Молчаливая исповедь.

«Ты когда последний раз ела? За эту неделю я даже не видел, чтобы ты пила!» – таким взволнованным Сэмми я ещё не видела. Хотя, нет, в похожем состоянии он находился, когда метался между субботними занятиями в академии и синагогой, посещать которую его обязал отец. Тогда Сэмми едва не выставили вон за прогулы. «Я ела», – сказала, как отрезала. Это должно было бы обидеть его, но нет. Он отдал мне что-то из стряпни своей матери. Я, как дура, переодевшись после нашей репетиции, выкинула его подарок в мусорное ведро. Господи, как глупо я себя вела! Боялась, что поправлюсь и в то же время загоняла себя репетициями, пробежками. Сжигала тонны калорий, но не восполняла убыток. Как я не видела того, что плавало на поверхности? Почему не почувствовала того, что пора прекратить? Ведь прозвучало целых два тревожных «звоночка»: шум в ушах, словно пчёлы жужжат, частые головокружения… Нужно было остановиться хотя бы тогда, когда Сэмми, заметив, что что-то не так, обеспокоенно спросил: «И часто с тобой такое случается?» Он переживал за меня. Он изо всех сил старался во время репетиций, выкладывался по полной, но в отличие от меня понимал, что иногда необходимо сделать передышку, дабы потом показать себя ещё лучше. Я этого не понимала. Я завидовала другим девушкам, которым способности к балету достались от природы, в особенности Таре Вебстер, моей соседке по комнате. Она пришла в академию с техникой как у двенадцатилетней девочки, но каким-то чудом выдержала испытания, ее даже отметили за исполнение партии Гадкого Утёнка, узнавшего о том, что на самом деле он Прекрасный Лебедь. Меня тогда укорили за недостаточно живое выступление. Говорят, в моём распоряжении только хорошо отточенная техника, но не мощный природный дар. Я решила всем доказать, что, несмотря на это, могу добиться таких высот, которые не снились девушкам, имеющим потрясающие врождённые способности к танцам. Я решила, что обязательно должна понравиться экзаменационной комиссии и сдать зачёты так, чтобы получать стипендию от «Национальной академии танцев». Я не послушалась Сэмми и теперь поплатилась всеми своими мечтами. Я потеряла сознание прямо во время нашего выступления. А ведь за день до экзамена мы наконец-то освоили поддержку. Я подставила не только себя, но и Сэмми. Он столько терпел мои жёсткие требования, столько работал, и вот как всё завершилось. Ах, Сэмми, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? * * * Девушки в фиолетовых пачках, юноши в чёрных трико и трое представителей жюри – все столпились вокруг одной из учениц, лежащей на полу в неудобной позе. Подростки оживлённо перешёптывались, с волнением поглядывая на неё, женщина – одна из членов жюри пыталась привести её в чувство, кто-то вызывал «скорую помощь». Из полуоткрытого тёмно-вишнёвого глаза по смуглой щеке девушки скатилась одинокая слезинка. «Держись, Абигейл, держись. Ты сильная, ты сможешь», – прошептал темноволосый юноша, нервно покусывая большой палец правой руки.