Король и Шут

Прохор проснулся с ужасной болью, голова буквально разрывалась на части. Хотя, проснулся - слишком сильно сказано, скорее, пришел в себя. Не открывая глаз, он ощупал себя и сделал вывод, что все-таки добрался до дома, ибо абсолютно гол и ему тепло. Он, конечно, мог быть ограбленным до нитки и брошенным в какой-нибудь подворотне в куче грязного тряпья, но в это верить не хотелось. Перебрал он вчера с придворными музыкантами хмельного вина. Гвардейцы их не тронули и не посадили в темницу: артистов из уважения к искусству, шута - из-за социального положения. А попросту - испугались гнева короля. Прохор потянулся до хруста костей и сладко зевнул. - Ну и горазд ты дрыхнуть! - неожиданно прозвучал нежный женский голос, заставивший обладателя рыжих кудрей вскочить на ноги. Шут начал судорожно рыскать по комнате в поисках своих вещей, но не преуспел. Комната вроде как знакомая, а в то же время и чужая. Тут он раньше никогда не бывал, а, может, и забредал, разве сейчас вспомнишь?! В голове стучат молоточки опасности. "Куда меня нелегкая занесла?! - подумал Прохор, прикрываясь простыней и готовясь к худшему. - Сейчас выползет какая-нибудь каракатица, толстуха страшная... Позору не оберешься. Люди засмеют, если узнают! А король вообще со свету сживет своими ежедневными шуточками, проходили уже. И как меня угораздило? Не иначе, нарочно споили». Кто-то находился за ширмой, делящей комнату пополам. Шут выглянул окно: вокруг жилые дома и торговые лавки. Хорошо хоть до дворца недалеко, вон виднеется башня с часами. Тут Прохор обратил внимание на свои, что лежали на столе. Он схватил механизм и застегнул ремешок на запястье. Простынь упала на пол, и в этот момент раздались шаги. Рыжеволосый гуляка замер в оцепенении. За спиной раздавалось чье-то дыхание. "Может, в окно выпрыгнуть? А если это ее муж? А у него карамультук заряженный... Да и куда без порток-то? Вот я попал в историю!" - Завтрак готов, мой шалун. У Прохора отлегло от сердца. Он облегченно вздохнул. Не муж, уже хорошо, но поворачиваться все равно боялся. Мало ли что, хоть голос и показался шуту знакомым. Он стал перебирать в уме всех знакомых дам. Не помогло, да и запутался. Некоторых посчитал дважды, кого-то вовсе не вспомнил. "Была не была! - мысленно махнул рукой шут и повернулся". - Тьфу ты! - сорвалось с его губ, и он опустился на кровать, схватившись левой рукой в области сердца. - Я чуть не помер со страху! - Не думала, что ты кого-то боишься! - улыбнулась черноволосая Кристина, одетая в простое платье, в каких хаживали все женщины среднего достатка. - Я думал, что меня, хмельного, к себе какая-нибудь старушенция затащила, или красотка, чей муж с ружьем ждет отмщения. - Вовсе я не старуха, - надула она губы, - а что касается моего благоверного, то он сгинул уже как дней десять. Ни слуху, ни духу. Кристина была женой сборщика трав, что находился в услужении у королевского лекаря. Министр промолчал о его пропаже либо сознательно, чтобы не усугублять своего положения, либо просто не знал. - Как так?! - удивился Прохор, продолжая взглядом искать свои штаны. - Да вот так! - Кристина присела на кровать. - Пошел в лес за травами и не вернулся. Лекарь его тоже не видел. Поговаривают, что в лесу опять волки завелись, может, они-то его и схарчили. Или в болоте утоп. Ты есть будешь? - Мне бы одеться для начала, - кашлянул в кулак шут. Жена травника поднялась, зашла за ширму и кинула на кровать одежду своего давнего любовника, в которую он тут же облачился. Затем женщина поставила на стол поднос со снедью, и Прохор приступил к трапезе. - Кстати, я как раз уполномочен государем разобраться с похожим делом. Пропал не только твой муж, но еще и королевские сборщики ягод и грибов, и пасечник вместе с ними. Не переживай, найдется. Небось, встретились где-нибудь да ужрались хмельного... Шут макнул кусок пшеничного хлеба с румяной корочкой в тарелку с гречишным медом и отправил его в рот, запив парным козьим молоком. - Десять дней пить? - Кристина покачала головой. - Если к концу месяца не найдется, то я официально буду считаться вдовой. Ты женишься на мне? Прохор аж подавился хлебом, опрокинул кружку и обезумевшим взглядом уставился на женщину. - Чего?! - Он утер рукавом рот. - Да шучу! - закатилась та со смеху. - Больно охота стать шутовской женой! Буду свободной и незамужней. Открою свою лавку: буду мужние запасы продавать. Ладно, ты кушай, а у меня еще дел много. Не забывай меня, захаживай в гости. Только помни, если на окошке стоит горшок с розой, то иди мимо. - Не боишься, что тебя постигнет судьба жены конюха? - Я тебя умоляю! Пусть только рискнет, если живой еще. Кристина вышла из комнаты, оставив Прохора одного. - Дела... - хмыкнул он и решил закончить трапезу. Впереди долгий путь в сторону леса, а на голодный желудок какая работа?.. *** Прежде чем покинуть город, Прохор решил заглянуть к своему знакомому - Даниэлю-мастеру. Изобретатель жил на окраине города, подальше от посторонних глаз, чтобы никто ему не мешал, и поближе к кузнецу, который делал чудаку различные детали для механизмов. Народ сновал по тесным улочкам, стирая подошвы о булыжник. Со стороны базара слышались крики продавцов и лай бродячих собак, которых гоняли дети и отряд гвардейцев, что следили за чистотой города. Все, кто попадался навстречу Прохору, спешили поприветствовать давешнего героя: мужчины почтенно приподнимали шляпу, если таковая имелась, женщины кокетливо улыбались, ребятня просто пробегала мимо, не замечая его. Шута узнавали все, хоть он и не надевал свой дурашливый наряд, когда не находился на службе во дворце. Сколько шалостей ему сходило с рук - одному королевскому летописцу известно! То двери двух лавок между собой свяжет так, что ни хозяева, ни посетители выйти не могут, то наложет у входа дерьма лошадиного, накроет тряпьем и подожжет. Выбежит хозяин, начнет затаптывать пламя ногой и весь перемажется в навозе. Но со временем Прохор остепенился, и детские шалости остались позади. Пришло время проказ посерьезнее, как то - посещение чужих жен, но потом и это ему надоело. Пару раз едва не изловили, а потом и вовсе встретилась единственная и неповторимая, а сегодняшний инцидент его порядком озадачил. Измена, как никак, хотя Кристина утверждает, что ничего не было. Брешет… Затем шут заинтересовался дворцовыми делами и интригами придворных, а потом познакомился с изобретателем и заинтересовался наукой. Очень его привлекали всякие непонятные штуки. Но и к этому Прохор быстро охладел, ибо Даниэль бросал одно дело на полдороги и брался за новое. За высоким забором, что огораживал его землю, выделенную королем, скрывалось много странного, а что таилось в большом сарае – и представить страшно. Шут застал мастера за работой. Тот по обыкновению своему сидел за верстаком в заваленной различным нужным хламом мастерской и что-то конструировал. - Здоровья тебе, - сказал с порога Прохор. - Ты когда воду в замок пустишь? Даниэль оторвался от своего занятия, повернулся на крутящемся стуле и водрузил свои громоздкие очки на лоб. - О, здорово. Все забываю. Завтра, обещаю. Сейчас очень занят, придумал одну штуку... Самоходную карету. Скоро покажу, осталось собрать и испытания провести, - и он мечтательно посмотрел в открытое окно, затянутое прозрачной тканью, через которую проникал воздух, а вот насекомые - нет. Прохор подошел к мастеру и пожал протянутую ладонь, осматривая бесчисленные стеллажи с разными склянками и непонятными изобретениями. - А это твое электричество? Ночью ничего не видно, свечей не закупили, на тебя понадеялись. Мастер вздохнул. - Все будет, завтра. - Завтра ты воду обещал, - напомнил шут. - Значит, послезавтра. Чего пристал? - Даниэль снова опустил очки на нос и стал что-то мастерить. Прохор только покачал головой и покрутил странный инструмент, что взял со стола. - Смотри, пристроят тебя под топор. Министр об этом уже заикался. Хм. Я к тебе, собственно, чего пришел-то... - Он положил прибор на место. - В лес иду по поручению короля, возможно, придется бродить всю ночь, а там темень непроглядная. - А от меня-то чего нужно? Возьми факел, - поднял взгляд мастер. Шут присел на край стола. - В том-то и дело, что нельзя с огнем. Секретное дело, а у тебя наверняка есть какая-нибудь штука, чтобы ночью видеть. - Ну... - задумчиво протянул Даниэль. - Может и есть... Он встал и начал шарить по многочисленным полкам, роняя чертежи, болтики, шестеренки и книги. В конце концов, через десять минут поиска искомое было найдено. То, что мастер отыскал на самом высоком шкафу, оказалось похожим на очки, но какими-то странными: кожаный ремешок и несколько разноцветных подвижных линз в жестяной оправе. - Вот, держи. Прохор покрутил прибор в руках и надел на голову. - И как это работает? Даниэль подошел вплотную к шуту и опустил одну линзу, затем закрыл ставни на окне, погрузив комнату во тьму. - Видишь? - спросил он. - Ага, - прозвучал голос Прохора, - но плохо. - Это для сумерек. Опускай вторую. - О! Теперь хорошо. Тебе надо медаль за это вручить! - радостно сказал шут. Изобретатель вновь распахнул ставни, впустив в помещение солнечные лучи и порыв свежего воздуха. - Это не простые линзы, внутри они заполнены выжимкой из глазных яблок собаки, кошки и филина. Они лучше всех в темноте видят, а линзы для второго глаза просто увеличивают, если надо рассмотреть что-то на большом расстоянии. - Сколько я тебе должен? - спросил Прохор, убирая прибор в торбу и доставая кошель. - Ничего, - отмахнулся мастер. - Вернуть не забудь. Все, иди, куда шел, мне работать надо! Только болтаешь с тобой... У меня еще водопровод и электричество. Иди уже, - и он буквально вытолкнул гостя на улицу. Через двадцать минут, когда часы на Главной башне пробили полдень, шут прошел через центральные ворота и вновь покинул столицу Королевства Серединных Земель. *** За спиной осталось селение, что раскинулось снаружи от городской стены, и Прохор вышел в гречишное поле, через которое пролегал тракт. Именно по нему в прошлый раз ехал, чтобы разобраться со старостой из Большой пахоты. В этот раз он решил не брать с собой ни гвардейцев, ни писаря, ни кобылу. За ними за всеми смотреть надо, да и мешаться будут. На это раз дело явно будет с заковыркой, не простое. Тут такая свита не к чему. Да и прогуляться тоже не мешает. Сколько можно во дворце штаны протирать? Озорник ветер шнырял по полю, раскачивая колосья и развивая кудри единственного путника, который снял сапоги, связал их и, перекинув их через плечо, пошел босиком. Редкие облака проплывали по бескрайнему синему небу, пытаясь съесть желтый диск дневного светила, что слепил глаза и старался испепелить своим жаром все живое. Стая настырных ворон пыталась поживиться еще несозревшим урожаем гречи, но постоянно взмывала вверх, завидев пугало. Примерно через два часа пути Прохор решил передохнуть и развалился на обочине тракта. Во-первых, он намял ступни, а во-вторых, жара его окончательно утомила. Сняв с пояса кожаную фляжку, шут сделал несколько глотков. Затем достал трубку, набил ее ароматным табаком и закурил. - Надо было у изобретателя все-таки заказать ту штуковину на колесах! - сплюнул Прохор и закрыл глаза, всего на минутку. Очнулся он от хрипа лошади. Шут резко сел и потер заспанные глаза. Посреди дороги стояла кобыла, запряженная в телегу, на которой сидели несколько человек. Лиц шут не мог разглядеть, только силуэты. Слепило треклятое солнце. Прикрыв глаза ладонью, он присмотрелся. - Какие люди! - прозвучало с телеги. - Слышали, ты опять зло забарывать пошел. - Ну да, кроме меня ж некому... - развел руками Прохор. - Добросьте до леса, а то я так два дня идти буду. - Прыгай, только инструменты не раздави, - и шут забрался в повозку, потеснив музыкантов. Тех самых, что поют и в трактире, и в замке. Тех, с кем он вчера так опрометчиво напился. - Пошла, чтоб тебя! - крикнул одноглазый артист и хлестнул гнедую кнутом. Телега дернулась и заскрипела по пыльному тракту. Михась, тот, что постоянно скалился и выпучивал глаза для пущего ужаса, улыбнулся и спросил: - А ты куда вчера подевался? Мы тебя искали... Прохор отмахнулся и решил перевести тему разговора. - Вы сами-то куда едете? Ему ответил второй запевала. - На свадьбу нас заказали в Длинные плуги. Дочь мельника у них замуж собралась. К вечеру ждут. Выступим, получим деньгу и назад. Деньга она никогда лишней не бывает, да, други? Артисты согласились и заржали громче королевских лошадей. Даже девушка, что играла на скрипке, и та гоготала наравне с мужиками. - Ясно, - прочистил пальцем ухо шут. - Вы бы себе название какое-никакое придумали, что ли... Таких ухарей, как вы, полно по свету катается. Ну, чтоб не путали, - сказал он невзначай. - Так есть у нас уже, - кашлянула скрипачка. - Какое? - поинтересовался Прохор. - Треньди-бреньди-лютня-бубен? - Неа, - сказал одноглазый. - Красивше: Броуменские музыканты. - Ничего подобного не слышал, главное, оригинальное название. - Вот! - хором сказали артисты. - Ну, сыграйте тогда что-нибудь, чтоб не скучно ехать было. Я даже золотой дам. Прохор выудил из кошеля монету и протянул взъерошенному певцу. Тот попробовал деньгу на зуб, одобрительно хмыкнул и убрал ее в карман куртки. - Это можно. В лес, говоришь, собрался? Есть у нас одна песенка веселая, про лешего. Возница бросил вожжи и взял в руки мандолину, а лошадь продолжила топать вперед. Остальные музыканты вытащили из-под соломы инструменты, подтянули струны и заиграли быструю мелодию, а певцы заголосили на всю округу, подняв в небо только-только успокоившихся ворон. В ночном лесу костёр горел, а у костра усталый дедушка сидел. Трогал усы, трубку курил, о чём-то тихо сам с собою говорил. И в тот же миг раздался крик, схватив дубину, поспешил на зов старик. От боли корчась парень в кустах лежал, и озирался и от страха весь дрожал. - Дедушка, милый, спаси меня! В капкан угодила нога моя! Но почему в ответ брови нахмурил дед? Брови сурово нахмурил дед! Старик курил и говорил: - Ты мне серьёзную обиду причинил. Как смел ты этой ночью в мой лес ходить, о страшном лешем так бесстыдно позабыть?! - Дедушка, милый, спаси меня! В капкан угодила нога моя! Но почему в ответ, брови нахмурил дед? Брови сурово нахмурил дед! - Погибель тебя ждёт, коль ты со мною повстречался! Ведь больше не живёт, тот зверь, что в мой капкан попался! Парень вскочил и помчался прочь. Он дико кричал, проклиная ночь. Падал, одежду рвал, снова вставал, бежал. Вместе с капканом, аж до самого дома! Закончив петь, артисты снова захохотали и стали по-дружески пихать друг друга. Досталось и Прохору, который не горел желанием веселиться. - Спасибо вам, - Он плюнул на дорогу. - Умеете подбодрить человека. Ничего повеселее не могли спеть? Мне, вообще-то, еще весь день и всю ночь по лесу бродить придется. - Ну, извини, - пожал плечами обладатель звонкого бубна. - Мы хотели как лучше. - Да ну вас, - махнул рукой шут и замолчал. Оставшийся путь проделали в тишине. Едва лес приблизился на выстрел из лука, Прохор соскочил с телеги и поблагодарил музыкантов за помощь. Те помахали ему на прощание и через несколько минут скрылись в чаще. Прохор постоял немного на дороге, затем обулся и краем поля побрел к опушке. Он понимал, что может плутать бесконечно в поисках пропавших королевских служак, но надеялся, что этого не произойдет. Первым делом он решил осмотреть пасеку, а потом уже поляну, где выращивали ягоды для королевской кухни, а затем грибную делянку. И, конечно же, нужно посетить лесника. Только шут собирался продолжить свое путешествие, как его чуткий слух уловил чей-то крик, который постепенно становился все громче. В конце концов, Прохор увидел мчащегося к нему всадника. - Стой, злыдня, чтоб тебя! - тот резко остановил коня, подняв клубы пыли. - Думал, не успею. - Ты чего поперся?! - шут упер руки в бока и из-под бровей посмотрел на дворцового летописца. - Я же велел тебе оставаться в замке. - А король велел обратное, - тот спрыгнул с кобылы. - Сказал, что негоже отправляться тебе одному. Еще надо все записать для порядка. Вот... Прохор вздохнул. - А откуда ты знаешь, что я не вчера уехал? - Опросил стражу у ворот, что у меня, языка нет? Они же ведут учет: кто входил, кто выходил. Чтобы всегда знать, сколько народу за стенами города. - Пёс с тобой, но только запомни: слушаться меня во всем. Скажу сидеть - сиди, скажу бежать - беги. Понял? - Мне все равно, лишь бы живым остаться и сытым, - отмахнулся писарь. - А вот этого как раз я тебе обещать не могу. Ладно, пошли, скоро вечереть начнет. Они побрели вдоль опушки леса. В ветвях деревьев чирикали невидимые птички, где-то настойчиво дятел долбил клювом кору, пытаясь добраться до червяка, где-то угукал филин. Даже кукушка расщедрилась, когда шут решил узнать, сколько лет ему жить. Птица накуковала сто раз, а вот писарю повезло меньше: пернатая гадалка остановилась после второго раза. Служитель пера и бумаги глупо улыбнулся и отшутился, мол, это она в столетиях посчитала, а сам уже пожалел, что не ослушался королевского указа и поскакал-таки вслед за шутом. В чаще трещали сухие деревья, на головы то и дело падали то шишки, то желуди. Когда впереди показались шапки ульев и шалаш пасечника, летописец радостно потер руки. - Наконец-то привал. - Ты не больно-то радуйся, - охолонил его Прохор. - Если этого обормота тут нет, значит пойдем дальше, искать королевского ягодника и такого же грибника. - На ночь глядя?! - Я тебя, кажется, предупреждал. Выражай свое недовольство молча, - шут открыл крышку часов и посмотрел на стрелки. - Времени еще много. Глубоко в гречишном поле стояло около тысячи ульев, которые напоминали огромный город, только с высоты птичьего полета. Прохор однажды поднимался с изобретателем на воздушном пузыре, поэтому у него было с чем сравнивать. Вокруг кружило бессчетное количество пчел, от которых летописец боязливо отмахивался сорванной березовой веткой. Тем временем шут осмотрел шалаш. - Пусто, - разбил он надежды писаки на привал. - Придется идти дальше. В лес, мой юный друг! - Я, между прочим, старше тебя на два года! - недовольно ответил тот. - Ну, значит, и умрешь раньше, - парировал рыжий хохмач. - Тебя, кстати, как звать-то? - Фрэд, а тебя? - Меня - дураком, но ты можешь... Я передумал, никак не зови, главное сам откликайся, - и Прохор, накинув на голову капюшон, шагнул в самую чащу, заслоняющую своими пышными кронами небо. Летописец начал стонать уже через десять минут. Мало того, что лошадь пришлось оставить на опушке, привязав ее к рябине, ему казалось, что шут специально повел его через бурелом, ямы и болотину, минуя дорогу, просеки и тропинки. Вокруг, не прекращая, жужжали оводы и комары, которые больно кусали и забирались под одежду. То и дело шут отпрыгивал в сторону с криком: - Осторожно, змея! Писарь проделывал аналогичную процедуру, но оказывалось, что рыжий плут пошутил, и покатывался со смеху, глядя на испуганное лицо своего спутника. Но больше всего Фрэда раздражала паутина, которую он не успевал утирать с лица. Казалось, что она повсюду, а пауки сошли с ума, плетя свои прозрачные, противные сети. - Почему мы идем тут, а не как все люди по дороге? - Потому что ягода растет лучше там, где сыро. Сборщик мог сюда прийти за брусникой, смотри, тут целые заросли! Летописец посмотрел по сторонам и обнаружил среди травы и папоротника россыпи красных ягод, больше похожих на драгоценные камни, хотя до этого не замечал их вовсе - был занят сражением с насекомыми. - Убедил, - и он прихлопнул на шее очередного комара. - Долго еще идти? - Нет, клубничная поляна рядом, только через болото переберемся и все, - ответил шут, ломая ветку орешника. - Сделай себе такой же шест, проверяй перед собой поверхность, а то провалишься. Топь в считанные мгновения утянет, и глазом моргнуть не успеешь. Казалось, что комары со всего леса слетелись к этому болоту и если они очень сильно захотят, то, наверняка, смогут поднять человека и унести к себе в гнездо или где они там обитают. Вдобавок ко всему лягушки квакали так громко, что хоть уши затыкай. Под ногами противно хлюпало, булькало и урчало. Топь устрашающе пузырилась и извергала невыносимую вонь. Фрэд сменил здоровый розовый цвет лица на бледно-зеленый, и только шут чувствовал себя, как в своей тарелке. Он ловко перепрыгивал с кочки на кочку, опираясь на ореховый шест и обдавая летописца брызгами грязи и ряской. Всего через каких-то полчаса путники ступили на твердую землю. Деревья и кустарник расступились, и перед ними открылся вид на большую поляну. Писарь тут же повалился на траву и принялся выливать из сапог вонючую болотную жижу. - Официально заявляю, что назад по болоту не пойду! - прохныкал он. - Или тащи меня на себе, или подавай мне дорогу. Вообще, ты мог мне объяснить, куда ехать, я бы на лошади доскакал. Как там она?.. - Успокойся, - отряхнулся от налипшей ряски Прохор, откинул крышку часов, защищающую циферблат, и посмотрел время. - Судя по тому, как расположились минутная и часовая стрелки, до окончательного захода солнца, которое наступит аккурат в двадцать два, у нас есть еще несколько часов. Фрэд с глубоким уважением посмотрел на шута, ведь для простого писаки эта фраза прозвучала не иначе, как древнее заклинание. И единственное, что он понял, так это то, что скоро стемнеет. - Долго еще? Прохор осмотрелся. - Ну, ягодника я не вижу, поскольку эта поляна и есть искомая черничная рассада. Ягоды собраны, а сам сборщик ни дома, ни во дворце не появился. Следовательно, он где-то в лесу. Ау! - больше для проформы прокричал рыжеволосый шутник. - Никого. Придется идти дальше. Фрэд взвыл и стал натягивать сапоги. - Подожди чуток хотя бы, дай я отчетности соблюду, - и он достал из сумы книгу, письменные принадлежности и стал кропать «Сказание о походе в поисках пропавших служащих королевского двора, а именно: сборщика ягод, сборщика грибов и бортника». - А есть мы когда будем? Шут удивленно посмотрел на писаря. - Ешь, кто тебе не дает? - А у меня нет ничего, я думал... - на его глазах стали наворачиваться слезы, а нижняя губа предательски задрожала. - Ты что же никаких припасов с собой не взял? - спросил Прохор. - Я лично могу и червяка схарчить, и гусеницу. Неприхотливый я. Еще грибы есть и ягоды, орехи... Ты как, вообще, собирался? Фрэд совсем сник. - Да, все впопыхах как-то. Запамятовал. Мне хотя бы корочку хлеба, а? - и он с надеждой посмотрел на своего попутчика. Но тот только развел руками, мол, ничем не могу помочь. Прохор отшвырнул в сторону уже бесполезный ореховый шест и зашагал через поляну. Охая и ахая летописец поплелся следом, срывая на ходу редкие ягоды и отправляя их в рот. А тем временем солнечный диск медленно, но верно, клонился к горизонту. Ветви вековых вязов так плотно переплелись между собой, что почти полностью заслонили розовеющее небо. Наступали сумерки, которые еще больше стали мешать продираться через бурелом. Но хуже всего было преодолевать глубокие овраги, по дну которых протекали ручьи грязи. В конце концов, солнце спряталось, и дремучий лес погрузился во тьму. На небе появилась полная луна, и высыпали мириады звезд. Проснулись ночные жители леса, и все вокруг запищало, застрекотало и заугукало. Добавляли ужаса и падающие сквозь листву шишки и желуди. Устрашающе светились гнилушки и трещали под ногами ветки. То тут, то там проползали светлячки. - Надо было мне отсидеться где-нибудь и сказать, что я тебя не нашел, - причитал Фрэд, сдирая паутину с лица одной рукой, тогда как другой держался за пояс Прохора, чтобы не отстать. Шут никак не отреагировал на его нытье, а упорно продолжал двигаться вперед. - Ты точно знаешь, куда идти? Мы не заблудимся? - Иди молча! - прикрикнул на него дворцовый дурак. - И смотри ты под ноги, так и норовишь меня уронить. Тихо! - неожиданно скомандовал он. И тут сердце Фрэда ушло в пятки. По ночному лесу разлетелся жуткий волчий вой. В добавок к этому налетел сильный ветер, который нагнал тяжелые свинцовые тучи, заслонившие собой и луну, и звезды, а спустя несколько мгновений по листве забарабанили первые капли. - Только этого не хватало! - пробубнил писарь и поежился. - Не переживай, - поспешил утешить его шут. - Вон, впереди свет мерцает, кажись, добрели мы до избушки лесника. Прибавь ходу, а то сейчас польет как из ведра. Просить дважды Фрэда не пришлось. Тот преодолел оставшийся путь шагов в семьсот за считанные мгновения, будто являлся счастливым обладателем семимильных сапог. Ему стали безразличны и коряги, что путались под ногами, и ветки, цеплявшиеся за одежду, и даже треклятая паутина. Он мчался вперед, как ветер в чистом поле. Прохор еле поспевал за ним. Действительно, посреди небольшой полянки стоял дом с высокой, покатой крышей, устланной лапником, а из каменной трубы, что возвышалась над ее коньком, в хмурое дождливое небо валили клубы сизого дыма. Свои пыл служитель пера умерил только возле крыльца, срубленного из толстых бревен, дома лесника. Он отдышался и еще имел наглость крикнуть отставшему спутнику. - Ну, долго ты там? Плетешься, как древняя кобыла! Шут усмехнулся, поднялся по скрипучим ступеням, заглянул в зашторенное окно и постучал в дубовую дверь. Внутри послышалась брань и неспешные, шаркающие шаги. - Кого нелегкая принесла?! Дома надо сидеть, а не шарахаться по лесам. Ночь на дворе! - петли скрипнули и дверь распахнулась. На пороге появился хмурый старик, забеленный сединой, в домашних тапках, потрепанных штанах и стеганке. - Кто такие, чего надобно?! Фрэд гордо выпятил грудь и вздернул подбородок. - Я - королевский летописец! А это, - Он кивнул в сторону шута, - со мной. Уважаемый, мы совсем выбились из сил, блуждая по лесу. Нам необходим отдых, и еда. На чистую одежду я уже не надеюсь, а вот нашу нужно просушить. Едва не утонули в тутошних топях, благодаря некоторым, - и он с укором посмотрел на Прохора, закатившего глаза. Старик еще раз смерил взглядом непрошеных гостей, о чем-то подумал и отошел в сторону, приглашая войти внутрь. Затем сам вышел на крыльцо, всмотрелся в темноту и с улыбкой закрыл дверь. - Как говорится - будь как дома, путник, - крякнул хозяин и потер подбородок, - но не забывай, что в гостях. Внутри дом оказался много лучше, нежели снаружи: стены обшиты обрезной доской, вероятно, с королевской лесопилки, пол устлан ковром с крупным ворсом, тоже не дешевое удовольствие. Повсюду канделябры со свечками, а вместо захудалой печки - самый натуральный камин, где полыхали и потрескивали дрова, выбрасывая вверх сноп искр. Над огнем висел большой котел, в котором, судя по запаху, бурлила мясная похлебка. Почуяв запах, Фрэд облизнулся, а его живот издал оглушающий урчащий звук. Он несколько смутился и закончил раскладывать на полу промокшую одежду, оставшись в одних портках и рубахе. Прохор же не скинул даже куртку. - Прошу отведать моей скромной снеди, - лесник дружелюбным жестом пригласил гостей к столу, что стоял возле занавешенного окна. - Как говорится, чем богаты, тем и рады. Не успел хозяин закрыть рот, а писарь уже занял место и крутил в руках серебряную ложку, которую предусмотрительно вытащил из своей сумы. Прохор покачал головой. - Премного благодарны тебе, отец. Ты уж извини, измучила нас дорога, да и, кажись, волки выли неподалеку... - Волки?! - удивился старик. - Да откуда ж им взяться-то? Последнего в том году, вроде как, охотник Себастьян завалил. Хотя, времена нынче престранные, все может статься. Лесник пожал плечами и направился к камину. Он снял с огня котел и вернулся к столу. Разлив по мискам похлебку, он выложил еще кое-какие припасы: соленые огурцы, свежие помидоры, грибную икру и кругаль хлеба. Фрэд сглотнул слюну и начал набивать рот всем подряд, стряхивая на пол крошки. Прохор ел не спеша, поглядывая на хозяина дома, а тот, в свою очередь, к еде даже не притронулся. Насытившись, летописец вышел из-за стола, достал из сумы трубку, забил ее табаком и закурил, выпуская клубы дыма. - Ох, и объелся же я, сейчас лопну! - расположился он на полу возле камина, глядя, как полыхают сухие поленья. Шут отодвинул миску и поблагодарил старика. - Спасибо тебе, отец, за сытный ужин. Что-то меня в сон потянуло. Нельзя у тебя переночевать на чердаке? Дед принялся за уборку. - От чего же... Можно, только наверху крысы вот такие, - Он развел руки в стороны, как заправский рыбак. - Я вам тут кину тулупчик, у очага. - И на том спасибо, - Прохор слегка кивнул. - Еще раз прости нас за причиненные неудобства. Старик свалил грязную посуду в чан с водой, прошелся по ней ветошью, смывая остатки пищи, и убрал в шкафчик, что висел над топчаном. Затем смахнул со стола крошки в ладонь и выбросил за дверь. Снаружи громыхал гром, а в окошко просматривались сполохи молний. Судя по тому, что капли дождя не колотили с силой по стеклу, гроза проходила стороной, лишь слегка намочив листву и напугав припозднившихся путников. - Ты, я смотрю, - обратился лесник к Прохору, - из образованных будешь. В благородной семье родился? - С чего взял? - удивился шут. - Ну как же?! - старик повесил над огнем котелок поменьше, едва не наступив на дымившего трубкой писаря, который что-то кропал в своей книге. - Спасибо-пожалуйста да будьте любезны, не то, что некоторые. Сейчас вода закипит, попьем отварчиков травяных. Старик на мгновение скрылся за дверью ведущей в соседнее помещение, а вернулся, неся в руках два тулупа, которые бросил на Фрэда. - Эй! - встрепенулся тот. - Поаккуратнее! То ли время потекло быстрее, То ли что, но горячее питье оказалось в руках гостей довольно скоро. Прохор, так и не раздевшись, развалился на полу рядом с Фрэдом. Старик потушил все свечи и сам пристроился на топчане. - Хотите, расскажу вам на сон грядущий историю, что приключилась в одной далекой стране? - спросил дед. - Что мы дети малые?! - возмутился писарь, грея пятки у огня. - А я бы послушал, - толкнул его в бок рыжий весельчак. - Все лучше, чем твой бубнеж. Он отставил полупустую кружку в сторону, повернулся на спину и заложил руки за голову. На потолке плясали причудливые тени, рождаемые пламенем камина. Хозяин дома немного покряхтел, поворочался, устраиваясь поудобнее и, наконец, заговорил. - Уж не судите строго, рассказчик из меня, прямо скажем, никакой, но... К тому же могу и подзабыть самую малость. История необычная и сложено по-чудному, все в рифму, стихи называется. Я ее в таверне услыхал, когда в город по делам наведывался, тогда ее, правда, под музыку зловещую рассказывали... Тут Фрэд не выдержал. - Да хватит уже ходить вокруг да около, не томи. Я засну, а ты так и не начнешь! - Ты ж не собирался слушать! - хмыкнул Прохор. - Передумал, да и выбора нет. Старик прокашлялся, привлекая к себе внимание. - Все, начинаю. Порою возвращает меня память в тот страшный летний день, когда бредя вдоль речки безымянной, наткнулся я на труп несчастной женщины. Она лежала, запрокинув свою голову, на шее рану я увидел безобразную. Откуда здесь она, босая, полуголая, какой-то грязью непонятной вся измазана. Но что за взгляд недобрый, что за ненависть, с какой покойница смотрела на меня. Воскликнул я, значенья слов своих не ведая: - Не смей смотреть, меня во всем виня! Не понимал свое я состояние, ужасный взгляд затмил мое сознание, и побежал я прочь от места этого. Свели с ума проклятые глаза ее... Бежал, пока совсем не обессилел я, но, обернувшись, я увидел эту женщину. Не может быть! Какой ужасной силою был этот труп вдруг приведен в движение? И тело мертвое столкнул я в речку быструю, и понеслось оно, потоку подчиняемо. А я опять бежать, что было сил моих, и падал на пути, кричал отчаянно... А нынче глянул я в окно, со сна опухший, а под окном - размокший труп несчастной женщины! Протер глаза - виденье растворилась! Избавь, Господь, меня от тех воспоминаний! Хлещет дождь который час, бьет вода по крыше. На столе горит свеча, пламя тихо дышит. Будто вечен этот вечер... И никак душе моей не найти покоя. Слышу шорох у дверей. Что же там такое? Будто вечен этот вечер... Слышишь, стерва, голос мой? Ты ведь где-то рядом! Не стучись ко мне домой, мне тебя не надо! Будто вечен этот вечер... - Старик! - прошипел Фрэд. - А ничего повеселее нет? Ужасу нагнал, даже крысы с чердака убежали! - Дык... - кашлянул тот. - Ну вот, сбил меня, окаянный, я забыл как там дальше. - И слава богу! - зевнул Фрэд во весь рот и подбросил в угасающий камин еще одно полено. - Давайте спать. У нас завтра еще дел по горло. - Это какие же дела могут быть в лесу? - заворочался лесник. - Государственной важности! - закутался в тулуп писарь. - Королевский ягодник и грибник пропали. Я их ищу. Тут закашлялся шут. - Ну-ну, - хрюкнул старик. - Ищи... А уже через минуту избу наполнил громкий храп хозяина дома и дворцового бумагомарателя, и кто заливался пуще, еще можно было поспорить. Проснулся писарь оттого, что в полной тишине раздавался жуткий вой. Фрэд сел и протер глаза. Поленья догорели, и лишь угли еще еле теплились в жерле камина. Заспанный летописец растолкал шута. - Слышишь? Говорю тебе, это волки. Прямо рядом с домом. Надо лесника будить! - Буди, мне не мешает, - отмахнулся Прохор и засопел, повернувшись на другой бок. Тот встал и прошлепал в сторону хозяйского топчана, опрокинув кружку, которую оставил шут. Ругнувшись, Фрэд добрел до старика и потряс его за плечо. - Эй, проснись! - зашептал он. - Уйди, а то прокляну! - гаркнул дед, но глаза открыл. - Чего тебе, злыдень, не спится? - Волки за окном! Хозяин сбросил ноги на пол, прислушался и почесал проплешину. - Действительно, пришли уже. Он влез в сапоги, накинул зипун, что использовал вместо подушки и, улыбнувшись, вышел в ночь, громко хлопнув дверью. Фрэд постоял еще немного, почесывая зад, и уже собрался увалиться спать, как вернулся лесник. В одной руке он держал коптящий факел, а в другой однозарядное ружье. - Собирайся, - прошипел он писарю и махнул стволом в сторону выхода. - Я... я не охотник. Перо мое оружие, - стал оправдываться тот. - Пошустрее говорю, выходи, приятель. Мои серые друзья пайку требуют. У Фрэда затряслись ноги, и он от страха и неожиданности потерял дар речи. Его глаза стали искать спасения, а рот беспомощно открывался, как у рыбы, попавшей в рыбацкую сеть. Он хотел позвать шута, но слова застряли в глотке. На негнущихся ногах писака прошлепал к дверному проему, и старик вытолкал его наружу. - Иди, писатель Гудвин! - и лесник закрыл за собой тяжелую, дубовую створу.