Склеивая осколки

Мало найдётся людей, для которых правда не звучала бы как обида. С.Сегюр

      Гермиона замерла при звуках собственного имени. Но почему? Ведь она столько раз слышала, как Малфой произносит его с различными интонациями, а суть всегда одна: «ненавижу». И вроде теперь то же самое, но есть что-то ещё... Едва уловимое. То, что так знакомо и безжалостно терзает душу — острыми когтями.       Боль?       Сердце сжалось, подтверждая догадку. А это — новая царапина. И ещё один невидимый шрам.       Да, именно боль...       И всё та же непостижимая для разума ненависть: чувство, полное силы и слабости. Она иссушала и придавала существованию неправильный, но хоть какой-то смысл.       Потому что была искренней.       Малфой ненавидит Грейнджер — это как аксиома. Роман, сотканный из пороков и предрассудков. Проза жизни.       И чёрт с ней!       После суда Гермионе хотелось не сомневаться, что решение оказалось верным. И — что намного важнее — не стало гораздо хуже! Что такой, в принципе, слабый Малфой выдержал всё это и не сломался под гнётом вины. И вот сейчас, возможно, появился шанс чуть приоткрыть завесу не совсем честным и далеко не красивым способом.       Гермиона сделала пару шагов вперёд, заворожённая этим возгласом: «Грейнджер».       — Что? — растерянно переспросила Сандра.       И не видя лица, стало понятно, что она и поражена услышанным, и на грани срыва. Это состояние роднило их с Гермионой, правда, причина была у каждой своя.       И тут в ответ с дикой злостью, пробирающей до костей:       — Грейнджер, — громче и громче: — Грейнджер. Грейнджер! Сколько раз, мать твою, я должен это повторить, чтобы ты убралась?! Десять? Двадцать? Нет, лучше так: пошла ты к грёбаной Грейнджер!       Гермиона приоткрыла от возмущения рот. В этом качестве её фамилию, кажется, ещё не использовали. Таким тоном — не впервой, но с таким контекстом... посылая куда подальше... Нет, на сегодня слишком много открытий!       — Хоть сто, Драко! — Сандра перешла на крик. — Если тебе станет легче, можешь орать его, даже когда кончаешь! Прямо на весь Хогвартс, если оно того стоит. Я разозлюсь, мне будет больно, но переживу. Открой уже этот ящик Пандоры и взгляни страхам в лицо. Потому что, чёрт тебя подери, нельзя убегать от всего нормального! Вот так...       Фоссет не отличалась благородством, как не относилась к Гермионе и её друзьям враждебно. Всегда держалась несколько отстранённо даже от однокурсников и вместе с тем считалась одной из лучших. Злопыхатели распускали слухи, что Сандра иногда слишком легкомысленна, но зато занудой не называли. И сейчас в её полных абсурда и отчаяния словах явного презрения не чувствовалось.       — Ну всё — начались лекции... Не лезь не в своё дело, Сандра! Не выводи меня из себя. Лучше вспомни, что сама недавно сказала: стоит мне повторить чёртово «Грейнджер» ещё раз — ты уйдёшь. Так давай! Я жду, не разочаровывай меня.       — То есть это твой не совсем логичный способ порвать со мной? И мои извинения тебе не нужны?       — Вот теперь я тебя узнаю — включила мозги. Тема закрыта.       Гермиона, пробираясь через заросли амброзии*, видела Драко лишь со спины, но лицо Фоссет наблюдала достаточно чётко. Та часто заморгала и отвела взгляд, очевидно, стараясь унять слёзы. Что-что, а выдержки ей было не занимать. Хотя это, скорее, было продиктовано чем-то иным: плакать, взывая к чувствам такого как Малфой, бесполезно.       Сандра постаралась уменьшить накал страстей. Не для того она бросилась следом, чтобы свести всё к обмену грубостями, поэтому заговорила мягче:       — Драко, мне очень жаль, что я нарушила правила. И ты прекрасно знаешь, что я не лгу. Но можешь пальнуть в меня запрещённым, если ты не дал повода для подобных мыслей.       — Дал или не дал, какая разница? — Гермиона удивилась, но и Малфой понизил тон. Тактика сработала. — Я не понимаю, к чему весь этот разговор, Сандра? Я ведь предупреждал о последствиях. Не один раз. Какого хрена ты всё так глупо разрушила? — Драко, без сомнения, злился, но в его голосе чувствовалось сожаление.       — Предупреждал, и что?! — Фоссет приблизилась. Малфой отступил. — Это запрещает мне хотеть большего? Услышь меня, ради Мерлина! Я не просила взять меня в жёны, не объяснялась тебе в любви, потому что это слишком сильное слово для того, что я чувствую. Но я хочу быть с тобой! И я рискнула пробить стену, что ты выстроил между нами своими правилами.       — А риск себя оправдал? Неужели? Сандра, ты много чего надумала... Не тебе что-то менять.       — Я знаю, ты сам испугался того, что можешь ощущать что-то ещё, кроме злобы и ненависти, и бежишь от меня. Но так нельзя! Ты не монстр, Драко, хватит себя наказывать...       — Сандра. Не. Читай. Мне. Нотаций! — он вспылил. Слова неприятно зацепили, проникли непозволительно глубоко. — Ты не можешь знать, что я чувствую. Ни хрена ты обо мне не знаешь!       — Так скажи мне. Впусти меня в свою жизнь, потому что это не сделает тебя хуже. Чувства никого не делают хуже! В отличие от равнодушия. Я поторопилась, прости, но я обещаю...       — Замолчи! — Малфой устал повторять одно и то же. Ему хотелось сбежать. Банально побыть одному, погрузившись в собственный гнев с маниакальной зависимостью.       — Нет! Пожалуйста... Не поступай так с собой.       Драко ломало. Эта наглая девчонка почему-то напомнила мать с её досужей заботой. Странная Сандра. С комплексами. Способная на глупости. Зачем ей всё это: неужели... любовь? Или человечность? А что в этом удивительного, если она просто... хорошая?       Малфой отмахнулся. Его потянуло на таких? Когтевранка — уже отступление от правил. Отдавало очередной слабостью. По крайней мере, в его голосе исчезла злость, осталось лишь снисхождение:       — Замолчи. Не унижайся. Это ничего не изменит.       — Сегодня — да, — Сандра не сдавалась. — Но когда ты оттаешь, Драко, или выговоришься, или просто примешь себя таким, какой есть, то поймёшь, что желание стать ближе — не преступление. Перестань бояться, поплачь о матери, иди наори на Грейнджер, набей морду хоть самому Поттеру, если это поможет! Только не отталкивай меня сейчас из-за дурацких правил. И тем более потому, что я тебе небезразлична!       Гермионе стало жаль Фоссет. Она боролась, как могла. Старалась сохранять самообладание и не поддаваться отчаянию. Но даже через стекло ощущалось: сердце Малфоя ей растопить не под силу.       — Ты обманываешь себя. Я не способен... Ты меня придумала, Сандра. Тут, — Драко поднял руку, и Гермиона догадалась: он ткнул в область сердца, — пустота.       — Да ну?! — Фоссет не выдержала. Она полезла за чем-то в карман. За палочкой? Гермиона инстинктивно напряглась. Обиженная и оскорблённая в своих чувствах девушка способна перейти черту. — Я, конечно, не вызываю столь сильных эмоций, как некоторые, но — чёрт возьми! — я не потеряла способность чувствовать и видеть чуть глубже, чем остальные. Забирай свои правила! — выкрикнула Сандра, и Гермиона заметила резкое движение.       Похоже, Малфою зарядили чем-то в лицо, но он даже не отшатнулся.       Ожидал? И, слава богу, значит, ничего серьёзного!       Подтверждение не заставило себя долго ждать — то, что исчезло в кармане пиджака, было далеко от смертельной угрозы.       Стало не по себе.       Вторжение в такие секреты Малфоя не планировалось. Гермиона не без волнения и стыда за свой поступок отогнала мысли о назначении подобной вещи.       — Это всё? — выдавил Драко. — А теперь...       И тут Гермиона предательски чихнула. Она сдерживалась изо всех сил, но пыльца амброзии сделала своё дело. А ведь знала, что на неё аллергия, но, как последняя дура, полезла в самые заросли, лишь бы узнать побольше. Горе-шпионка, прикрыв рукой рот, сразу же отшатнулась. Но зацепила кадку, и та с грохотом свалилась.       — Что это? — поинтересовалась Фоссет.       — Лишние уши, вот что! — Малфой оглянулся.       Он был в ярости. Потянулся за палочкой. Ему казалось: их не просто подслушали, а влезли в самое сокровенное. Очень личное. Перешли черту, за которой кончается терпение и начинается месть.       — Выходи! — приказал Драко. — Выходи, болван, кто бы ты ни был!       Сандра, не обрадованная вмешательству, потянулась за своей палочкой.       Гермиона решила не пасовать. Да, она повела себя гадко, но ведь не со зла. Что ж теперь делать: не выходить? Трусить? Нет уж! За свои поступки надо отвечать. Хотела подслушать — получай по заслугам!       Несколько секунд колебаний — и она предстала перед глазами разбушевавшейся парочки во всеоружии. А именно, с гордо поднятой головой и палочкой в руке.       — Грейнджер, — выдохнула Сандра. — Какого?..       — А это её любимое занятие — совать нос в чужие дела! — заорал Драко. — Без этого она свихнётся к всеобщей радости, — его палочка была направлена прямо в ненавистное лицо. — Что ты выведала, книжная моль? Что? Говори, или...       — Малфой, не угрожай мне! — положение не из лучших. Виновата, да. Стоило бы извиниться, конечно...       — Драко, перестань! — Гермионе показалось странным, что Сандра защищала её. Вероятно, она хоть и получила отставку, но не желала своему парню, пусть и бывшему, новых проблем.       Определённо, нет! Потому как в отличие от остальных заметила Рона. Силы выровнялись.       — Гермиона! — окликнул её тот. — Какого дракла здесь происходит? Малфой, помни, что ты под Надзором! Так что убери свою палочку, или снятые баллы покажутся тебе сущей ерундой по сравнению с последствиями! В Визенгамоте ж одни добряки...       И Фоссет поняла, что Драко предпочёл от неё утаить: происки министерства. Наверняка об этом и шла речь у Макгонагалл. Только Надзор лишь вершина айсберга, и за ним бдят не ради наград — ради наказания.       За ним следят даже в Хогвартсе.       Приговор Драко не какая-то поблажка, это — проверка. О которой он не рвался болтать. И тут Сандра ясно ощутила: их отношения — самообман. А чувство, граничащее с любовью, застилало разум, мешая понять, что броню так быстро не пробить. И сейчас ситуация угрожающая: Уизли надавил на больную мозоль Драко, и теперь тот выпустит «иголки».       Рон недооценил Малфоя. Да, он опустил палочку, но молча угроз от рыжего придурка стерпеть не мог:       — И теперь ты приставил ко мне свою сучку?       Гермиону передёрнуло, но она сдержалась.       Хамство — оборонительная реакция. Главное, кто первый пустит в ход свою палочку.       — Не забывайся, змеёныш! — Рон побагровел. — Заткни пасть! За тобой даже следить не надо, потому что такой трус, как ты, ни на что не способен, кроме как шипеть и плеваться ядом!       — Рон, перестань! Не ведись... — Гермиона с Сандрой переглянулись.       Вот оно — типичное выяснение отношений между парнями. Следующий шаг — дуэль или мордобой. И избежать этого важнее, чем дать им поддевать друг друга ради желания ударить словом.       — Значит, она ходит за мной по пятам, Уизел, из собственного удовольствия, — Драко оскалился. — Вынюхивает, подсматривает, надеясь увидеть мой голый зад! Видно, недотрах сказывается. Что, членом не вышел? Гнётся, но не ломается? И поэтому она мало даёт? Что у вас за проблемы, мать твою, если возбуждает только трахающийся по углам Малфой?!       Драко попал в самое больное место. Казалось, ещё чуть-чуть, и в него полетит запретное «Круцио». Желваки Рона заходили ходуном, и наставленные друг на друга палочки не предвещали ничего хорошего. Глаза горели сумасшедшей яростью.       Палочка Рона отлетела в сторону — он решил, что удар по наглой самодовольной физиономии намного приятнее, чем тупые заклинания. В конце концов, змеёныш не сильнее его.       Гермиона еле успела выставить барьер.       — Рон! Нет! — его отбросило назад под издёвку Малфоя:       — Что, Уизел, как обычно, прячешься за чьей-то спиной?       — Нет, Рон, не надо! — Гермиона вцепилась в его руку клещами.       Он выдернул её, бросил в лицо заступницы злое: «Я сам!» — и впился в Малфоя полным презрения взглядом:       — Не в этот раз, мерзавец! Не в этот…       Сандра силой тащила Драко подальше от теплицы:       — Ты что делаешь? В тюрьму захотел? Один прокол — и ты отправишься в Азкабан вместо матери, — отец на что-то такое намекал. Визенгамот знал, что делал, оставив Драко «на крючке». — Хочешь растоптать всё, чем она пожертвовала? Так ты этого хочешь?!       — Заткнись. Чтоб тебя!.. Заткнись! — Малфоя трясло. Он прекрасно понимал, чем вызван тотальный надзор — намёком на справедливость.       Рон и Драко, оглядываясь, в воображении избивали друг друга. По-настоящему. Вспомнив, каким взглядом одарил рыжий свою подружку, Малфой поймал себя на мысли, что в нём не ощущалось вселенской любви. А уж скрывавшаяся, очевидно, от кого-то Грейнджер (не могла же она знать наверняка, где погреть развсезнайские уши) только усиливала подозрения: очередной скандал неизбежен.       И Драко, приказав Фоссет: «Отстань от меня наконец!» — ухмыляясь, зашагал к замку.       Но оставлять выходку Главной выскочки безнаказанной? Нет уж! Никогда.       Как только они скрылись из виду, Гермиона выпалила:       — Ты что творишь? Малфой провоцирует тебя, а ты поддаёшься, как будто тебе двенадцать! Ты можешь лишиться должности Старосты! Хочешь срывать свою злобу на всех подряд? — она сделала шаг в сторону замка. — Зачем ты вообще вмешался, я бы и сама справилась, — не хотелось говорить Рону, что во всём виновато некрасивое желание подслушать.       — Срывать злобу? А ну, стой! — он схватил Гермиону за локоть и рывком развернул к себе. — Думаешь, это выход — опять сбежать от меня? Это же, блин, так по-взрослому! — ехидство лилось на грани удовольствия. — Или будешь и дальше прятаться по углам?       — Рон, только не сейчас!       — Нет, сейчас! Давай, признай уже очевидное.       — Я не понимаю, о чём ты… — Гермиона опустила глаза.       Нет, она догадывалась, что тема близости не окончена, но всё опять стало слишком сложно. Чувства к Рону, какими бы они ни были, мешали поступить честно. Отсрочить этот разговор казалось гуманнее.       — Не говори со мной так, будто я полный придурок! Я что, страшный монстр, Тот-который-много-хочет? Поэтому ты ведёшь себя, как... как... Чёрт, у меня даже слова закончились!       — Вот и прекрасно! Тебе лучше остыть, и потом всё обсудим.       — Не хочу я ждать! Чего? Очередного «мне жаль, Рон»? «Я не могу»? Чего ещё ждать, Гермиона?       — Успокойся, пожалуйста, — боль снова цеплялась когтями и ранила. Но скрываться от неё — не значит перестать чувствовать.       — Какого дракла ты сбежала, будто я собрался насиловать тебя?! Да, я хотел сделать тебе больно. По-своему. В отместку. Но это стоило того! Прикасаясь ко мне так откровенно в первый раз в жизни, ты с ужасом воротила нос и думала, я ни хрена не увижу?! И ничего не пойму?       — Ты вёл себя гадко! — стало не по себе, будто снова ощутила рукой требовательное возбуждение.       — Неужели? И пусть! А ты, трусиха? С каких пор открыть правду для тебя проблема? Признаться себе, что я…       — Рон, замолчи, — с ноткой отчаяния перебила Гермиона.       — С какой стати? Стыдно, что тебя тычут в собственное бессилие? Пора перестать играть в «мы с тобой два влюблённых идиота», потому что будь это так, ты бы сейчас лежала со мной — голая и счастливая! — а не бегала по Хогвартсу в поисках укрытий. Да и Мерлин с этим!       — Не дави на меня! И, кстати, как ты меня нашёл? Ханна видела или Нев?..       — Да, дело серьёзное, если ты потеряла способность соображать, — жёлчно перебил Рон. Не до церемоний. — Карта Мародёров, Гермиона!       Он ненадолго вытащил волшебный пергамент из кармана и потряс в руках прямо перед её носом, словно желая ткнуть своим «я — не дурак». Бежать с картой в руках, сломя голову, бесцеремонно оттолкнув на выходе сначала Аббот, а потом ещё и Лавгуд, даже не извинившись, было неразумно. И грубо. Но на тот момент подобные мелочи не волновали.       — Ты рылся в вещах Гарри? — Гермиона возмущённо подняла брови.       — Ничего, переживёт! Это была необходимость. А как иначе? Как с тобой иначе?! Да, я продуманный гад... Я пытаюсь переспать с той, которую хочу, как последний придурок. За которой сейчас бегаю, как идиот! Не пора ли поставить точку в вопросе «Ты не моего поля ягода, Рон!»?       — Зачем ты так?       Вместо ответа он ядовито ухмыльнулся, лихорадочно шипя про себя:       «Давай уже, признай, что я твой друг. Не парень. Не любовник. Просто гребаный друг!»       — Рон... Мне кажется, это как-то не так должно происходить. Нам, я уверена, нужно взять перерыв. Небольшой... Чтобы... — Гермиона пыталась подбирать слова, а выходило, что она говорила неуверенно.       Рон догадался, о чём речь.       — Перерыв? Что ты несёшь?! Нет уж. Я не понимаю этих пе-ре-ры-вов! Для чего? Что и кому ты хочешь доказать? Значит, в первый раз должно быть не так? А как, чёрт возьми?! — ясность мыслей удивляла и самого Рона. — Хочешь спонтанности, Гермиона? Хочешь страсти? — шаг вперёд. Ещё один. Всё ближе и ближе: — Так, в отличие от тебя, у меня её предостаточно!       Рон впился в губы так яростно, что стало даже неприятно. Он не целовал, а разрывался от боли и негодования. От желания доказать очевидную истину той, которая щадит из последних сил. Пусть скажет это громко. Вслух. Пусть до Гермионы уже дойдёт — жалость ему противна! Что мало слабо двигать в ответ губами и пытаться переубедить того, кто жаждет большего.       Её палочка выпала из рук. Но не потому, что Гермиона сдалась...       — Нас увидят, так нельзя, — она отворачивалась, упираясь в плечи Рона.       Но он целовал и целовал. Лицо. Шею. Дёргал одежду с остервенением и злостью, и в душе уже понимал, что пугает... Но другого выхода не видел. Боролся с руками, отталкивающими его. Проникал под блузку, тянулся к груди, и остановить это безумие не хватало сил.       — Плевать! Я хочу тебя. Тебя одну, — требовательные руки прижимали ее к себе так сильно! Так отчаянно...       Но внутри Гермионы ничего не откликнулось. Не отозвалось. Молчало. Ни эти жадные губы, ни ласки, ни возбуждение не вызывали дрожи в коленях. Только боль. И чувство вины. И осознание того, что Рон прав.       И он это понимает. Чувствует. Бесится. Сходит с ума. Плюёт на приличия и запреты, чтобы достучаться до неё. Целует. Нагло гладит между ног. Чтобы заставить выкрикнуть правду в лицо.       Но вместо этого...       Гермиона из последних сил оттолкнула Рона. И ударила по щеке. Наотмашь. Чтобы привести в себя.       Вот и ответ на все вопросы. Чёткий и ясный. Хлёсткий.       — Как ты можешь? — выстонала она тихим измученным голосом. — Ты же...       — Твой лучший друг? — Рону больно, но он доволен. Осталось поднять свою палочку и исчезнуть. Лишь бы не видеть этих полных сожаления глаз! — А друзей не хотят, да?       — Прости, — Гермионе хотелось заплакать. Но не так. Не здесь.       — Да пошла ты! — она даже рот приоткрыла. За что?       И молча смотрела на не её Рона. Чужого. Незнакомого. Он зашагал прочь, оставив Гермиону наедине с собой.       Что с ним происходит? Что?!       На этот вопрос ответа не было.

* * *

      Спустя несколько дней, вечером, Гарри шёл по коридору к Директорской башне и волновался как первокурсник. В голове — десятки мыслей и ни капли определённости.       Например, что такое «необъяснимое», по мнению Гермионы, творится с Роном? Она редко ошибается, не верить её чутью нет оснований, но вряд ли очередная ссора — повод для подозрений. Эмоции не поддаются логике. Тем более — эмоции Рона.       Парни с девушками часто не понимают друг друга.       «Хотя он взвинченный, да... С Малфоем, Гермиона говорит, чуть не сцепился. Ну, в этом как раз ничего удивительного!»       Гарри спросил о стычке, но Рон в ответ зарычал. А значит, захочет — сам расскажет.       И долго ещё лучшие друзья собираются не разговаривать? Нелегко быть между молотом и наковальней, даже если рядом Джинни. И зачем она каждый раз напоминает себе — и не только — что они решили больше не вмешиваться?       Почему Аббот фырчит на Рона? Ведь ещё пару недель назад он и Джордж дружески захаживали с ней в «Дырявый котёл».       Отчего Невилл вдруг отказался от ужина? Все перессорились, что ли?!       С другой стороны (Гарри уже заметил каменную горгулью), очень интересно, почему Макгонагалл хочет его видеть?       Он хмыкнул.       Предположений — масса, только ничего страшного в голову не приходило. Новый учебный год начался не блестяще, но довольно неплохо, поэтому причин для подобного визита не наблюдалось. Да и Гермиона на занятиях выручала иногда, по-доброму ворча: «Будь внимательней! О чём ты думаешь?» Но это — обычное дело.       — Гарри, — услышал он за спиной тонкий девичий голосок и обернулся. — Ты уже успел провиниться? — искренняя улыбка служила скорее одобрением, чем укором. — Или просто гуляешь?       — Луна, — Поттер подождал, пока они поравняются, — тебя вызвала Макгонагалл? — утвердительного жеста не последовало, Лавгуд повела плечами, и Гарри добавил: — Только не говори, что ты решила сменить факультет — не поверю. А что с одеждой? На тебя напали дюжина тюбиков и кисть?       Он оглядел испачканную в масляных красках форму и машинально потянулся за палочкой. Сокурсники считали Луну странной, и Гарри не представлял, что они могут выкинуть. Её вещи часто использовали для розыгрышей.       — Не надо, — отрицательно качая головой, остановила его Лавгуд, — так я выгляжу более загадочно. И не так мрачно, правда? Я потом сама, — спешно уточнила она. — Вот только закончу рисунок. С волшебными красками нужно использовать специальные очищающие заклинания. Ты ведь в курсе?       Гарри ненадолго растерялся. Сознаваться, что он как раз не в курсе, почему-то не хотелось.       Он же не Гермиона.       — А нам задали что-то нарисовать? — он усиленно напрягал память.       Ничего подобного!       Хотя Луна отличалась нестандартным подходом и к учёбе тоже, её мало волновало, что думают на этот счёт остальные.       — Нет, по-моему... Но я последнее время невнимательна. Эти стены всё ещё хранят воспоминания. Такие разные... — задумчиво произнесла она, разглядывая коридор, чтобы уменьшить неловкость и не смущать Поттера прямыми взглядами ещё больше. Герой — не герой, а девушки — совсем иное. — Это отвлекает иногда.       — А что ты рисуешь? У тебя хорошо получается, кстати, — Гарри искренне стало интересно. Он вспомнил то щемящее чувство в груди при виде настенной живописи в доме Лавгудов. — Так что? Если это не секрет, конечно...       — Не Рона, — вот так — в лоб. Поттер не был готов к такому. Луна умела удивлять своей проницательностью. — Он какой-то странный последнее время, ты заметил? — ответа, похоже, никто не ждал, потому что тут же последовало уточнение: — Гермиону. Скоро же её день рождения. А она... очень грустная.       Гарри опять поймал себя на том, что Луна нравится ему. Как и её умение менять вовремя тему:       — Может, поэтому меня и вызвали. Последний раз я делала наброски прямо на трансфигурации. Профессор Спиннет очень рассердилась. Назначила отработку. Теперь ещё и Макгонагалл, наверное, сделает предупреждение...       — Вряд ли, — решил приободрить Гарри.       А вот и ещё один вопрос на повестке дня — подарок для Гермионы.       Они замерли у каменной горгульи. Луна легко и непринуждённо, будто ей ничего не грозило, назвала пароль «Мирное небо», и винтовая лестница стала поднимать их. Лавгуд рассматривала статую, водя по ней кончиками пальцев, словно собиралась сделать её частью новой картины, и тем самым невольно приковывала к себе взгляд. Гарри, пряча неловкость, мысленно подгонял лестницу. Та издала финальный скрип, причалила и...       Это оказалось полной неожиданностью — заметить в кабинете... Малфоя.       Неужели кто-то донёс про стычку с Роном?.. Рон? Нет, он не мог. Не мог?       — Можете идти, мистер Малфой, — спокойно произнесла Макгонагалл. — Мистер Поттер... Мисс Лавгуд?.. — Макгонагалл удивлённо уставилась на форму последней. — Что-то случилось?       Гарри расслышал совсем тихое «чокнутая», как только Драко повернулся, — это не удивило. Но вот взмывшая в воздух волшебная палочка и негромкое...       — Скипидарус! — да.       Одежда Лавгуд, к её неудовольствию, тут же очистилась. Малфой в своём репертуаре — даже скривился высокомерно.       — Похвально, — в некотором замешательстве высказалась Минерва и жестом велела Драко поторопиться.       «Строит из себя добренького... Перед Макгонагалл. Как предсказуемо, — Гарри возвёл глаза к потолку. — Любит ткнуть носом в то, что он-то палочкой пользоваться умеет».       Как тут не понять вспыльчивого Рона!       Гарри заметил, как слизеринский подхалим спрятал что-то похоже на конверт в карман. А плохие вести часто не совы приносят — это делают люди.       И не всегда близкие.       Драко, довольный собой, исчез из виду, и Макгонагалл заговорила:       — Я помню, мистер Поттер, что приглашала вас. Рада поздравить с назначением, другого капитана факультетской команды представить сложно. Но возникли непредвиденные обстоятельства, поэтому завтра, в это же время, жду вас у себя. Кое-кто очень хотел побеседовать с вами...       Макгонагалл едва-едва улыбнулась и покосилась на портрет Альбуса Дамблдора.       Гарри почувствовал дикое сожаление, что придётся отложить такой особенный разговор. Но, вежливо попрощавшись и ожидая лестницу, услышал участливым голосом:       — Мисс Лавгуд, только не волнуйтесь, пожалуйста... Ваш отец стал жертвой несчастного случая. Всему виной его слабость к нетрадиционной магии. Но с ним всё будет хорошо!.. В Мунго прекрасные колдомедики.       — Я уверена в этом, — умиротворённо ответила Луна. — Думаю, папа признателен вам за хлопоты.       Ей не было всё равно — Гарри знал. Она просто предпочитала верить в лучшее. Всегда.       — Воспользуйтесь камином или порталом. Хотите, прямо сейчас, — Макгонагалл, без сомнения, не ожидала такого спокойствия. Некоторые дети не переставали её поражать. — И я обещаю вам выходной...       Спускаясь, Гарри испугался за мистера Лавгуда. Ходили слухи, что после Войны тот слегка помешался. Ну, он и раньше слыл весьма странным. Правда, Луна никогда не жаловалась, и Поттер всегда удивлялся, откуда столько сил в хрупкой на вид девушке.       Гарри влетел в общую гостиную в поисках Гермионы, а она о чём-то шепталась с Джинни. Дождался удобного момента и тут же выпалил:       — Я наткнулся в кабинете на Малфоя. Вряд ли его там чествовали... Рон ведь не мог доложить?       Вопрос-сомнение ещё совсем недавно смотрелся бы оскорбительным, но теперь... Раз что-то не так...       — Конечно, я же грёбаный стукач, — разгневанно прокомментировал Рон, подпирая стену на лестнице, и Гарри почувствовал себя виноватым.       Учитывая постоянную взвинченность кое-кого, на горизонте замаячила очередная ссора. Уже не с Гермионой.       — Извини, я не... — начал Гарри.       — Заткнись, пока не сказал очередную херню! — укоряющий взгляд друга сменился открытым недовольством.       Так скандала не будет? И слава Мерлину! Разумнее Гарри перейти ко второму вопросу:       — Кто-нибудь слышал, что случилось с мистером Лавгудом?       Рон не позволил Гермионе и слова вставить:       — Гарри, есть проблемы поважнее. Я собирался проверить, вышла ли Паркинсон на дежурство...       — И что? Застукал её с Малфоем? — Гарри сам не понял, почему вставил именно его имя.       Наверно, вспомнил про прилежно спрятанный конверт. Это было письмо из Министерства? Ведь вряд ли Макгонагалл вручила ему приглашение. Неужели что-то случилось? Зла, пусть и бывшему Пожирателю смерти, Гарри совсем не желал.       И тут известие из уст друга, повергнувшее в шок:       — Пропала карта Мародёров.

* * *

      Драко устроился за столом в заветной учебной комнате на седьмом этаже. Уже полчаса он переводил взгляд с пары листов пергамента, лежащих перед глазами, на волшебный огонь — и обратно.       Волей-неволей языки пламени завораживали. Игра света и тени в ночных сумерках напоминала вечную борьбу добра и зла.       Драко и сам чувствовал себя кем-то тёмным. Именно «кем-то» — без крови и имени. Кем-то, у кого не хватает сил, а может быть, и души распечатать жестокий конверт. Казалось, что письмо в кармане прожигает ткань и густой жар поднимается прямо к сердцу, заставляя его биться так часто. Биться, наказывая за трусость. Биться, напоминая, что существует. Калеча «кого-то», кто, наверно, почернел изнутри. В такие мгновения Драко было особенно тяжело. Ведь это чувство вины пробивало в груди дыру, в которую затягивало с треском и воем.       Неожиданно захотелось поднести руку максимально близко к огню и посмотреть, как долго сможешь терпеть. Физическая боль обычно внушала страх, но сегодня какая-то мазохистская потребность в этом пугала гораздо больше.       Драко выложил конверт на стол. Не удержался и подставил под пламя ладонь, крепко сжимая свободной рукой особенное письмо. От матери...       — Чёрт! — он достаточно быстро отдёрнул кисть. Сжал в кулак, с шипением втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Нет, боли в жизни и так хватает. — Глупость какая!       — Это точно, — произнёс сзади скрипучий голос. — И поэтому очень на тебя похоже!       Драко ухмыльнулся, расправляя магией измятый конверт, но не вздрогнул от неожиданности и даже не повернул головы. А всё потому, что знал — за ним наблюдают. Разговаривать через сумку сегодня не хотелось.       Малфой вернул так и не распечатанное письмо в карман и снова уставился на языки пламени.       — Огонь — это сила. Огромная. Притягательная. И разрушительная, — произнёс тот же голос. — Но и ею можно научиться управлять. Ощутив власть над...       — А я разве спрашивал твоё мнение? — бесцеремонно оборвал Драко намечавшуюся речь и приподнял один из листков пергамента со стола. Задумчивый взгляд застыл на изображении. — Я же сказал, не мешай мне!       — Сэр… — поправил голос. — Я чувствую, иногда тебя так и тянет произнести моё имя. Потому что ты идиот! Я велел обращаться ко мне «сэр». С такой неважной наследственностью и до Азкабана недалеко, — язвительность в тоне усилилась — очередной способ задеть посильнее.       — Твои «велел» должны что-то значить для меня? — Драко почти разозлился. Но почти. Созерцание отвлекало, да и с письмом в кармане демоны внутри, как ни странно, шептали, а не кричали. — Сомневаюсь…       — Пришёл сюда полюбоваться откровенными картинками? — оставить занятие Малфоя без комментариев? Ни за что! Это скучно. — Потянуло на сомнительные эстетические удовольствия? Физических тебе уже мало? Глупый мальчишка!.. Да, девчонка привлекательна. И формы… весьма впечатляют. Я понимаю...       — Да неужели? — вырвался ехидный смешок.       — Сарказм неуместен, Малфой. Я никогда не был слепцом. И к вопросу продления рода подходил очень серьёзно. Но сколько можно повторять: держи ненужные эмоции под контролем! Они делают нас слабыми. Уязвимыми. Та же любовь требует жертв, и только ненависть воспитывает. Даже превозносит! Не трать время впустую...       — Не знал, что ты способен вообще об этом рассуждать, — Драко обернулся. Услышать нечто подобное он точно не ожидал. Волшебный мир сошёл с ума!       — Человеческие эмоции — всего лишь инструмент. Способ манипулировать. Это острый нож, который может не только ранить, но и убить. Дементоры, которых ты так боишься, — голос словно подползал к его нервам, — прямое доказательство моих слов. Из семи основных эмоций они питаются особенно сладкой: радостью. Не страхом, не стыдом, не гневом, не отвращением, не печалью или интересом, а радостью! Именно она подпитывает наши чувства.       — Тогда хорошо, что я от этих балахонов за тысячу миль.       — Запомни на будущее, щенок, — голос, отражаясь от стен, проникал глубже, чем обычно. Он не был громким. Только уверенным. Полным силы. — Люди испорчены. Они обманывают друг друга. Презирают. Соперничают и иногда побеждают. Лишь смерть примиряет их всех, в этом весь смысл. А жизнь обычного смертного — это череда боли. И дементоры пожирают его, когда тот слаб.       — Ой, меня воспитывает демагог. Тебе бы трактаты писать...       — Ты хочешь быть слабым, Малфой? Тогда чувствуй. Плыви по течению. Унижайся. Ной. Рой землю в поисках бреда, что одни называют счастьем, а я — химерой. Только помни, нет пищи — дементоры тебе не страшны. Для мёртвого душой они как игрушки, поверь мне...       Со стороны последняя фраза прозвучала очень спокойно и вкрадчиво. Но Драко даже похолодел. Мало ему внутренних терзаний? Кошмаров? Надзора? Зачем он пошёл на риск и притащил свой «приговор» в Хогвартс?..       Хотел стать особенным?       Возможно.       Но он топит собственную жизнь в трясине эмоций и абсолютно не представляет, к чему это приведёт. Вдруг он уничтожит себя?..       Драко поднёс рисунок к огню и поджёг уголок. Пергамент с изображением красивой полуобнажённой девушки медленно пожирало пламя, а Малфой, как заворожённый, любовался этим зрелищем, пока пальцы беспощадно не обожгло.       Больно!       Но уже легче. Внутри — определённо.       Он ненадолго прикрыл глаза, мысленно прощаясь:       «Пока, Сандра…»       Рука потянулась за вторым листком — гори всё огнём!       В глазах полыхало пламя, рисунок Фоссет тлел под янтарными языками, и вместе с исчезающим пергаментом успокаивалось сердце Драко. Человеческая слабость — его слабость — рассыпалась, словно зола.       Теперь одной проблемой меньше.       Осталась только... Грейнджер.       Долбаная Грейнджер!       Невыносимая Грейнджер.       В этот раз Драко не сказал это вслух, но казалось, ненавистное имя повисло в воздухе. Тенями поползло по стенам.       — У тебя неприятности, Малфой? — голос стал злее и холодил кровь: — Противно смотреть. «Я ни на что не годен» — отпечатано у тебя на лице. Ты всё ещё маменькин сынок!       — Заткнись! Или…       — Что — «или»? Я тебе нужен, ты и сам это понимаешь. Может, ты и не хочешь быть мной, что по сути невозможно, но жаждешь того, что мне хорошо знакомо. Так что прекрати эти метания и решай проблему. Решай, Малфой! И быстро.       Драко молча смахнул пепел взмахом палочки, закинул «собеседника» в сумку, повесил её на плечо, распахнул дверь, загасил волшебный огонь и заявил не менее зло:       — Не лезь с советами, Том! Так проживёшь дольше. Хотя в твоём случае это звучит абсурдно. _______________________       * Амброзия — род трав семейства Астровые, от светло- до тёмно-зелёного цвета, иногда высотой до 2 метров. Является природным аллергеном.