для студентки. Учитывая поцелуй с Гарри, причастность преподавателя к происходящему в Хогвартсе относилась к разряду «невероятно». Даже более невероятно, чем то, что, ступив в галерею первого этажа, Гермиона заметила у запретных дверей знакомый профиль. Опять?! Что он там забыл? Свобода надоела? Это уже не смешно. Назойливые вопросы одолевали. Виски сдавило, когда в памяти всплыли слова Гарри о преступном сговоре. Неужели Малфой — отравитель? Тот, кто путает ей все карты. Логику. Планы. В этот раз просто так ему не уйти! Но сводило с ума другое: сердце кричало о его невиновности. И Гермиона, достав палочку, решительно зашагала к оранжерее как минимум для того, чтобы с губ слетело закономерное «Малфой». И вот он слишком близко. Непозволительно близко. Необыкновенно рискованно. Потому что он — в мыслях. И вместе с ним всё то, что путает разумное с ненормальным под треск хрупкого сознания. А сомнения до добра не доводят. Как и такие «свидания». — Пять баллов с Гриффиндора за опоздание, — он открыто иронизировал: — Заблудилась? Драко отступил, окинув взглядом теплицу и приводя мысли в порядок. Никаких лишних эмоций. Предстояло развлечься и пропитаться наивностью Грейнджер, как когда-то её невинностью. — Ну и зачем столько сложностей ради каких-то... — он стал демонстративно загибать пальцы, проговаривая про себя: «Ты пойдёшь со мной на бал?» — Шести слов?! — Шести? — недоумевая, переспросила Гермиона, на какое-то время забыв про свои вопросы. — И откуда ж такая точность? — чуть склонив голову. — Пять баллов со Слизерина за ночные дискуссии. Как видишь, слов семь! Им обоим было непривычно не кричать, не злиться, а всего лишь поддевать. Будто исчерпали душевные силы или просто лениво набирали обороты. Плохо, что всё ещё хуже: они увязли друг в друге и, уставшие от борьбы, наслаждались передышкой. Драко удивлённо приподнял брови: — Мелкие подлости в чести и у гриффиндорцев? Это теперь новая тактика в битве факультетов: выманивать после отбоя и списывать баллы? Да забирай! Я смотрю, мне, как постоянному клиенту, уже льготы предоставляются. Вместо привычных двадцати — пять! Ещё парочка нарушений, и наши ночные отработки переведут меня в ранг грейнджеровских любимчиков. От интимных намёков Драко не удержался. При слове «наши» бедняжка зарделась. Но секса не жди! Если только утешительного. За предстоящее «нет». — Они переведут тебя в разряд санитаров и посудомоек на ближайший месяц, если ты ещё хоть раз заикнёшься о подобном! Я думаю, фартук тебе очень пойдёт, — колоться доставляло Гермионе неожиданное удовольствие: — Попрошу у эльфов что-нибудь в красно-жёлтых тонах, и твоя колдография в газете оставит у всех неизгладимое впечатление, веришь? — Согласен начать хоть завтра, — этим Малфоя не запугаешь. — А шапочку мне свяжешь? — бесславные попытки Грейнджер обратить домовиков в свою веру давно стала притчей во языцех. — Если я где и ошибся, так это насчёт шести слов. Зная твою болтливость, будет речь длиной в свиток! Драко прищурился: — Только неясно, какое из моих требований ты не поняла: пригласить сама? Или при всех? Гермиона вдруг растерялась: «Снова бал?.. С какой стати?! — в душе приятно, что эта тема кое-кому покоя не давала, но... — Может, это его способ уйти от допроса?» Потому как на затею вломиться в теплицу, чтобы устроить внеочередной обмен колкостями с приглашением, смахивало с большой натяжкой. Да и претензии у Малфоя какие-то нелогично разбросанные. Внезапные. Ощущение такое, будто пропустила сложную тему и теперь никак не угнаться за остальными. Но что-то ответить-то нужно: — Ещё минус десять баллов со Слизерина за отвратительную память, — Гермиона приблизилась к Малфою, вынудив его вытащить руки из карманов. Избегая прямого взгляда, прежде чем прошептать: — Я же сказала: никогда. Уверенная, что он услышал. Всё, до последней буквы. Уловил тёплый выдох и непреклонность в голосе. Бледное лицо потеряло былую невозмутимость. Показалось, что губы Малфоя машинально повторили надоедливое слово. Никогда. Настоящая суть их отношений. Драко разочаровался: «Даём задний ход, значит? — предвкушающее «нет» уже рвалось с языка. Злость подкрадывалась осторожно, словно боялась спугнуть момент. Как и притихшего хозяина. — Неужели просто соскучилась? — он невольно потёр о ногу место укуса, и её оргазм тёплой тенью скользнул в сознании. — Так сознайся! Сознайся, глупая». Малфой не признает это первым. Несмотря на то, что это его сердце сковывало от боли: в камере... в кошмарах... перед страхом смерти. Так часто, что почти привык. Помешался на неправильных отношениях. Разорвать бы — к чертям собачьим — этот порочный круг! Но как?.. Как?! «Скажи как, Грейнджер... — беззвучно диктовал он. — Или пригласи наконец. А я даже выдавлю «спасибо». Драко чуть приподнял за подбородок её красивое гордое лицо и прошептал: — А если я выполню твоё условие? — то, на которое Малфой не способен. — Хочешь?.. Он выискивал в карих глазах прежний, набивший оскомину ответ. И сладкое сомнение. — Если хочешь, — продолжал он почти интимно, приглушённо, — я сделаю это... Прямо сейчас, — лаская слух и зная, что Грейнджер прочувствовала каждый звук своей тонкой кожей. И колебалась. — Дважды. Искушая, он повышал цену. Драко даже подумывал уступить и насладиться победой — чёртовым приглашением. И не менее сладким «нет». Гермиона не верила Малфою. Ни на йоту. Блеф — его второе имя: — Не утруждайся... — она была уверена: не так и не поэтому. — Спор ты уже проиграл. — Не торопись с выводами, — да, Драко проиграл, но не на этом поле. «Вот упёртая!..» — но её имя никак не могло прорваться через нагромождение цинизма и высокомерия. Он опустил руку и отдалился на шаг, не собираясь поддаваться даже желанию погладить лицо кончиками пальцев. И отчего так хочется услышать дурацкое приглашение? Драко понимал, что зациклился, как последний кретин: — Есть большая разница между тем, что мы говорим и что думаем, Грейнджер. Что это было, в библиотеке? Что за «выбирай, Малфой»? Я тебе не Кубок огня! — А я и не чемпион, правда? — Ты же хочешь пойти со мной... Но зачем-то прячешься за словами... За близоруким дружком... За чарами невидимости. Зачем? — По-моему, это как раз ты прячешься за условиями. За глупыми спорами! За бесконечными «Поттер»... — Поттер твой — вездесущий подпевала! — раздражённо перебил Драко. — Однажды он доиграется — приклею его дебильный язык к потолку! Ты ему заплатила, что ли? Не разорилась? К чему такие траты, если всё проще простого. Он сделал шаг — к ней. Гермиона отступила. И услышала: — Потребуй же у меня свою любимую правду, — Драко спустился до шёпота: — Иначе ты никогда не узнаешь, что бы я ответил. — А зачем мне это? Прийти на бал врозь, Малфой, причины не нужны. Они нужны, чтобы прийти вместе. А у меня их нет. — И чеканя: — Ни. Единой. — Неужели? И с кем же на балу ты собираешься доказывать мне своё безразличие? — ядовито уточнил Драко, закипая от всевозможных предположений. И что за похотливый урод напрашивается на пинок? Или на слабительное в разгар маскарада. — Уж точно не с Поттером. Гермиона легко ткнула палочкой в грудь Малфоя и, не раздумывая, выпалила: — Тебе придётся прийти туда, чтобы узнать, — а он, сдерживая улыбку, качал головой. — Главное, что не с тобой. Гермионе сложно скрывать боль в голосе. И лишь бы он не услышал её отзвуки. Не увидел в черноте зрачков. Ни за что. Спасаясь, она опустила взгляд в поисках серебряной змейки. Чужой. Гадкой. Холодной. Но её не было. Драко отстранил палочку. Без всякого сопротивления. И чётко напомнил: — Это твой выбор. Ты мои условия знаешь. Драко не представлял, к чему это приведёт. Неужели она решится? Завтра — при всех? Или сейчас — гордым созданием? А он откажет? Наверное... Сомнения-сомнения-сомнения. Бардак. Долбаная мешанина! В мыслях и чувствах. — Ну, так как? — требовал Драко. В воздухе повисла тишина. Гермиона пыталась разобраться в ситуации. Почему Малфой ведёт себя... так? Хочет, чтобы это она пригласила его, лишь бы свести всё к нелепому выигрышу в пятьсот галлеонов? Сумасшествие какое-то... Она, не понимая, приблизилась. А Драко издевательски ослабил свой галстук. Напоминая, кто тут главный. И никакие палочки не докажут обратного. Этот жест надо запретить! Гермиона нахально затянула узел обратно и пригладила полосатый лоскут на груди, сосредоточенно изучая оттенки, лишь бы не отпускать себя. — Это мой галстук, — Драко схватил Грейнджер за руку. Но практически сразу позволил той выскользнуть. — И мой Малфой, — лишь Гермиона знала, что имя — не обращение. Лёгкий, но приятный самообман, который можешь себе позволить хотя бы на миг. — Это не повод для наглости, — произнёс Драко спокойно, не огрызаясь, теша своё самолюбие. Значит, всё-таки соскучилась. Но нет приглашения — нет секса. Что тут неясного? — Не заслужила. — Прекрати этот цирк! — Гермиона невольно поправила свой галстук. Как будто он собирался сползти в руку без спроса, наплевав на жалкие попытки окружающих уйти от неизбежного. — Тебе самому не смешно? — В этом есть что-то забавное, да, — Драко с удовлетворением пялился на красно-желтый предмет одежды и неотъемлемую часть секса. — Но кто вас, влюблённых девушек, разберёт... Особенно когда дело касается скрытых желаний. Именно они держат здесь словно прикованного. Влюблённых? У Гермионы рот приоткрылся. Кто давал Малфою право заявлять подобное? А внутренний голос занудно вторил: «Ты сама». Язык двигался с трудом, но, главное, разум не подводил: — Твоё б самомнение — да на благое дело... — Согласен, правда неприятна, но только ты, скорее, умрёшь, чем признаешься в этом. Может, стоит вспомнить, что я не глупей тебя, Грейнджер? Есть нечто особенное... интимное... на что такие правильные девушки, как ты, идут только из чувств. И это... не ненависть. Ты ведь понимаешь, о чём я? Он первый во всём. Во всём! Да, Гермиона понимала. И даже если бы не хотела, иначе бы не вышло. Может, тогда она и поддалась чувствам, стыдиться никто не собирается. Они оба шли к сумасшедшей истине по-своему, спотыкаясь и падая. Лаская и причиняя боль. И снова стояли друг напротив друга, упрекая в нетерпении сердца: — А такие, как ты — почему? — Гермиона подняла глаза, ощущая, как пылают щёки. — Только из ненависти? Не верю! — и вдруг точный удар: — Как давно ты просил кого-то? Просил, а не требовал, Малфой? Не вопрос — ядовитый укол в самое сердце. Потому что правильный ответ: Никогда. И это дикая правда. Драко всегда принимал оральный секс как должное. Направлял. Указывал. Платил. Не опускаясь до просьб. Но тогда, в раздевалке, жажда, схожая с одержимостью, заслонила собой принципы. И губы Грейнджер — близкие и далёкие, лишившие голоса крови — решили всё. Драко наигранно равнодушно пожал плечами: — Цель оправдывает средства. — Неужели? — Гермиона привстала на цыпочки и уже у самого уха прибавила: — Только поэтому? — и уловила, как он задержал дыхание. Совсем ненадолго, но... Драко не собирался изворачиваться. Искать иные оправдания. Лгать. Он слегка накрутил её длинный локон и решил, что лучше сразу расставить ударения в нужных местах: — Нет, не только. Но наша ревность не более чем приступ эгоизма, — от этой заразы слепнут. Тупеют. Теряют чувство самосохранения. — У нас болезнь, которая лечится лишь скрипом кроватных пружин, Грейнджер. Гермиона сама не заметила, что уставилась на него. На блеск белоснежных зубов. На молчание, застывшее на губах. Провоцируя Драко, как мальчишку. Не выйдет, милая. Он ловил себя на том, что следит за движениями её губ. Впитывает нежность даже на расстоянии. Очерчивает контуры, словно росчерком карандаша. Вот он — персональный кошмар... Ведь если быть честным, не считая их памятной стычки, это Драко не выдерживал и раз за разом касался этих губ. То грубо, то ласково. Первым. Вырывал поцелуи и просил. Топтал взаимную ненависть, обнажая не тело, а желания. Забывая, что между ними стена. Всё ещё стена. Тонкая, но она самая. Безбожно необходимая. От Грейнджер нужна защита. Теперь — как никогда раньше. «Ох, блин...» Единственно верное слово возвращалось и возвращалось. Когда набирается так много «никогда», каждое новое превращает прошлые в бессмысленный набор букв. Драко не заметил, как обронил: — Вот чёрт!.. А Блейз прав. — В чём? — Гермиона замерла, выкинув из головы все вопросы, кроме «Я люблю тебя?». И тут резкое: — Я ухожу, — Драко обошёл её и поспешил к выходу, ощущая лишь жгучую потребность не уступать унизительной слабости. — Пока ты не поцеловала меня. Не надоело? Гермиона не оборачивалась. Не спорила. Ведь всем существом чувствовала, что он прав. Ещё немного — и она бы первая потянулась навстречу. Интуитивно догадываясь, что не оттолкнёт. Не сможет. Наверное... А Драко опустил ручку вниз, но... дверь не поддавалась. — Это чтобы я не сбежал, Грейнджер? — нервно усмехнулся он и извлёк из кармана палочку. — Алохомора! «Пэк» — слишком примитивно для лучшей ведьмы десятилетия. Но дверь даже не скрипнула. Новая попытка: — Фините инкантатем! И... нулевой результат. — Ты это о чём? — Гермиона повернулась, отгоняя настойчивые мысли. Мечтая проверить своё «наверное». Малфой сбегает? «Вспомни, наконец, зачем ты здесь! Заткни своё сердце!» Её затуманенный бегающий взгляд метнулся к Глазам куклы — один куст был оборван. И значит, есть вероятность, что мистер Лавгуд невиновен. А Малфой повадился сюда, как к себе домой! В следующую секунду Гермиона вспомнила, что росло в дальнем углу... Розария. Неужели Малфой — вор? Гермиона возненавидела ядовитые ягоды. И такие же мысли. До дрожи. Возненавидела раздевалку. Поляну. Всё!.. Но не Драко. Совпадения-совпадения-совпадения. Такие, что сложно дышать. — Какого хрена ты заколдовала дверь, вот о чём! — его голос подскочил на несколько тонов выше. — Бомбарда максима! — Я этого не делала! — так же громко в ответ, уже осознавая, что есть кое-что не менее важное: они оба в западне. И это не дело рук Малфоя. Драко ещё несколько раз взмахнул палочкой — бесполезно. Заклинания, одно за другим, растекались по деревянной поверхности, как по стеклу, не причиняя той ни малейшего вреда. Очевидно, кто-то не собирался отпускать своих пленников без расплаты. Кто-то, прекрасно владеющий запирающей магией. Умнее их двоих! — Да-а-а?! — оскалился Драко. — Может, ты и записку мне не писала? — Какую ещё записку? — насторожилась Гермиона и выставила палочку. Новые вопросы накатывали, как снежный ком, и решать их быстро не получалось. Виски снова сдавило будто обручем. Он думает, это её работа? Почему? Вот самоуверенный болван! — Нет, это не я! — вот так неожиданно проступили причины их ночного свидания. А на деле — мышеловки. Гермиона скомандовала: — Покажи! Не из ревности — из плохого предчувствия: соперница выбрала бы для них с Малфоем место попроще. И безопаснее. Гермиона не сомневалась, что не её, а Малфоя заманили в ловушку. Зачем-почему-за-что? — Дай мне записку! — она вытянула свободную руку. — Немедленно! — Не имею ни малейшего желания. Если ты ни при чём, открой эту грёбаную дверь! — потому что последствия не заставят себя долго ждать. Бывшего Пожирателя смерти — наверняка. — Где твои хвалёные мозги?! Драко попытался разнести стеклораму, но она тоже не поддавалась. Магия стекалась к двери, отбрасывая красные блики. — Если?! — дыхание Гермионы перехватило. — Ты ослеп? И дураку ясно, что это односторонний ход. Снять такую магию можно только извне! — Без тебя догадался! Вызови своего Поттера, что стоишь?! — перспектива наказания Драко не радовала. Более того, пугала. Едкое противное чувство разливалось по телу, вызывая первобытный страх не перед тюрьмой — дементором. — Он не мой! — пришла пора рассмотреть улику поближе: — Дай мне записку! — настаивала Гермиона, изнывая и пропитываясь мыслью, что Гарри прав и налицо преступный сговор. А от сообщников надо избавляться... ...любыми способами. Особенно если они спят с Грейнджер. Значит, Сколопендра знает про них. Иначе с чего выдавать себя за неё, не будучи уверенной, что Малфой прискачет, как миленький. Похвастался, сволочь?! — С кем ты связался, мерзавец? — напирала она. — Говори! — Мне сейчас не до сцен ревности, дура! Вызывай, блин! — главное, смыться отсюда, а потом устраивать разборки. Но Гермиона качала головой. Рука с палочкой повисла безвольной плетью. Больно. Больно. Больно. От возможной правды. Но ещё больше — предательства. Неизвестный враг ударил первым. Прямо в сердце. Здесь. Сейчас. В этих адовых непонятных теплицах! Между ней и Малфоем не чувства — спектакль. Мерзкий лживый урод! А ты дура, Грейнджер! Полная. Круглая. Абсолютная. О боже... Влюблённая. Ты — пешка. Гнев и ненависть застилали её рассудок. Эмоции кипели. Дрались. Разрывали изнутри. Выворачивали мир наизнанку. Чувства — тоже. Гермиона с силой развернула Малфоя к себе. Занесла руку для удара... Слишком медленно. Потерянно. Раздавленно. Драко перехватил её — вполне предсказуемо. Она бы рада вырваться, но внутри — ледяные иглы, пронзающие сознание. Гермиона застыла от боли, что струилась по венам, не в состоянии выставить палочку. — Какого?.. — процедил Драко. — Ты свихнулась? — и на его лице не обман — искренняя злость. Негодование. Неприкрытая боль. И вдруг оглушающий шёпот, где каждое слово как выдох: — Хватит. Меня. Ненавидеть. Гермиона бунтовала беззвучно, не веря и веря: «Но ведь любить тебя больно!» И прежде чем её сердце нашло иное оправдание происходящему, дверь открылась, и палочка выпала из руки Драко. С одной-единственной мыслью: «Это... конец».
