I.Глава 2.
31 марта 2014 г. в 15:36
Впервые Генрих Майснер увидел Лилю Шварц в лагерной канцелярии, куда зашёл в поисках сестры. Что-то ему от Кристины в тот день понадобилось, но об этом чем-то он сразу же забыл, сразу же, как только вошёл в канцелярию и увидел перед собой очень красивую девушку, даже не девушку, а будто ангела. Видение спало не сразу, ему пришлось выслушать путаные извинения девушки, и только появление младшей сестры прервало эту немую сцену. Только тогда он пришёл в себя.
− Лиля, Генрих, что тут у вас происходит?
− Простите, фрау надзирательница. – Лиля всё так же стояла, не смея поднять глаз.
− Генрих, скажи мне, пожалуйста, родной, что тебе здесь понадобилось? Лиля, садитесь, работайте. К вам у меня нет вопросов.
И если Кристине льстило, что в её присутствии встают, то Лиле в свою очередь было одновременно непривычно и приятно, когда к ней обращаются на «вы».
−Кристина, я тебя искал.
−Нашёл ведь. Ты что-то спросить хотел?
−Хотел.
−Так спрашивай. Можем выйти, если тебе, − Кристина усмехнулась, − при девушке не удобно.
Они вышли, и Лиля вновь осталась наедине со своими мыслями. Ей редко удавалось думать о чём-то своём, о чём-то отвлеченном раньше. Сейчас же с одной стороны было полегче, с другой сложнее, потому что мысли разрывали. С одной стороны: «Господи, какой же он красивый. И голос у него какой. Этот каркающий немецкий в его устах звучал очень красиво». Это с одной стороны. А с другой…
«Лилечка, ты уже хватила через край. Замечательный он. А то, что он твой враг, враг твоей Родины тебя совсем не смущает? Влюбиться она удумала. Хватит с тебя. Ты жива, относительно здорова, работаешь под крышей, в канцелярии. И не думай ты о большем. Любовь себе какую-то выдумала, это ж надо».
Лиля не знала, о чём говорили Кристина и Генрих, но, начиная с этого дня, Генрих стал чаще заходить в канцелярию. Иногда под предлогом того, что искал Кристину, иногда без предлога. Просто заходил и смотрел, как она работает. Как-то так сложилось, что Кристина в те пару месяцев приходила позже, и большую часть времени Лиля находилась одна. Молча занималась делами, стараясь на Генриха не смотреть. Брата и сестру Майснеров это спокойствие удивляло. Спокойствие, с которым девушка держалась. Но они не знали, да и не могли знать о том, какая буря чувств и эмоций скрывается под этой маской внешнего спокойствия и почти постоянного молчания. Это был какой-то вулкан. И однажды он всё-таки взорвался.
Это случилось почти через два месяца после того, как Лилю взяли в канцелярию. В тот день Генрих, наконец, решился с ней заговорить. Но стоило ему сказать только одно слово: «Лиля…», как девушка прервала его:
−Не надо. Не говорите ничего, я прошу вас. Выслушайте сначала меня, а потом думайте, стоит ли вам такое говорить заключённой. Так вот… Господин гауптшарфюрер, я хочу сказать… Зря вы это всё. Вы так сверлите меня глазами, что, пожалуй, только слепой не поймёт, что вы ко мне чувствуете. Я давно всё поняла, и конечно, дело ваше, но… Знайте пожалуйста, господин гауптшарфюрер, что у меня уже есть политический приговор. Ещё с Киева. И если что, если оплошность какая, нарушение чего-то запрещённого, то его сразу приводят в исполнение. Об этом знает всё лагерное начальство, это есть в моём личном деле. То, что меня в Германию угнали, это как шанс на выживание. Мизерный, но шанс. Так вот… Об этом приговоре знают почти все, кроме, пожалуй, вас и вашей сестры. Ведь если б она знала правду, то меня сюда не взяла бы. Извините, что я так… Грубо наверное, но это та правда проклятая, о которой, мне кажется, вы должны знать. И вы, и фрау надзирательница. Извините…
На последних предложениях у неё всё-таки задрожал голос, и как только Генрих вышел, громко хлопнув хлипкой дверью, она положила голову на скрещенные руки и молча заплакала.
Кристина вошла в здание минут через десять. Она слышала весь монолог, но решила дать девушке выплакаться. Как только Кристина вошла, Лиля сразу же поднялась, услышав шаги.
– Приведите себя в порядок. - Приказала ей Кристина.
В ответ на эту фразу Кристина ожидала услышать многое (особенно после монолога Лили), но услышала уже привычное:
− Да, фрау надзирательница!