Кто будет смотреть, как ты умираешь?

Шериф качает головой, прежде чем врач заканчивает говорить, сердце подступило к горлу. - Нет. Нет-нет-нет, этот снимок был… - игрой демона, боровшегося за разум его сына. Уловка. Стайлз не болен. - Случайность. Это была ошибка, когда были перепады напряжения. Глаза врача с пониманием смотрят на Шерифа. Он держит снимки сканирования, оба, снова. Первый из них совершенно идентичен снимку Клаудии. Второй – нет. Там не так много цветов пока. - Это была ужасная ошибка, что скачок напряжения создал на этом изображении, но этот… мы тестировали его три раза, используя два разных аппарата. – Джон не может смотреть на этого человека, просто уставился на распечатку. – Мне очень жаль. Он говорил это раньше. И он ошибался. Ошибался. Не жаль. - Пострадавшие районы гораздо меньше, менее серьезные. – Врач пытается казаться оптимистом, словно это была хорошая новость. – Мы должны были знать, что что-то было не так с первоначальным сканированием. Было слишком для его возраста. Больше, чем мы ожидали увидеть… Когда ваш сын болен. Когда ваш сын умирает медленно и болезненно, как его мать. Шериф больше не слышал слов врача. Он представил Стайлза на месте Клаудии. Все чаще запутанной и реже понимавшей. Ее бледная кожа и темные круги под глазами, губы сухие и потрескавшиеся от крика, страха, что нервировало ее так сильно, началась борьба, чтобы заставить ее сдаться. Она забывала его иногда, смотрела, будто он был для нее незнакомцем, которого она не знала и не знала могла ли ему доверять. Она забывала Стайлза. Но никогда не показывала этого. Джон мог вспомнить, как открывал дверь в ее палату, и Стайлз пролетал мимо его ног, до того как он мог поймать его. Он запрыгивал на постель Клаудии, всегда избегая проводов, прикрепленных к ней, с ловкостью, коей никогда не мог похвастаться. - Мама, мама! – выкрикивал он, когда попадал в ее объятия, которые всегда были распростерты для него, словно рефлекторно. Что-то, что болезнь не могла отнять. Даже тогда, когда она забыла его имя, когда она в шоке смотрела на странного ребенка, бежавшего к ней, она за секунды окутывала его своими руками, позволяя зарыться лицом в шею. - Привет, малыш. – Всегда не его имя в подобные дни, потому что не знает его, но она обыгрывала роль, зная, что она ее. Любовь в ее глазах не была подделкой. Тогда Клаудия искала мужа, чтобы привлечь внимание, предварительно улыбнувшись. Она не задавала вопросы при Стайлзе. Она не свирепствовала и не кричала в отчаянии. Это были времена, когда Шериф позволял и себе на некоторое время забыть тоже. Он сидел рядом с женой и сыном, сжимая ее руку, а она приобнимала его за плечи неуверенными пальцами, когда Стайлз рассказывал о школе и друзьях, и жизни. Стайлз был ее опорой, когда она не была больше ни в чем уверена. Шериф не мог все улучшить. Он не мог спасти Клаудию или предотвратить их горе. И теперь это происходит со Стайлзом. Врач все еще бубнит. Джон почувствовал, что Мелисса останавливается рядом, молча поддерживая и скорбя вместе с ним. Это не имеет значения, в итоге. «Стайлз болен. Болен». Его сын проскользнет через его бесполезные пальцы так же, как и его жена. Джона не было рядом, когда она умерла. На вызов из-за автокатастрофы он мог отправить кого-нибудь еще, но не отправил, потому что ему нужно было уйти. Он не мог видеть, как состояние жены ухудшается день за днем. Шериф сдавленно всхлипнул, это застало его врасплох. Он не мог ничего контролировать. Мелисса сделала все, чтобы удержать его, и попросила врача выйти из комнаты с предупреждением во взгляде. «Любовь - это наблюдение, как кто-то умирает». Джон любил Клаудию со всеми ее недостатками, и ее смерть сломала его. Он любил Стайлза со всем, что осталось. Он рыдал в плечо Мелиссы, обхватив ее за спину. Он должен был выпустить все сейчас, потому что Стайлз не должен видеть, как он плачет. Он должен быть сильнее, чем в прошлый раз. Он не был сильным для Клаудии и должен был быть сейчас. Даже когда Стайлз начал забывать его имя. Джон глубоко вздохнул, возвращая себе самообладание. Он будет смотреть, как умирает Стайлз.