От пустоты

Нечем дышать. Словно из воздуха исчез весь кислород. Вдыхаешь и понимаешь что ничего... не помогает, грудь наполняется пустотой, звенящей, свистящей пустотой. Не приносящей с собой жизненно необходимое, не наполняющей его кровь энергией, не заряжающей его сердце, не проясняющей его мысли. Еще судорожный вздох. Словно тонешь. Словно глотаешь эту пустоту, как холодную воду. Воду, которая окружает со всех сторон, давит, заглатывает, затягивает вниз. Хватает за сведенные мышцы, сковывает, замораживает, втекает внутрь. Пробуждает первобытный страх, ужас. Схватиться, удержаться, вытянуть себя... за что? За пустоту? Сделать хоть еще один вдох... Он опустил стекло и вдавил педаль газа в пол. Чтобы ветер дул ему в лицо, чтобы трепал его волосы, чтобы наполнял его легкие воздухом, чтобы глотнуть, наконец, кислорода, успокоить учащенный пульс и затуманенный разум. Взглянул в зеркало заднего вида, чуть повернув его рукой, так чтобы увидеть свое отражение. Ну почти. Он уже был почти похож на себя обычного. Не тот, что был утром в его зеркале в ванной комнате. Не тот, которого хотелось стереть как капли влаги с проклятого куска стекла. Не тот, что смотрел на него оттуда, с полными ужаса глазами, жалкий, слабый, потерянный, дрожащими руками схватившийся за край раковины, как за долбанный край вселенной, словно в страхе свалиться с нее. Нет. Этого слабака он уже оприходовал, бережно упаковал и похоронил туда же куда и остальных, в самый дальний и темный уголок большого веселого кладбища в своем подсознании. Надо доехать до города и завалиться в какую-нибудь кафешку, взять себе самую большую порцию, нет, ведро кофе и выпить его залпом, чтобы прочистить мозги. Чтобы кофеиновое топливо, согрело, обожгло его изнутри, зарядило его кровь и заставило его мотор сильно биться о ребра там внутри, рычать и урчать, совсем как двигатель его детки. Да, детка могла заставить его почувствовать себя живым, он ощущал ее мощь, ее дрожь под ним, ее силу, успокаивающую и обволакивающую, такую родную, почти как свое собственное нутро. Не было места более желанного и спокойного для него сейчас, чем место внутри его Импалы. Места где, должно быть, расположена ее душа. Там под капотом - ее сердце. А здесь - душа. Здесь он свой. Здесь он на месте. Только он, она, дорога и ветер, как единое целое. В вечном движении, лишь бы дорога не кончалась... Вдавил педаль еще, детка радостно взревела, а он расслабился, почти ощущая себя летящим над землей... лишь бы дорога не кончалась. Лишь бы не осталось в голове этого чувства. Пусть его сдует, унесет прочь. Он и без него почти не спал трое суток. Как только его веки наливались тяжестью усталости и все тело требовало сна, как только он закрывал глаза, начиналась адская свистопляска. Светопредставление из мелконарубленного винегрета кошмаров. Жуткое дерганое месиво из обрывков воспоминаний, чувств, ощущений, эмоций, запахов. Оно выскакивало каждый раз откуда-то из глубины и ударяло его с той стороны сознания, гулко и с влажным шлепком, но болезненно, словно это была бетонная стена. Он каждый раз вздрагивал всем телом и выпрыгивал из этого кошмара. Навязчивого до жути кошмара, который не могла заглушить ни жуткая усталость, ни даже алкоголь. И когда он думал, что почти победил, почти задавил его, этот кошмар, когда за закрытыми веками не появилось ничего кроме темноты и тишины, желанной и благословенной, оттуда выскочила она... Эта невообразимая пустота... навалилась, набросилась и почти задушила. Вселила в него какой-то почти звериный, первобытный ужас, заставив судорожно хрипеть в попытке вдохнуть, заколотиться его сердце как под электрическим током, искать и хватать окружающее его ничто в слепой, безрассудной попытке выбраться. И он уже не помнил, что помогло ему, сам ли он выкарабкался или она просто отпустила. Он просто стоял перед зеркалом и смотрел в свои расширившиеся глаза, бездонные зрачки наполненные остатками этого ужаса. Пока с силой не заставил себя опустить взгляд, оторваться от этой темноты и пустоты в них. И собрав себя в кучу, кое как одевшись, не видя почти ничего вокруг, практически по стенке добраться до гаража, схватиться за спасительную, блестящую, гладкую, черную, но самую светлую в его жизни вещь, его любовь, его дом и его продолжение. Почувствовать ее, реальную, пахнущую маслом и кожей, мягкую и прохладную. Впитать в себя ее перекатывающуюся дрожь от работающего двигателя, чтобы вспомнить, наконец, как дышать. Он ненавидел себя за эту слабость, за жалкий беспомощный срыв, что заставил его убежать из бункера. Безотчетно, неосознанно, просто умчаться в никуда, давя на педаль газа что есть мочи, даже не видя и не думая о том, что будет, за следующим поворотом, новая дорога или же стена. От кого и чего он бежал? От Сэма? Молясь лишь бы не встретить его где-нибудь по пути между своей комнатой и гаражом, не увидеть его обеспокоенного выражения лица, глупых вопросов в порядке ли он. От кошмара, настигающего его все снова и снова, отравляющего и замутняющего его рассудок, от бесплотной и пугающей пустоты живущей где-то внутри него? Или быть может от самого себя? От того что он видел в зеркале, о того кем он был на самом деле... чем он был. Бесплотной тенью, бездушной вещью, рассыпавшимся на куски призраком человека, которым когда то был... А был ли? Был ли человеком? Или был всегда только тем, чем и должен был быть, с самого рождения, с самого начала? Инструментом... Тупым, холодным, смертельно опасным оружием. Заряженным, с взведенным курком, направленным на кого? На Абаддон? На Кроули? На монстров? На свою семью... На Сэма... Никакое оружие никогда не может нести в себе добро. Как ты не старайся сделать доброе дело оружием, он все равно и всегда придет к одному и тому же - к крови на своей кромке, к боли, к смерти. Так или иначе, оружие призвано убивать и нет у него другой роли. И он убивал. Он убивал сам. Он убивал своей ложью. Он убивал своей преданностью. Он убивал своей любовью. Всем что он имел, он только убивал. Оставлял за собой кровавую дорожку мертвых монстров, людей, друзей, близких... И у оружия нет ничего больше. Есть только глупый, прямой, честный выбор... кого убивать. Повернуть его на врагов или на друзей, на незнакомцев или на свою цель, на жертву или на охотника, на него или на себя. Остается только сделать этот простой выбор... И иногда ему начинало казаться, что он уже сделал. Свой единственный правильный выбор. Выбор, который не заставит больше страдать никого вокруг него, не принесет больше боли и смертей, не накатается как снежный ком его новыми ошибками, его провалами, его ложью. И от этого ему становилось легче...