Союзное государство?

Фактически ни один из последующих годов не обходился без очередного Договора, Соглашения или Декларации – и за их торжественной помпезностью именно что с большой буквы. В теории. А на практике же… Брагинский отчаянно тянул на себя дверную ручку, одновременно пытаясь другой рукой защелкнуть задвижку. При всем том, что он обладал недюжинной силой, его оппонент по ту сторону деревянной преграды, разделявшей их, вкладывал в прилагаемые усердия душу. А потому Россия со своей уже отнюдь не приличествующей уклончивостью рисковал проиграть в сем раунде. – Бра-а-атик… – доносилось из-за двери жутковатое воркование, сопровождаемое неприятным звуком, символизирующим, что дверному покрытию приходится несладко от ногтей ивановой младшей сестренки. – Братик, почему бы тебе не снизить для меня цены на газ? – Категорическое нет! – рявкнул Брагинский и, с силой дернув на себя дверь, таки сподобился задвинуть щеколду. Закусив губу, он смахнул со лба проступивший пот и убрал назад лезшую в глаза и мешавшую мокрую челку. Он не столько устал, сколько перенервничал. Впрочем, это был еще далеко не конец его моральных терзаний. – Мы могли бы стать единой федерацией… я заставлю нашего президента «похоронить суверенитет и независимость», но ты тоже должен пойти нам на встречу. К примеру, выплатить компенсацию за отказ от нашей национальной валюты и сохранить за Минском права на эмиссию рублей… – Я сказал нет, – отрезал Брагинский, измождено упираясь спиной в стену и старательно пытаясь не реагировать на звуки расцарапываемой двери, которые даже его выбивали из колеи. – Этот вопрос можно было бы поднять, не будь требуемые «компенсации» столь заоблачными! Не желаете принимать русский рубль за единую валюту на наших условиях? Прекрасно. В таком случае, твое предложение также отклоняется до тех пор, пока вы наконец не начнете учитывать наши интересы. – Братик, это нечестно! – взвыла мамзель Арловская так, что у Ивана мурашки по коже пробежали. – Ваши интересы начинают перевешивать наши собственные! Уже половина населения против нашего союза, но я… Дверь затряслась сильнее. Белоруссия явно вознамерилась ее выбить и не жалела на то ни сил, ни средств: ее явно не пугала перспектива отбить носки своих туфелек или оставить на руках синяки да ссадины. – Это не мои проблемы и не моя инициатива, – прохрипел Брагинский, пытаясь пристроить у ручки водопроводную трубу с краном, кою фактически всегда носил с собой; пристроить так, чтобы защелка стала не единственным средством сдерживания разбушевавшейся сестры с ее маниакальной тягой к слиянию, помноженной на нежелание идти на компромиссы. Истинный коктейль Молотова… Россия огляделся. В комнату не вело никаких иных дверей, а наружу выходило только одно, но достаточно большое окно. Брагинский подошел к нему и, угнетенный пессимистическим чувством безысходности, раскрыл настежь. В лицо ударил прохладный ветерок, растрепавший волосы и заставивший его вновь ощутить дыхание жизни. Ходившая ходуном щеколда жалобно заскрипела. Она-то как раз оных веяний не ощущала, трагически доживая свои последние и притом отнюдь не радужные минуты. «Ты вынуждаешь меня идти на решительные меры, сестра», – злобно подумал Иван и шагнул на карниз.