Shining.

Одним точным движением она приклеивает накладные ресницы к веку. Затем аккуратно вытирает капельки клея с щек и сверху присыпает пудрой с блестками. На дрожащие губы наносит яркую помаду и проводит языком по зубам, чтобы стереть приторную краску. Девушка встает со стула и выпрямляется, расправляя плечи. Позвонки в спине с неприятным щелчком встают на свои места. Она чувствует себя Железным Дровосеком, но беда в том, что сердце у нее все же есть. Она быстро моргает, пытаясь не дать слезам в глазах скатиться по щеке. Растягивает губы в улыбке робко, будто бы не делала этого тысячи лет. Но будь у нее столько времени, она бы не делала то, что придется. Чуть больше фальши, чуть меньше себя. Девушка расправляет руками плечи. Ее тонкие, холодные пальцы ощущаются слишком ярко на коже. Отчего-то ей хочется обмакнуть подушечки фаланг в краску, стоявшую в углу, и разукрасить тело. Сделать яркий кокон от всего, что происходит. Но эти мысли легко выветрить из ее головы. Легкий стук в дверь гримерной - и в ее глазах снова появляется стеклянная пленочка. Она надевает на свои ноги в белых колготках красные туфли. Пальцы привычно поджимаются, а в пятке чувствует боль от задетой натертости. Она выдыхает резко через нос и крутит ступни, пытаясь размять мышцы. Она не русалочка, хоть и каждый шаг приносит боль. Она не марионетка, хоть и воли своей нет. Она всего лишь пленница без желания быть свободной. *** Сцена ослепляет, выгоняя из головы лишние мысли. В первые секунды она даже надеется увидеть в зале Его. Нет, не Иисуса. Девушка уверена, он давно покинул не только это место, но и Землю вообще. Делать отточенные движения больно, но не дать потухнуть улыбке, которую никто не зажег, еще больнее. Труднее. Невозможнее. Хрипы вырываются из ее горла. Одна цель – дотанцевать. Она представляет себя в оковах. Жалко брошенной на арену гладиаторских боев. Ее враги – лишь она сама. Появляющаяся в доспехах, обнаженной, в легком платье. И лишь одна оказывается непобедимой, та, где ее призрачный облик не одинок. *** Девушка собирает цветы, небрежно брошенные на сцену. Обертка букетов обжигает ее пальцы и порождает боль в сердце. Она не шепчет спасибо, лишь хочет крикнуть что-то людям, уходившим уже из зала. Никто из них не обсуждает увиденное на сцене. Они стирают изображение девушки из своей памяти. Но не сердца. Ведь оно и так пусто, может, заполненное лишь бутонами роз. Ничего не значащими цветами. *** Девушка отдирает накладные ресницы, размазывает тени с блестками по щекам и по вискам. Румяна тоже стираются, но щеки остаются красными от следов ногтей. Она скидывает злосчастные туфли и пальцами разминает онемевшие пальцы. Она хочет, чтобы Он был здесь. Сидел рядом, ворчал или даже кричал. Потому что тишина давит, гнетет, подминает по себя. Тишина дает понять, что ты один. И не важно, насколько громкие твои мысли или чувства. Девушка развязывает шнуровки на своей груди и снимает платье. Осторожно, чтобы не помять. Она хотела бы надеть его в последний раз сегодня, а затем сжечь. Она стоит обнаженной перед зеркалом и уже не скрывает своих слез. Вспоминает, как на нее смотрели зрители. С восхищением, с огромным интересом и любопытством. Но кто бы стал на нее смотреть так же, будто она самой собой? Не играй она кого-то, не чувствуя боли, а лишь будучи собой беззаботной и счастливой. - Никто, - отвечает она сама себе. И ее шепот тонет в тишине. **** Она доходит до дома, отворяет дверь ключами. Еле перешагивает через порог и прислоняется с обратной стороны к стене, чуть вздрагивая от хлопка закрывающейся двери. Ей нужно подождать всего пять секунд до того, как все вокруг начнет жить. **** Он стирает слезы с ее щек, аккуратно вытирает мокрые волосы. Относит на диван в гостиной и начинает расчесывать волосы. Тишина все еще висит между ними. Нет, не барьером, а словно…одеялом. Он не спрашивает, как прошло выступление или насколько сильно оно понравилось зрителям. Он знает, что девушка всегда выступает трагично-блестяще. А зрители для него неважны. - Хочешь теплого молока? – тихо спрашивает он и чуть касается губами ее уха. Она еле кивает и снова чувствует теплые слезы на своей щеке. - Я написал портрет, - говорит он и обнимает ее за плечи, содрогающиеся от ее беззвучных рыданий. Она кивает и глотает сладкое молоко с солеными слезами. Он отводит ее в свое мастерскую. Там много картин. Пейзажи, животные, натюрморты и портреты. В каждой картине можно найти ее. Здесь она выдыхает и чуть улыбается. Не ртом, а глазами. Она всегда хотела что-то значить. Хотела найти свое место в каком-то человеке. Он же каждый день давал ее немую клятву. Он каждый день спасал ее теплым молоком и живыми картинами. Он посвятил ей свою жизнь. Посвятил свою душу ей через картины, песни, поступки. А она всего лишь хотела блистать.