Король и Шут

Мастер не обманул и сдержал свое слово. Еще не успело солнце выползти на небосвод, а петухи не продрали глаза, как трубы в коморке шута загудели, затряслись и выплюнули струю воды. Поначалу та текла мутная, но потом мало помалу посветлела. Прохор, привыкший вставать ни свет, ни заря, умылся по пояс, наплескав на полу большую лужу, сменил ночные портки на привычный шутовской наряд и решил прогуляться по замку. Он старался держать все под своим личным контролем, и привык быть в курсе всего, что происходило в этих стенах. Всем известно, что заговоры плетутся по ночам, именно тогда, когда сон всего крепче, и Прохор хотел бы знать, если таковой имеет место. Тем более что сам король попросил его об услуги. Тот, кто не спит в столь ранний час, явно не чист помыслами. Тихо ступая, шут шел от одних покоев к другим, останавливался возле закрытых дверей, прислонялся ухом к холодным позолоченным створам и, затаив дыхание, вслушивался. Но кроме громкого храпа там, где дрыхли государственные мужи, и еле слышного сопения, где почивали фрейлины королевы, ничего подозрительного Прохор не услышал. Правда, Казначей сквозь сон требовал "Еще! Еще! Мне мало!". Прохор узрел его слюнявую физиономию в замочную скважину. У дверей королевы балагур постоял подольше. Ничего. В замке все спали, ну, почти, если не считать самого шута, главного повара с двумя поварятами, что уже гремели на кухне посудой, и еще одного персонажа. Возле его двери шут задержался, еле сдерживая смех, готовый вырваться наружу. Сначала Прохор решил, что ему показалось, но когда он приоткрыл дверь буквально на палец, то не смог просто взять и уйти. Посреди своих покоев в ночной рубахе стоял Главный Министр и размахивал руками. Его голову венчала корона, сделанная из бумаги. Схватив со стены саблю, генерал совсем погрузился в образ и, стараясь не кричать, принялся общаться со своими воображаемыми подданными. - Мой народ! Любите ли вы меня так, как я вас? Я счастлив, что вы поверили мне и избрали своим правителем! Вы не пожалеете, клянусь своими усами! - министр убрал саблю на место и упер руки в бока и широко расставил ноги, - Я буду грозным, но справедливым. Хотя... Да, первое время надо быть именно таким, чтобы чернь стала доверять мне, а потом можно будет и налоги поднять. Представляю выражение лица Генриха! Шут нахмурился и почесал подбородок. "Ты чего, старый осел, удумал, уж не государственный ли переворот?". Но опасения Прохора не оправдались, и он облегченно вздохнул. Генерал забрался на кровать, укрылся одеялом и продолжил размышлять, медленно погружаясь в сон. - А потом, чего доброго, - офицер зевнул, - народ поднимется супротив меня, свергнет и повесит, аки супостата, на каком-нибудь дубе, буду там болтаться, пока веревка не перетрется. Или застрелит кто, пока буду в карете по улице ехать. Нет, пожалуй, ни к чему мне трон. Министром спокойнее: получил приказ - выполнил. Жалование большое, полный пансион и все такое. Хотя… Через мгновение несостоявшийся правитель уже храпел. - Представляет он... - и шут продолжил свой обход. - Фантазер! Пройдя по длинному коридору, Прохор разбудил караульных, что задремали на посту у входа, и по бесконечным ступеням спустился обратно на кухню, чтобы проконтролировать процесс приготовления пищи, да и подкрепиться заодно. До завтрака еще долго, а живот уже урчит и настойчиво просит есть. Кухня блестела, как доспехи гвардейцев на параде в честь празднования семидесятилетия государя. Свет десятков масляных ламп играл бликами на кухонной утвари. Развешенные на стенах различной длинны ножи, ложки, половники, сковородки и ковши мирно покоились на своих местах. Колонны кастрюль, тарелок и кубков уходили под самый потолок. В печах потрескивали поленья, а языки пламени вырывались наружу из-за приоткрытых заслонок. В больших котлах бурлила вода, которая пойдет на утренний туалет королевских особ, а в посудинах поменьше уже варилась ароматная похлебка. Рядом на живом огне поваренок вращал на вертеле тушку молочного поросенка. Сам хозяин кухни, полный мужичок, в белом фартуке и накрахмаленном колпаке, ловко нарезал овощи, напевая на все помещение свою любимую песню, что заучил, гуляя по вечерам в таверне и слушая артистов. Никто не ждал, что будет праздник в этот день, но все равно явились все, кому не лень. Уж так в деревне повелось: резвись, коль выпить удалось! И даже гоблин-борода с холмов пришел сюда. Пели песни до утра, пого танцевали. Каждый наливал вина, пить не уставали! Был странный вкус, но людям было наплевать, не дуя в ус, напились и давай гулять. Какая разница, что пьешь - себе и ближнему налей. Чем больше в рот себе вольешь, тем будет веселей! Хэй! Пели песни до утра, пого танцевали. Каждый наливал вина, пить не уставали! И только гоблин, как бревно, упал и распростерся ниц, узнав, что хоббиты вино варили из яиц! Пели песни до утра, пого танцевали. Каждый наливал вина, пить не уставали! Ведь простой народ, что попало пьет, если это хоть немного по мозгам дает! Пели песни до утра, пого танцевали, Каждый наливал вина, пить не уставали! Все придут на пир, лишь бы повод был. Сладок уксус на халяву, кто-то говорил! В деревню хоббиты пришли и принесли вино, и местный староста тогда на праздник дал добро. В их появлении был бесхитростный расчет: - Мы людям принесем вино, они же нам дадут за это мед! Чего скрывать - и я там был, вино со всеми вместе пил. Своим я видом фей пугал, под дубом бешено рыгал! Шут слушал пение повара, прислонившись к большому шкафу, набитому до отказа серебряной посудой. - Сколько тебя знаю, - откашлялся в кулак Прохор, - ты всегда веселый, Гарри. Такое впечатление, что тебе невозможно испортить настроение. Тот закончил песню и обернулся, чтобы посмотреть на столь раннего гостя. - Приветствую, - повар кивнул. - Отчего же, однажды некий олух попытался мне его испоганить, но плохо кончил, - и Гарри со всего маху воткнул огромный тесак в разделочную доску. - Ты же меня знаешь, я бью всего два раза, причем второй - по крышке гроба. Оба зычно засмеялись, чем напугали поварят: один даже с грохотом уронил кастрюлю, которая покатилась по полу. Хозяин кухни недовольно посмотрел на ученика. - Руки-крюки! Пойдешь на солеварню работать, бездарь! Почему картофель до сих пор не почищен, а?! - Сей момент! - побледнел мальчонка и заметался по помещению. Прохор усмехнулся. "Вот это подход, поэтому на кухне всегда порядок! Вот такого бы министра, цены б ему не было, не то, что наш, мямля, - а вслух сказал". - Угости-ка меня чем-нибудь, - и потер живот. - Урчит, спасу нет. - Утка вчерашняя осталась, подойдет? - шут кивнул. - Еще кисель есть. - Давай, - и весельчак сел за столик, предназначенный для приема пищи работниками. - И сам присядь. Гарри накрыл в считанные секунды, прикрикнул на подмастерьев и присоединился к высокопоставленному гостю, усаживаясь на бочонок с вином, вместо стула. Прохор отщипнул мяса, макнул его в соус и отправил в рот, прикусив сочным помидором, что брызнул соком по сторонам, запачкав идеально белый фартук повара. - Ох, ё... - прикрыл рот шут, а Гарри нахмурился. - Извини. - Ну вот что ты за человек? Не успел прийти, уже неприятности начались. Новый фартук совсем, только сегодня одел. - Отдашь королевской прачке, она отстирает, - попытался сгладить вину Прохор. Толстяк махнул рукой. - Ей отдашь, и можно забыть. Постирает с тряпьем каким-нибудь и все, только полы мыть потом. Я жене накажу. Прохор отхлебнул киселя прямо из кувшина, проигнорировав предложенную кружку, и посмотрел на часы. - Ого! Скоро Генрих проснется. Сейчас пришлю водоносов, - шут поднялся со стула. - Рад был снова увидеться. Мой поклон супруге и детям. Сколько их, кстати, у тебя уже? Хозяин кухни вздохнул. - Третьего дня пятого родила. Опять девка. Кто их всех замуж возьмет, ума не приложу! Прохор сочувственно покивал и засунул в карман яблоко, которое взял из большой корзины, стоявшей у входа. - Проси у государя прибавку, копи приданое. Ну ладно, заболтал ты меня! Шут выскочил за двери и вприпрыжку стал преодолевать лестничные марши древнего замка. Звук его шагов эхом разлетался по коридорам. Навстречу королевскому весельчаку попались тушилы, в обязанности которых входило гасить факелы и лампы и открывать оконные ставни утром, когда вставало солнце, и наоборот, едва дневное светило скатывалось за горизонт, рассеивать мрак замка, зажигая светильники и затворяя окна. *** Присутствовать при ежедневном омовении королевских телес шут не стал, по крайней мере, смотреть на заплывшего жиром сюзерена Прохор не испытывал никакого желания, вот королева - другое дело, там и низ ничего, и верх о-го-го, но неловко как-то стоять и пялиться, хоть и можно прикинуться дураком... А вот от завтрака шуту отвертеться опять не удалось. Самодержец потребовал от него компании и дружеской беседы, так как его благоверной претили всякие беседы, кроме обсуждения новых украшений или платьев. Факелы и лампы нещадно коптили потолок и стены Трапезной залы. Даже ароматы яств не в силах были перебить запах сгоравшего масла. - Когда уже мастер запустит это свое скр... элетр... Тьфу, мать его! Электричество! Все тянет и тянет... Вонь уже по всему замку от копоти, сколько не проветривай. - Так без денег ничего не получится, - вымолвил шут. - Сколько ж ему еще нужно?! - вспылил король. - Я казначею давал указ выдать мастеру тысячу монет. Еще надо?! Дождется этот изобретатель, честное слово! Августейший был не в духе и безо всякой охоты тыкал вилкой в зажаренный бок молочного поросенка, который всего несколько часов назад бегал за стенами города по загону и верезжал. Его супруга, сидевшая на противоположном конце стола, наоборот, испытывала острое чувство голода, поэтому усердно налегала на все подряд, особенно на квашеную капусту и соленые огурцы. Прохор переводил взгляд с одной королевской особы на другую, с хлюпаньем попивая настойку калины и облепихи из серебряного кубка. - Ты какой-то грустный, - спросил шут. - А чего веселиться? - отмахнулся Генрих. - Супруга перестала обращать на меня всякое внимание, вон, только брюхо набивает... Кстати, ты не забыл о моей просьбе? Прохор перешел на шепот. - Ни в коем рази. Пока ничего утверждать не могу, я же только начал слежку, но кое-что могу сказать наверняка, - Генрих весь обратился в слух, поправляя слюнявчик. - У тебя будет наследник! Король выронил вилку, закашлялся и едва не упал со стула, который придержал ловкий балагур. Августейший хлебнул вина и уставился на слугу, выпучив глаза. - Окстись, языкастый! - Да ты сам посмотри! - шут скосил взгляд в сторону государыни. - На солененькое потянуло, нервная вся - однозначно понесла, к гадалке не ходи! Генрих погрустнел и схватился за голову. - Беда... - Ты чего не рад? Сам же хотел наследника, а теперь кривишься, будто уксуса выпил! - То-то и оно! - вздохнул сюзерен, со всего маху вонзая нож в поросячий бок. - Подложил мне кто-то свинью. Голубь, мать его так! Теперь все придворные шептаться начнут, мол, интересно, кто это рога королю наставил... Шут снял свой колпак и почесал затылок, запустив ладонь в рыжие кудри. - Все тебя учить надо, - Он посмотрел на государыню. - На собрании во всеуслышание скажи Изольде, что сегодняшняя ночь была великолепна. Пусть потом у кого-нибудь язык повернется сказать что-то непристойное в твой адрес, махом познакомим с палачом. Генрих с надеждой посмотрел на своего слугу. - Думаешь, выгорит? Я-то ведь буду знать правду. Шут сплюнул на пол. - Тебе что важнее, что ты знаешь, или что про тебя придворные говорить будут? То-то и оно! Сделай, как я сказал. Потом известие о беременности госпожи все воспримут спокойно. И хватит издеваться над поросенком! - Прохор отодвинул блюдо с несчастным свиненком, который был уже истыкан, как дуршлаг. Весельчак посмотрел на часы. - Через пятнадцать минут нам надобно быть в Тронной Зале. Министр прибудет и прочие королевские дармоеды. Пойдем, Генрих. Августейший согласно кивнул, бросил на стол слюнявчик и встал, поправив горностаевую мантию. - Дорогая, обратился он к супруге. - Жду тебя на совещании. - А без меня никак? - спросила Изольда, вытирая свои алые губки. - Мне что-то нездоровится. Король хотел уже согласиться и разрешить жене не приходить, столь жалобна она посмотрела на благоверного, но Прохор зашипел на него и к тому же больно наступил на ногу. - Никаких отговорок, это не займет много времени. Заодно пообщаешься со своими фрейлинами. Жду через... - правитель Серединных Земель посмотрел на шута. - Через десять минут, - пришел тот на помощь своему господину. И Генрих в сопровождении Прохора покинул обеденный зал. От витражей по стенам прыгали разноцветные блики, звук шагов разлетался по лестнице, отражаясь от сводчатого потолка. Тяжело дыша, король переступал со ступеньки на ступеньки, опираясь на руку своего верного шута. Суставы ломило. Еще треклятая мантия обвивалась вокруг ног, и от тяжелой короны болела шея. В общем, чувствовал себя сюзерен не очень хорошо, не помогало даже лечение грязями, хотя лекарь утверждал обратное, обмазывая величественные телеса зловонной болотистой жижей. От запаха тины, который уже въелся в кожу, не спасали даже всевозможные духи, что августейший выливал на себя целыми флаконами. Королевский парфюмер не спал ночам, изыскивая новые ароматы, лекарь готовил все новые мази, а Генрих по-прежнему хирел. - Я подозреваю, что меня кто-то сознательно травит, - вдруг произнес сюзерен. - Ты так не думаешь? - Нет, я-то себя нормально чувствую. Всю твою еду пробуют десятки людей, в том числе и твой покорный слуга. Если бы дела обстояли так, как ты говоришь, то в королевстве либо жили одни доходяги, либо все уже умерли бы давно. - Не поспоришь, - вздохнул Генрих и толкнул массивные позолоченные створы дверей, ведущих в Тронную залу. Часы на улице пробили девять часов утра. Едва король вступил в помещение, придворная знать, что уже собралась и толпилась возле окон, замолчала и склонилась в приветственном поклоне. Августейший прошаркал по мрамору, уселся на трон и взял в руки скипетр и державу. Он обратил свое внимание на то, что его драгоценная супруга появилась тут раньше него и довольно хихикала и улыбалась, несмотря на утреннее недомогание. Генрих решил последовать совету своего шута. - Ваше Высочество, - сказал он, и Изольде пришлось прервать свою беседу. - Сегодня ночью вы были великолепны! Вы, однако, шалунья! Королева залилась краской и поспешила укрыться за веером. Десятки глаз воззрились на нее, чем сильно смутили и заставили отвернуться. Шут одобрительно кивнул господину и показал большой палец. Тот широко улыбнулся. - Один ноль в твою пользу, - шепнул Прохор, развалившийся на приступке возле ног хозяина. - Однако приступим к государственным делам. Что нового в королевстве? - спросил Генрих, и перед ним вырос Главный Министр, как всегда в идеально чистом мундире и при оружии. Он залихватски закрутил усы и отрапортовал. - Все спокойно, Ваше Величество! Граница на замке и все такое! - Это радует, - сюзерен откинулся на спинку трона. - А как у нас обстоят дела с финансами? Придворные зашушукались и вытолкнули на середину залы казначея в малиновом сюртуке, и треуголкой на голове. Тот отбил поклон, блеснув золотыми пряжками на туфлях. Этот остроносый франт с куцыми усами поправил монокль и, вздохнув, произнес. - Мой король, совсем-совсем плохо, да. Налоги надо поднимать, казна скудеет, - и вновь поклонился. Тут шут шепотом обратился к Генриху. - Позволь мне задать пару вопросов этому напыщенному индюку? - Августейший одобрительно кивнул, и Прохор продолжил уже в голос. - Скажи, неуважаемый, не воруешь ли ты?! Казначей пошел пятнами и стал озираться по сторонам, ища поддержки, но придворные, как обычно в таких ситуациях, изучали лепнину на потолке. - Как можно, я никогда! Что вы себя позволяете, господин дурак?! - Да? В таком случае скажите мне, мусье Жакоб, вы знаете, что это такое? - и шут указал на люстру, собранную Даниэлем-мастером. Казначей поднял глаза и сглотнул. - Потолок? - Ты из себя дурака не строй, это мой удел, - сказал шут, поднимаясь с пола. - Я про чудо-лампы речь веду. Они без электричества не работают. Изобретатель наш жалуется, что ты ему денег на это не даешь, хотя указ подписан самим королем, или ты плевать хотел? Казначей позеленел, уронил пенсне, которое повисло на серебряной цепочке, и задрожал. - Я... я... - Мешок угля! - шут подошел к нему вплотную и схватился за серьгу, торчавшую в ухе франта. - Слушай меня внимательно, бестия. Сейчас же отписываешь мастеру сундук денег, иначе я наговорю королю про тебя такого, что колесование тебе детской шалостью покажется. Понятно? Казначей согласно закивал, роняя на мраморный пол со лба капли пота, размером с горошину. - Я все понял, ваше шутейшество. Все исполню, немедленно. - Пшел вон! - рыкнул на него Прохор и занял свое место подле государя. - Сделай меня смотрителем казны, Генрих. Я отучу этих хапуг совать в нее свои лапы. Сюзерен поерзал на троне. - Да что они много украдут что ли? Так, по мелочи... Министр! Генерал перестал похрапывать и вытянулся в струну. Видимо, не выспался после своих ночных мечтаний. Он вытер платком слюну с губ, расправил усы и звякнул медалями. - Я здесь, Ваше Величество! - Вижу. Все готово к чествованию нашего героя? - Генрих посмотрел на Прохора и обратился к знати. - Учитесь, как государству служить надо! Казалось бы, шут, а толковый малый. Получил приказ, пошел и выполнил. Пленил смутьяна. Молодец. Сегодня в полдень чтобы все собрались на площади. Наши музыканты поведают вам о его славном подвиге. Еще новости есть? Нет? Тогда все свободны. Придворные поклонились и, пятясь, как раки, покинули Тронную залу. Вышли все, за исключением Генерала. Он остался стоять и, дождавшись, когда закроются двери, подошел к трону. Генрих отложил в сторону скипетр с державой. - Чего тебе? Министр переминался с ноги на ногу, скрипя начищенными сапогами. - Не знаю, как и сказать... - Да не томи уже! - подал голос шут. Офицер осмотрелся и шепотом сказал. - В замке появился призрак! - от этих слов встрепенулись даже дремавшие в углу собаки. - Вы не подумайте, я не сошел с ума. Его видели и некоторые фрейлины, и кое-кто из караульных и другие обитатели дворца. Ночью бродит по коридорам и что-то бормочет. Я уж не стал при всех об этом говорить, а то засмеют. - Это точно, - хмыкнул рыжий балагур, звякнув бубенцами. Король пристально посмотрел в глаза генералу. - Ты часом не во хмелю, Тихуан Евсеич? Ну-ка дыхни! - Честью клянусь не пил! - козырнул тот. - Я бы сам проверил, но, стыдно признаться, боязно. Шут ухмыльнулся. - У тебя же сабля и вся грудь в медалях! Ладно, я сам разберусь, что к чему. Скажу Советнику, чтобы официальную бумагу приготовил с подписями и печатью. Призрак... Хм. Даже Сюзерен скрыл смешок в кулаке, а едва генерал ушел, рассмеялся в голос. Прохор подошел к окну и посмотрел на окрестности города: в поле работали косари, на реке, что огибала столицу королевства крутила свои колесам водяная мельница, а ее старшая сестра вращала свои руки-крылья посреди пшеничного поля. Мельница была давно заброшена, и теперь служила местом для развлечения детворы днем, и тех, кто постарше, ночью. Прохор и сам наведывался туда пару раз с женой молочника. Шут усмехнулся и прервал свои неожиданно нахлынувшие воспоминания. В этот самый момент часы на Главной башне пробили десть часов. *** Площадь наводнилась людьми в считанные минуты, едва только глашатай вышел на помост и прокричал: - Внимание, жители Броумена! Королевский указ. Слушайте и не говорите, что не слышали! Сегодня ровно в полдень всем жителям столицы Королевства Серединных Земель собраться на дворцовой площади. Повторяю: сегодня ровно в полдень всем жителям столицы Королевства Серединных Земель собраться на дворцовой площади. Время пошло! - не успел еще глашатай свернуть пергамент, а со всех сторон уже стали стекаться мужики, бабы и дети. Площадь пришла в движение. С первым ударов часов, возвестившим о том, что две четверти дня прошли, на помост снова вышел бирич, развернул очередной свиток и загорланил, стараясь перекричать шумящую толпу. - Жители Броумена, король и королева! - Он махнул рукой в сторону балкона Главной башни, на который вышли величественные особы, посылающие налево и направо воздушные поцелуи. Народ возликовал: в воздух полетели шапки. Намечался праздник или казнь, в любом случае что-то одно разбавит серые будни. В небе каркнула одинокая ворона, которая уселась на жердь виселицы, прямо над глашатаем и, естественно, нагадила тому на плечо мундира. Площадь закатилась со смеху, а бирич погрозил кулаком вредной птице. Последняя не осталась в долгу и громко каркнула, взмахнув крыльями, чем изрядно напугала Главного крикуна города. - Продолжай, - повелел король, садясь в кресло. - Итак: несколько дней назад стало известно о том, что пропали некоторые королевские служащие, а именно: сборщики ягод и грибов, а так же пасечник. Хотя некоторые считают, что исчезнувших гораздо больше... Король облокотился на позолоченный подлокотник своего кресла и обратился к шуту, что мялся на стуле между ним и королевой. - Что значит - больше? Кто ему такую чушь сказал?! - Я, - ответил Прохор. - Зачем? - удивился Генрих. - Ну приукрасил чуток, и потом, кто может уверенным, что это не правда? Скольких бедолаг лесник мог волкам схарчить? Только богу и ему известно, но он молчит, как рыба. Не пытать же его... А так я вроде массового убийцу словил. Тем временем глашатай продолжал. Толпа внимательно слушала, перешептываясь и покачивая головами. - Специальным указом на поиски пропавших был отправлен королевский шут, благодаря которому удалось выяснить личность негодяя, а так же истинный мотив преступлений. Подробности вам поведают наши артисты. Встречайте: Броуменские музыканты! На сцену поднялись любимцы всех посетителей таверны, в своих разбойничьих лохмотьях. Простой люд встретил балаган дружным улюлюканьем. Те в ответ поклонились и, выкрикнув излюбленное "Хой! Хой! Хой!", ударили по струнам, а Михась с Дроном закружили по помосту, голося во все горло. Замученный дорогой, я выбился из сил, и в доме лесника я ночлега попросил. С улыбкой добродушной старик меня впустил, и жестом дружелюбным на ужин пригласил. Будь как дома путник, я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу! Множество историй, коль желаешь, расскажу, коль желаешь, расскажу, коль желаешь, расскажу! На улице темнело, сидел я за столом. Лесник сидел напротив, болтал о том, о сем: что нет среди животных у старика врагов, что нравится ему подкармливать волков. Будь как дома путник, я ни в чем не откажу, Я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу! Множество историй, коль желаешь, расскажу, коль желаешь, расскажу, коль желаешь, расскажу! И волки среди ночи завыли под окном. Старик заулыбался и вдруг покинул дом, но вскоре возвратился с ружьем на перевес: - Друзья хотят покушать, пойдем, приятель, в лес! Будь как дома путник, я ни в чем не откажу, Я ни в чем не откажу, я ни в чем не откажу! Множество историй, коль желаешь, расскажу! - Э-хэй! - закончил песню Михась и, поклонившись, дал музыкантам знак убираться и сам спрыгнул со сцены и смешался с толпой, которая взорвалась аплодисментами, а бирич продолжил свою речь, косясь в пергамент. - И вот когда над королевским шутом нависла угроза смерти, он не испугался и бросился на своего врага. Лесник бросился наутек и скрылся в лесу, тогда королевский летописец, что отправился на поиски пропавших вместе с шутом, бросился вслед за стариком, но был ранен. Дворцовый дуралей продолжил погоню, неся писаря на руках, пока не обнаружили преступника, который по уши завяз в болоте. Только под страхом смерти лесник сознался в своих деяниях, - поведал глашатай. - Наш доблестный шут спас преступника, связал и доставил в тюрьму. Теперь жители окрестных сел могут без боязни ходить в лес по грибы и ягоды. За героизм король награждает своего верноподданного весельчака двухдневным отпуском, грамотой и десятью золотыми! Площадь взорвалась криками "Ура!", где-то на стене замка отсалютовала пушка. На этот раз канониру повезло, и он остался жив. Сам Прохор перегнулся через парапет балкона и стал размахивать руками, приветствуя жителей города. Королева наблюдала за этим, то и дело закатывая глаза. - Шут и есть, - презрительно произнесла она. - Тоже мне, подвиг! Поглядите-ка, выходной ему дали... И так целыми днями дурака валяешь! - В основном дурочек, - Прохор поднял брови, и зыркнул на госпожу. Та покраснела и сильнее замахала веером. - Фи! Это дурной тон говорить о таких вещах! Шут продолжал махать ревущей от восторга толпе. - Не все же от кошмаров по ночам стонать... Изольда не выдержала и обратилась к мужу. - Генрих, долго мне еще терпеть этого выскочку? Он меня ни в грош не ставит, хамит, а ты и бровью не ведешь! Его следует наказать! - За что?! - удивился король, кряхтя поднимаясь с кресла. - Дурак, не ведает, что творит. Что с него взять? Шут запрыгнул на балюстраду, повернулся и стал раскачиваться из стороны в сторону. - С безумца спроса нет, Ваше Высочество! Королева побледнела, глядя на глупую выходку Прохора. - Слезай немедленно! Видишь, мне плохо?! У меня мигрень разыгралась, мне надо полежать. Ах... Она всплеснула руками и медленно начала падать. Тучный сюзерен не успел среагировать, и если бы не расторопность шута, то венценосная супруга разбила бы голову о подлокотник кресла, но рыжий балагур вовремя подхватил высочайшую особу, и все обошлось, а не как в прошлый раз. Первая жена короля во время обеда поскользнулась на арбузной корке и насмерть расшиблась о край стола. Тогда Генрих целые сутки горевал, обнимая безжизненное тело супруги, но боль утраты прошла на следующий день. После несчастные случаи происходили постоянно с королевскими избранницами: то орехом подавятся, то грибами отравятся. С тех пор уже минуло много лет. Нынешняя жена, Изольда, дочь внучатого племянника правителя Ниспании, восьмая по счету. - Точно я тебе говорю, был-таки голубь! - шут шмыгнул носом и посмотрел на хозяина. Народ постоял на площади еще полчаса и начал потихоньку расходиться. Никто так и не понял – будет сегодня выходной, как это обычно случалось в подобные дни, или нет. На всякий случай все решили вернуться к работе, но закончить пораньше, опять же на всякий случай, вдруг чего… Тем временем на балконе появились слуги с позолоченным паланкином и аккуратно уложили на него лишившуюся чувств королеву. Позже, в покоях самой Изольды, ее осмотрел королевский лекарь, который вынес свой вердикт примерно через час. - Ее Величество ожидает приплод. Король совсем сник, но виду не подал. Он натянуто улыбнулся и проводил взглядом служителя микстур и настоев с его подмастерьями, отошел от огромного трюмо и опустился на стул, что стоял у ширмы, скрывавшей кровать, где почивала его супруга. Шут отошел от окна и вздохнул. - Хорошо, что ты успел похвалиться сегодняшней ночью. Сейчас этот эскулап растрезвонит на всю округу, что государыня на сносях, слухи пойдут. И я, пожалуй, тоже. Прохор звякнул бубенцами, снимая с головы колпак и пересекая комнату госпожи. - Оставляешь меня в такой час?! – удивился сюзерен, почесывая брюхо. - Ты как будто сам рожать собрался! – усмехнулся рыжий весельчак. – В конце концов, сам дал мне два выходных – это раз, и два – мне еще надо с призраком разобраться, которого твои подданные видели. Дел невпроворот, ты уж попереживай чуток один, или… Знаешь чего? Переоденься в простолюдина, сходи в таверну и напейся до поросячьего визга. Могу составить тебе компанию, если пожелаешь. Правитель снял корону и почесал проплешину. - Чтобы я - потомок семи королей! - Ну и сиди тут, пускай слюни. Ей-ей, хуже барышни кисейной себя ведешь. Давай, казним кого-нибудь, может тогда тебе полегчает, - Прохор уже дошел до дверей и взялся за золотую ручку. - Постой! – король вздохнул. – Ты прав, нельзя падать духом и показывать слабость. Решено: идем в таверну. Жду тебя во сколь там нужно? Шут посмотрел на часы. - Я зайду в твои покои в семь, будь готов. Одежду я подберу у Гарри, вы с ним одного размера, - и шутник выскочил за дверь, оставив Генриха размышлять о насущной проблеме. *** Повар не стал спрашивать зачем Прохору одежда, он без разговоров выдал портки, рубаху, сапоги и шляпу с пером. Шут пообещал вернуть все в целости и сохранности, но Гарри почему-то не поверил. Как и было договорено, балагур, сменивший шутовской наряд на костюм обычного горожанина, появился у короля ровно в семь вечера, едва часы на главной площади ударили в первый раз. Слуга помог облачиться хозяину в простую одежду. Естественно, последний кривился и причитал: де, не престало королям носить тряпье всякое, к тому же чужое, но Прохор его не слушал. В конце концов, король и шут подошли к огромному, в полный рост, зеркалу в золотой раме и поглядели на себя. Генрих нашел себя очень даже привлекательным и заломил на затылок шляпу. А чтобы величество не узнали, Прохор раздобыл ему повязку на глаз, такую же, что носил Рене. Собственно, артист свою и одолжил, сказав, что у него есть еще одна. Стараясь не попасться на глаза придворной знати, король и шут покинули замок и серыми улочками пошли по направлению таверны. Они вышагивали вдоль домов, ведя не принужденную беседу. Точнее сказать, сюзерен спрашивал, а слуга отвечал. - Это что? - Лавка бакалейщика. - А тут? - Здесь крысолов живет. Лавируя мимо бегающей и орущей детворы, гоняющей собак, Правитель Земель глазел по сторонам. Заглядывал в витрины и, как любой нормальный мужик, провожал взглядом молодых женщин, которые развешивали на улице белье или несли с базара корзины с провиантом. Сюзерен сейчас больше походил на корсара, сошедшего со своего корабля на берег и проведшего в плавании долгие годы, поэтому и сам привлекал сторонние взгляды: толстый, одноглазый, только попугая не хватает, да костыля. Полчаса спустя два горожанина вошли в трактир. Тут же в нос человеку, скрывавшему личину короля, ударила резкая смесь всевозможных запахов: табака, вина, жареного мяса, пота и бог знает чего еще. Проследовав к дальнему столику, Прохор схватил за шкирку какого-то пьянчугу, что уже успел заснуть, и просто скинул со стула. Конечно, получилось слишком грубо, но репутация у шута была та еще. Он мог бы позвать трактирщика, попросить его избавиться от этого подвыпившего бедолаги, но тогда все, кому не лень, станут занимать этот столик, а за него, между прочим, уплачено! - А что если этот почтенный горожанин начнет выказывать свое недовольство? – шепотом спросил Генрих. - Тогда придется пересчитать ему зубы, и готов держать пари, их не так уж и много, - ответил шут. – Хозяин, принеси нам! Мгновение спустя на столике появился стандартный набор: две кружки пива и тарелка сухарей. Прохор взглядом дал понять королю, что пора бы уже и выпить. Они взяли кружки и чокнулись, как старинные друзья. Сюзерен огляделся: худшей компании он и представить не мог. Истинное логово разбойников, не иначе. Тут убьют и не заметят. Он уже десять раз успел пожалеть о том, что пришел сюда. От мрачных мыслей его отвлекла пышногрудая разносчица, что забрала опустевшие кружки, поставила на стол чистые, поменьше, и кувшин вина. Величество засмотрелся два огромных полушария, что едва не выпрыгивали из ее платья, а женщина, привыкшая к таким взглядам, только улыбнулась и, вильнув задом, направилась к соседнему столику. - Ну что, Генрих, накатим по маленькой? – шут уже разлил вино и ждал, пока хозяин придет в себя. - Вот это хозяйство! – хмыкнул тот, показывая руками размер груди разносчицы. – Королеве такие и не снились! Да и мне тоже, но теперь, думаю, будут! Августейший схватил кружку и залпом осушил ее. Прохор даже моргнуть не успел, как его хозяин снова налил и выпил. Похоже, вечер переставал быть томным. Дворцовый балагур опрокинул вино в глотку и потер ладони. Посетители таверны разразились одобрительными криками: появились музыканты. С помоста, который являлся так же и сценой для выступления, тут же сдвинули столы. Артисты заняли свои места и принялись настраивать инструменты. Михась бросил на пол шапку и прокричал. - Вечер добрый, забулдыги! Надеюсь, вы еще можете стоять на ногах, а ваши хмельные головы соображают, что нужно подкинуть нам пару монет! И так, мы начинаем, - Он отошел назад, и его сменил Дрон. - Эту песню мы придумали, благодаря нашему другу, - и он махнул в сторону столика, за которым сидели шут и незнакомец странного вида. – Он рассказал нам, как разговорил одного прохвоста, чтобы выведать у него тайну, и это послужило великолепной идеей. И так, приготовьте монеты! Артисты прокричали традиционное «Хой! Хой! Хой!» и ударили по струнам. Дрон и Михась заметались по помосту, горланя на всю таверну. Возвращаясь домой, парень шёл по тропе. Над долиной болот зависала луна. И услышал он вдруг чей-то крик вдалеке, и пошёл посмотреть, с кем случилась беда. И по мягкой земле он аккуратно ступал, его коварная топь в себя пыталась втянуть. Недалеко от себя он старика увидал, который крикнул ему: - Сынок, не дай утонуть! Помоги мне, парень, выбраться! Помоги мне, парень, выбраться!- бедняга рыдал, умолял. - Помоги мне, парень, выбраться! Помоги мне, парень, выбраться!- но парень с улыбкой стоял. И на корточки сев, с усмешкой парень сказал: - Не буду я тебе, дед, в твоей беде помогать. Как человек умирает, я вовек не видал, и наживую хочу я это сейчас увидать! - Помоги мне, парень, выбраться! Помоги мне, парень, выбраться!- бедняга рыдал, умолял. - Помоги мне, парень, выбраться! Помоги мне, парень, выбраться!- Но парень с улыбкой стоял... Помоги мне, парень, выбраться! Э-хей! Песня закончилась, и в шапку полетели медяки. Раздухорившийся сюзерен бросил аж целый золотой, что не ушло от внимания музыкантов. Рене, несмотря на повязку на глазу, узрел это и отвесил еле заметный поклон. Он не узнал богатея, просто сделал это от чистого сердца. Не каждый день им кидают золотые монеты. Видимо, величественной особе, переодевшейся в пирата, ударило в голову вино, ибо она завопил на всю таверну. - Давай еще! Всем вина, я угощаю! На миг наступила тишина, которая тут же взорвалась одобрительными воплями. Прохор схватился за голову: если так и дальше пойдет, то беды не избежать. Наклюкался король, и это с одного кувшина на двоих. Хотя, не мудрено. То, что подают во дворце - бабушкин компот, по сравнению с трактирным пойлом. Разносчица проплыла между столов, расставляю дармовую выпивку, а затем подошла к щедрому господину. - С вас пять золотых монет, - король не удержался и ущипнул-таки деваху за филейную часть. Та взвизгнула и погрозила величеству кулаком. – Еще раз так сделаешь, пожалеешь, что родился. Понял?! - Ой, какие мы нежные! – растянул лыбу одноглазый толстяк и выудил из-за пазухи кошель, под завязку набитый золотом. Он отсчитал пять монет, которые вложил в протянутую ладонь, и еще одну опустил между двух грудей разносчицы. Прохор понимал, что даже вся выпивка в харчевне не стоит таких денег, но спорить не стал. Во-первых, у короля не убудет, а во-вторых, еще подумают, что они отказываются платить, а это гораздо хуже. Пострадает авторитет шута. Он извинился за своего спутника, слегка поклонившись. - Генрих, - рыжий весельчак ткнул хозяина в бок локтем. – Ты зачем столько монет с собой взял?! Если кто-то увидит, то нам точно светят неприятности. Тут не только примерные мужья и торговцы обитают. Случается и воры с тракта заглядывают. - Я король, что мне будет. Сейчас гвардейцев кликну… - отмахнулся сильно подвыпивший Государь. Прохор надавил величеству на плечи, усадив того на лавку. - Даже не думай рот открыть! Не хочу тебя огорчать, но не все тебя любят. И еще, держи руки подальше от Мадлен. - Какая фрау! Так ее зовут Мадлен… - Генрих мечтательно закатил глаза. – У них здесь есть комнаты? Таверна гудела. Все присутствующие наполнили кружки, в том числе и музыканты, и выпили «за здоровье одноглазого господина!». Прохор достал трубку и закурил, сев на стул. Артисты дали посетителям время выпить и подзакусить, играя веселую мелодию. Шут воспользовался паузой и обратился к королю, который задумался, положив подбородок на ладонь. Другой рукой величество крутил опустевшую кружку. - Генрих, я расскажу тебе одну историю. Здесь она произошла или нет – не так уж и важно. Главное – сама суть. Так вот, однажды в таверну заглянул путник, богатей. Уж хозяин его охаживал, как только мог: и вино свежее, не кислятина, и мясо прожаренное и все такое. Жена хозяина таверны только и успевала тарелки менять, да крошки со стола смахивать. Потом проводила дорогого гостя в комнату, постелила белье свежее. А тот хмельной был, ну и решил, что ему все можно. Снасильничал бабу, и решил откупиться парой золотых, а та взяла и все мужу рассказала. Трактирщик пришел в ярость, ворвался в комнату, выволок гостя на улицу в одних портках и пустил пулю в лоб. На чужой вершок не разевай роток, как говорится. - Какая мерзкая история, - вздохнул Генрих, и хлебнул из кувшина. – Ты к чему мне ее рассказал? - Не пойму, кто из нас дурак, - почесал нос Прохор. – Мадлен – жена хозяина. У тебя, между прочим, своя есть. А уж если тянет на приключения, то…. В замке полно фрейлин, в конце-то концов. Тем временем музыканты вновь взялись за инструменты. Михась смочил горло и объявил. - Песня. Между прочим, самая любимая нашего дорогого гостя, шута Его Величества, героя Серединных Земель, спасшего селян от сумасшедшего старика, победившего безумного лесника и прочее, и прочее, и прочее! - Прохор махнул на знакомца и даже чуток покраснел, а, может, это выпивка играла в крови. Михась повторил жест шута и продолжил. – В этой истории рассказывается про нашего звездочета, который пытался завоевать сердце одной очень знатной дамы. Но, видимо, не вышел трубой. Короче, парень разбежался и прыгнул со скалы. Вчера Дрон слегка надорвался, когда ее горланил, поэтому сегодня моя очередь. Музыканты вновь заиграли, а Михась запел. С головы сорвал ветер мой колпак, я хотел любви, но вышло всё не так. Знаю я, ничего в жизни не вернуть, и теперь у меня один лишь только путь. Разбежавшись, прыгну со скалы. Вот я был - и вот меня не стало, и когда об этом вдруг узнаешь ты, тогда поймёшь, кого ты потеряла. Быть таким, как все, с детства не умел, видимо, таков в жизни мой удел, А она...да что она - вечно мне лгала и меня никогда понять бы не смогла. Разбежавшись, прыгну со скалы. Вот я был - и вот меня не стало, и когда об этом вдруг узнаешь ты, тогда поймёшь, кого ты потеряла. Гордо скинув плащ, вдаль направлю взор. Может она ждёт? Вряд ли, это вздор. И, издав дикий крик, камнем брошусь вниз - это моей жизни заключительный каприз. Разбежавшись, прыгну со скалы. Вот я был, и вот меня не стало, и тогда себя возненавидишь ты, лишь осознав, кого ты потеряла... Спустя пол часа Генрих уже тихо сопел на столе. Прохор почесал затылок, прикидывая, как он один потащит это тело в замок. Мало того, ведь его надо поднять по лестницам. - Научил на свою голову! – вздохнул шут и, поднырнув под руку короля, поднял его и поковылял к выходу. Ночь окутала город. На небе высыпали звезды, двурогий месяц мирно покачивался во мраке. Дверь за спинами Прохора и Генриха захлопнулась, оградив от гомона пьяных ухарей и звуков музыки. Веселье продолжалось. Хмельная парочка двинулась по тускло освещенным улицам. Лампы на столбах горели даже не через одну, а через десяток. Хорошо, что ночные светила помогали. Шут прилагал все усилия, чтобы самому не упасть и не уронить бесценную ношу, которая бубнила прямо в ухо своему носильщику. - Куда ты меня тащишь?! Там так весело, давай вернемся! Ха… - Генрих, поверь мне, тебе уже хватит. Какой же ты тяжелый! Они свернули в неосвещенный переулок. Прохор прислонил короля к каменной стене какой-то лавки и, уперевшись ладонями в колени, попытался отдышаться. Воздух, прогретый солнцем, уже успел остыть. Изо рта шута вырывался пар. Тут чуткий слух весельчака уловил какие-то звуки, а острый глаз заметил скользнувшую тень. В висках застучали тревожные молоточки. Что-то подсказывало Прохору, что благополучно добраться до дома не получится, а ведь предчувствия его никогда не подводили. Вскоре опасения оправдались. Из-за угла появились три фигуры, в плащах, скрывающие лица под глубокими капюшонами. Явно мужчины, если судить по походке. - Жизнь или деньги! – прохрипел один из них. - И не говорите, что у вас их нет. Мы видели, как вы кутили в таверне, - поддакнул второй. - У того толстяка целый кошель золота, я сам видел, - третий бандит достал нож, чей клинок блеснул в свете звезд. Двое других последовали его примеру. Шут осмотрелся: улица позади свободна, можно удрать, но всегда есть свое маленькое «но», а данном случае – большое, пьяное и королевское. Да и потом, окажись Прохор в такой ситуации один, он все равно бы не дал стрекоча. От сюзерена мало толку: слишком тучный и пьяный, к тому же старый. С ним только зимой хорошо, можно на нем с горки съехать. Молоточки в голове немного успокоились, глаза попривыкли к темноте. Прохор постучал себя по щекам, выгоняя излишний хмель. - Шли бы вы по добру, по здорову! – сказал он, сжимая кулаки. – Ей-богу, покалечу кого из вас, чего доброго. Оно вам надо? Разбойники переглянулись и стали наступать. Прохор приготовился к драке. Трое на одного – это слишком, к тому же хмель затуманивает разум, но величество надо защищать. - Не геройствуй парень, просто отдайте деньги и идите своей дорогой, - тот что поменьше вытащил из-под плаща пистоль. «А вот это плохо! – подумал Прохор. – Поди, знай, заряжен или нет. Если да, то в кого пальнет». Шут показал нападавшим открытые ладони. - Спокойнее, други, спокойнее. Будь по-вашему. Вооруженный грабитель опустил пистоль, двое других попрятали ножи. Шут, конечно же, и не собирался отдавать деньги. Такого бы не случилось при любом раскладе: хоть десять против одного, хоть пусть тут три короля стоят. Дело принципа! Чтобы какие-то пришлые забулдыги грабили в городе его хозяев? Ну уж дудки! В голове Прохора уже созрел план, кого и куда побольнее ударить: самому здоровому кулаком в лицо, туда, где зияет чернота капюшона, среднему ногой по колокольчикам, да так, чтобы звон по всей улице пошел, а третьему с разворота ребром ладони по горлу, и уже потом добить здоровяка. Но тут вмешалась судьба-злодейка в образе короля. - Кому тут не живется спокойно, а?! Подходи по одному! – Генрих на мгновение пришел в себя и схватил бузотера, что оказался ближе всех, за грудки, за что и получил удар в ухо. Августейший хрюкнул и всем прикладом упал на грабителя, придавив того к мостовой. Двое других, не сговариваясь, бросились на шута. Надо сказать, что дрались нападавшие знатно, не как обычная шпана. Они знали свое дело, но шут тоже был не робкого десятка. Пару раз ему хорошо досталось по спине, но и грабители уже плевались кровью. Один из них вновь выудил пистоль и направил на Прохора. - Сейчас я тебе еще одну дырку в голове сделаю, сучий потрох! - Стреляй, Фарух, чего ждешь?! – рыкнул здоровяк. Вооруженный полез за огнивом, косясь по сторонам. Где-то в темноте стонал придавленный королем бандит, сам же августейший мирно сопел и видел десятый сон. – Ну же! - Отсырело! – буркнул тот. Шут облегченно вздохнул и даже посмотрел на звезды. - Нет, ребята, так дело не пойдет. Думаю, мы поступим следующим образом: сейчас вы снимаете ремни и вяжите себя по рукам и ногам, как на галерах. Потом подбираете своего друга и идете в тюрьму. Разбойники опешили от такой наглости и переглянулись. - Шути, шути, - хмыкнул тот, кого назвали Фарухом, пытаясь поджечь порох. - Не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Прохор засунул руку под куртку и достал, уже сжимая в ладони многозарядный пистоль, о котором вспомнил только что. Просить второй раз он не стал. Взведя курок, шут сделал первый выстрел, выбив оружие из рук грабителя. Шут взвел пистоль, и барабан совершил оборот, вновь оказавшись в боевом положении. Вторая пуля повредила здоровяку колено. Тот взвыл, как подстреленный лось, и рухнул на мостовую, схватившись за ногу и матерясь, на чем свет стоит. Третья пуля свалила обезоруженного ранее разбойника. Шум выстрелов громом разлетелся по тесным улицам, и уже через десять секунд раздался топот и бряцанье оружия. Шут засекал. Это приближался отряд гвардейцев, патрулирующих улицы. Оружие горожанам запрещалось носить, да и стоило дорого, а значит, выстрелы означали, что кто-то свершает преступление! Караул, освещая дорогу факелами, точно выбежал к месту сражения, будто заранее знали, куда следует направлять свои силы. Но на то они и гвардейцы, за это жалование получают. Вперед вышел начальник отряда, закованный в кирасу, поножи и шлем с опущенным забралом. - Именем короля! Что тут происходит?! – он сжал рукоять сабли, но вытаскивать ее из ножен не спешил. Шут облегченно вздохнул, спрятал пистоль и вынырнул из тени. - Доброй ночи, служивый! – и Прохор помахал перед его носом пальцами. В свете факелов блеснул золотой перстень с тисненой монограммой «КСЗ». Стражник поклонился, и его примеру последовали остальные гвардейцы, вооруженные кто ружьями, кто алебардами. – Вот этих, в плащах, в темницу. Нападают на прохожих и грабят, угрожая ножами и пистолем. А этого толстого, несите во дворец. И запрещаю говорить об этом под страхом смерти. Все ясно?! - Так точно! – ударил каблуками начальник отряда. Солдаты соорудили из алебард и плащей нападавших носилки и погрузили на них раненых. Одноглазого толстяка, похожего на пирата, пришлось нести на руках. Прохор поднял глаза к звездам и прошептал. - Клянусь, больше этого не повториться! – и пошел вслед за отрядом, держась за раскалывающуюся хмельную голову.