За тобой через года(рабочее)

      Зимние месяцы сорок четвертого пронеслись удивительно быстро. Вроде совсем недавно было Рождество, а уже на дворе апрель. После Рождества и своеобразного объяснения с Лилей, Генрих старался чаще приезжать к матери. В такие дни Лиля ходила очень счастливая и почти не скрывала своего счастья. Но иногда счастье омрачалось различными событиями. Так было и в тот день.       После завтрака Лиля разбила кофейник. Благо, он был пустой, потому что кофе был дефицитным товаром и такое отношение к дефициту работнице с востока не простили бы.       − Фрау Майснер, простите, я… — Девушка опустилась на пол, стала подбирать осколки.       − Никогда не любила этот кофейник. — Виктория сказала это ни к кому не обращаясь, но Генрих понял, что таким образом мать старалась подбодрить и успокоить Лилю. Не прямыми словами, а вот так, будто размышляя вслух. Все должно находиться в рамках. — С осколками, когда закончишь и со стола приберешь, можешь быть свободна. Понадобишься — позову.       − Да, конечно, фрау Майснер, как скажете. — Лиля поднялась с пола.       − Вот и славно. — Фрау Майснер забрала свою чашку и ушла в кабинет, доставшийся ей от покойного мужа. Лиля и Генрих остались вдвоём.       − Давай я помогу тебе, где веник и совок? — Как только мать вышла из комнаты, Генрих, казалось, напрочь забыл о своём завтраке.       − Не нужно, я сама. — Осторожно отказала ему девушка. Рамки, проклятые рамки.       − Что я могу для тебя сделать?       − Честно? — Лицо девушки тронула улыбка. — Мне достаточно того, что вы просто здесь сейчас есть. Правда.       − И ты всё ещё не можешь перейти на «ты». — Заметил Генрих как-то грустно.       В ответ на это Лиля промолчала. А что она могла ответить? Да, она всё ещё не может назвать на «ты» человека, к которому испытывает чувства. Почему? Девушке очень нелегко было сформулировать один ответ на этот вопрос. Потому что рамки, вбитые в голову ещё в первые дни оккупации Киева. Потому что очень часто ей ночью снится лагерь, очень нелегко избавиться от этих воспоминаний. Потому что если она скажет ему «ты», то перестанет контролировать свои чувства и это может кончится очень плохо.       Потом Лиля мыла посуду, а Генрих молча ей любовался.       − Ты удивительная красавица, ты знаешь об этом?       − У меня раньше коса была до пояса. — Очень невпопад ответила Лиля, выключая воду и вытирая полотенцем руки. — А теперь вот, видите… — Она стянула с головы косынку, светлые волосы легли до плеч.       − Все равно красавица, ничего сейчас не говори, все равно тебе не поверю.       − Хорошо. — Неожиданно для себя самой девушка рассмеялась, но практически сразу же взяла себя в руки.       Следующие полчаса они просидели на кухне, разговаривая абсолютно обо всём. Несмотря на то, что окна в этой части дома выходили на задний двор, Лиля задернула шторы, те слова Виктории не выходили у неё из головы.       − Я рада, что вы про это помните. — Ни Генрих, ни Лиля не заметили того, как в дверях кухни появилась фрау Майснер. — Лиля, пойдем, в саду мне поможешь.       − Да, конечно, как скажете.       Во время работы в саду Виктория поначалу ничего не говорила. Но потом всё-таки задала единственный вопрос:       − Любишь его?       − Наверное. Фрау Майснер, я не знаю, сложно это всё. Простите.       − Не извиняйся, ты ни в чем не виновата. Это все и правда очень сложно, как для тебя, так и для него. Ты очень достойно держишься во всей этой ситуации.       − Фрау Майснер, разрешите вопрос?       − Да, что ты хотела?       − «Почему», — Лиля собралась с духом и спросила то, что мучало её последние полгода. — Почему вы так ко мне относитесь? Почему позволяете отношения с вашим сыном? Я ведь…       − Этому много причин на самом деле. — Виктория говорила очень спокойным голосом. — Я отвечу на твой вопрос, но позже и не здесь.       Генрих уехал почти сразу же после обеда. За все это время они с Лилей наедине больше не оставались, но взгляды говорили о многом. После того, как Виктория проводила сына, она вернулась в дом и обратилась к Лиле:       − Поставь чайник, когда вскипит в две кружки его налей и в гостиную принеси. Там и поговорим.       − Как скажете, фрау Майснер.       Через несколько минут Лиля принесла в гостиную две кружки и поставила их на небольшой столик. Потом, чувствуя себя очень неуверенно, девушка присела на край кресла.       − Почему я, зная многие обстоятельства твоей биографии, так к тебе отношусь… Я вижу, как в твоём присутствии меняется мой сын, я вижу, что он рядом с тобой счастлив, даже когда вы не говорите друг другу ни слова. Я знаю, что это именно он попросил вытащить тебя из лагеря, хотя все документы оформляла Кристина и о тебе мне рассказала именно она. А ещё… Я прислуживала в богатых домах, когда была примерно твоего возраста и младше. Немного знаю и эту сторону вопроса, каким бы это тебе не казалось странным.       − Спасибо, фрау Майснер. — Немного сдавленным голосом проговорила Лиля. Она не ждала от Виктории подобных слов, она вообще не думала, что Виктория будет на её вопрос отвечать. Ждала, что женщина пропустит вопрос мимо ушей, или вовсе впервые почти за год повысит голос. Странно это всё. Очень странно.