Перегнуть палку

Все началось с физики. Вернее, с утверждения, что в Судзуране физики нет. Конечно, в этом была доля истины, все-таки ученики Ландыша особыми познаниями в этой области не отличались, но, хотя бы на бумаге, предмет должен быть. Именно такие мысли посетили голову директора перед новым учебным годом, и он, с чистой совестью, но без особой надежды на успех, послал заявление в местный муниципалитет с просьбой найти нового учителя физики. Проблема это была серьезная. Судзуран – это даже не Хосен, где несмотря на суровые нравы, учителя могли не опасаться за собственное здоровье, вовремя и без проблем выставляя оценки за семестр. Тут вероятность уехать в больницу с черепно-мозговой травмой пропорционально равна твоей посещаемости собственных занятий, особенно, если тебе дали в нагрузку младшие курсы. Те, еще не разобравшись в собственных силах и своем месте в иерархии Ландыша, устраивали драки и показательные выступления на раз-два. О чем было хорошо известно всем, кто имел хотя бы косвенное отношение к образовательным учреждениям в округе. Его явление директору Судзурана можно было сравнить с явлением Золушке феи-крестной. Так же ярко, неожиданно, эффектно и словно по волшебству. Новый учитель был суров и знал жизнь не понаслышке. Раньше он был то ли военным, уволенным в запас и после получившим профессию учителя, то ли учителем, по воле случая заброшенным в какие-то суровые жизненные обстоятельства, но директору было абсолютно все равно. Железная хватка и стремление нести физику трудновоспитуемым деткам – только это было важно, и даже одного из этих двух качеств было более чем достаточно для работы в Судзуране. Довольный таким удачным стечением обстоятельств глава Ландыша с радостью спихнул на нового учителя всю младшую параллель и некоторые одиннадцатые классы в придачу. Класс встретил его улюлюканьем и сигаретным дымом. Он встретил класс чеканным шагом и военной выправкой. И сломанной челюстью того ученика, который оказался против нулевой оценки его знаний. Такое в Судуране случалось впервые, поэтому стоило стихнуть сиренам скорой помощи, а физик уже стал знаменит и уважаем учениками Ландыша, насколько это вообще было возможно в вороньей школе. Не то чтобы ему не нравилась его работа. Даже наоборот. Глядя на то, как некоторые из учеников специально ради его занятий начали носить в школу тетрадь с ручкой, он даже гордился проделанной работой, но в этот день настроение было паршивым. Сложив руки за спиной, стоя прямо, он обводил взглядом класс точно щелкал бичом и не спеша, основательно взвешивая успехи и провалы каждого ученика, выбирал сегодняшнюю жертву. -Тацукава! – рявкнул он так, что первые два ряда невольно поморщились и едва справились с желанием отодвинуться назад. –Уравнение Энштейна! Токио вздрогнул и заметно поморщился. У него с утра жутко болела голова, мир то и дело плясал перед глазами, унося реальность в ритме вальса, а тут еще и этот придурок с вопросами пристает. Нового физика он невзлюбил сразу. Слишком уж крикливый, выпендрежный и злопамятный был старый вояка. Тацукава учился хорошо, особенно по меркам Судзурана, но физик отвечал ему взаимностью с самых первых дней, поэтому последнее время с оценками творилась беда. -Е=mc2 – тихо, глядя в окно, ответил судзановец, понимая, что только усугубляет ситуацию, но поделать с собой ничего не мог. Конечно, такого пренебрежения к своему предмету в общем и к себе в частности, физик вынести был не способен. -Что ты сейчас сказал? – Едва проглотив рвущееся наружу слово «боец» прогромыхал он от учительского стола и уперся в него руками. -Энергия равна произведению массы на скорость света в квадрате. – Громче ответил Токио, подчиняясь доводам рассудка, но было уже поздно. Зверь выпущен из клетки и теперь не остановится, пока не сожрет жертву окончательно. -К доске, Тацукава! – Сверля его глазами, приказал физик, и Токио, тяжело вздохнув, хотел было подчиниться, но почувствовал, что просто не в состоянии сейчас встать и куда-то пойти из-за больной головы. -Не могу. – Честно признался он и остался на своем месте. «Вот самоубийца», - восхитился сидящий на другом конце класса Юдзи и стал дальше наблюдать за разворачивающимся спектаклем. А буря все бушевала. Физик рвал и метал, разнося в пух и прах Судзуран, жалких щенков, не знающих жизни, и обещая веселую жизнь Тацукаве. Было видно, что вот-вот он сорвется и пойдет бить ему морду. Чего упорствовал Токио, Токадзи не понимал. Конечно, он был в курсе его отношений с физиком, но в способности думать и не огребать лишних проблем на пустом месте, Юдзи ему никогда не отказывал. Сейчас же судзурановец сидел, подперев лохматую голову кулаком, смотрел в окно и безразлично пропускал гневную тираду мимо ушей. И учитывая то обстоятельство, что эта тирада носила легкий оттенок смертного приговора конкретно ему, Токио, Токадзи разумно полагал, что это не самый эффективный способ решения проблемы. -Давайте я что ли. – Дождавшись паузы в монологе постепенно выдыхающегося физика, Юдзи лениво поднялся с места и пошел по направлению доски. Благородное самопожертвование это, конечно, не в стиле расчетливого генерала, но становиться свидетелем смертоубийства своего друга, которое непременно случилось бы, не сделай он чего еще пару минут, тоже было не с руки. События, произошедшие в классе после того, как физик отошел от нервного потрясения, навечно остались в Судзуране в виде легенды, шепотом передаваемой из уст в уста на вечере страшных сказок, который регулярно устраивался для запугивания новичков. И о них было строжайше запрещено упоминать в присутствии Юдзи и Тацукавы – для них итогом учебного дня стала назначенная дата экзамена по физике, от сдачи которого зависело их дальнейшее пребывание в школе. На такие крайние меры сам директор, дражайшей ценностью которого была собственная целостность, не решился бы в жизни, но под железным кулаком вновь пришедшего учителя оказались не только ученики Судзурана. Поэтому, выслушав все объяснения и версии произошедшего всех трех участников конфликта, скрипя сердцем, он подписал этот самоубийственный приказ. -Вот нарвались. – Злобно сверля глазами спину гордо удаляющегося физика, сплюнул под ноги Юдзи и пнул директорскую дверь. От этого звука директор, находясь по другую сторону двери, весь съежился, заерзал на стуле и понял, что жить ему осталось ровно столько же, сколько осталось до сдачи экзамена, то есть всего на всего три недели. Токио был полностью согласен с чувствами Токадзи, но выражать собственные эмоции не мог, у него на это сегодня сил не осталось . -Ты то зачем полез? – через полчаса мрачного бурчания Юдзи по поводу тысячи и одного способа избавить мир от одного маленького и очень надоедливого физика, подал голос Тацукава и уставился в сторону спешащего к ним через весь двор Тамао. -Зачем-зачем…- Токадзи вместо ответа так выразительно на него посмотрел из под своих черных очков, что Токио решил больше не задавать глупых вопросов. –Вместе попали, вместе и будет выплывать из этого дерьма. -Куда это вы, юные физики? – выражая знание ситуации, вместо приветствия удивился Серидзава, наблюдая за тем как Юдзи, схватив за локоть Тацукаву, тащит его к выходу из школы. -Куда-куда… Грызть гранит науки. – огрызнулся на ходу Токадзи и вместе с Токио скрылся из виду. Юдзи был один из тех редких людей, кому физика давалась, причем давалась относительно легко. Эта сложная наука ему даже когда-то нравилась, и, решая недоступные одноклассникам запутанные задачки, он с ее помощью ощущал ни с чем несравнимое чувство превосходства. И даже после, обнаружив полное отсутствие должных знаний и желания преподавать у предыдущего учителя, не забросил предмет, а стал потихоньку изучать сам, поэтому находился сейчас в более выгодном положении, чем Токио. Тацукава был больше склонен к гуманитарным предметам, но благодаря усидчивости даже по физике у него сохранялся достойный уровень знаний. И все же лидером их небольшой компании по подготовке к экзамену по физике стал Юдзи. -Нет, ты не правильно решаешь. – Заглядывая через плечо Токио в его тетрадь, он забирал у него ручку и переделывал всю задачу. Тацукава восхищенно мычал в ответ, силясь не заснуть под аккомпанемент зубрившего определения Юдзи, и с ужасом рассматривал логические выкладки к решению задач. -Это обозначается другой буквой. - Ставя перед ним кружку крепкого зеленого чая, замечал Токадзи и толкал получасовую лекцию на тему почему именно так и откуда оно взялось. Токио не понимал добрую половину слов, смутно представляя себе смысл второй половины, но согласно кивал в строго отведенных для этого местах и думал, что из его одноклассника мог бы получиться неплохой учитель. -Перестановка слов в этом определении принципиально меняет его смысл. – Краем уха вслушиваясь в бормотание Токио, вставлял Юдзи и с тяжелым вздохом объяснял значение этого термина нормальным языком. Под конец второй недели Тацукава с непонятным чувством смотрел в учебник по физике, еще так недавно представлявший собой книгу на иностранном языке, а сейчас постепенно раскрывшей ему все свои тайны. -Юдзи, ты в курсе, что у тебя реально круто получается? – очередной раздел был позади, до экзамена оставалась пара дней, и они вполне себе успевали по графику подготовки. Токио разлегся на полу, отложив учебник в сторону, и сейчас сосредоточенно рассматривал профиль одноклассника, что-то увлеченно решающего в своей тетради. -А? – Токадзи уже полчаса мучился над этой задачей и, кажется, нащупав почву для ее решения, строил соответствующие графики. Словом, он был занят, и ему было сейчас совсем не до обсуждений своей персоны с лодырничающим другом. -Объяснять. – Токио улыбнулся и подумал, что расскажи он кому как выглядит сейчас Токадзи, ему бы в жизни никто не поверил. И немного помолчав, совсем ударившись в благодушное настроение этого вечера, добавил: -Это не только физики касается, кстати. Ты вообще здорово объясняешь. И во многом прав. Если бы Юдзи был не Юдзи, а, например, Гендзи, в этот момент он бы даже прослезился. Все-таки таких слов ему еще никто не говорил. Объясняли в Судзуране обычно не физику, а расстановку сил, поэтому из доступных способов изъяснений там был в ходу только один самый достойный – драки. И интеллектом в процессе, при всем желании, блеснуть особо не удается, о чем иногда пьяными вечерами безделья, очень жалеет мозг армии Серидзавы. Токадзи не говорит об этом Токио, но его слова западают в душу, и в этот момент он почти не сердится на физика за устроенное им испытание. -Тебе следует повторить еще раз раздел про магнетизм. Прошлый раз ты сбился, когда мы повторяли те формулы. – Входя в роль училки, бурчит Юдзи, не отрывая довольного взгляда от собственных записей. После трех недель активной подготовки под руководством Юдзи, экзамен сдается ими влет. Судзурановцы, сбившиеся в коридоре,разинув рот, слушают уверенный голос Токио, который вещает о таких высоких физических материях, которые им и не снились, и аплодируют всей параллелью, провожая улюлюканьем гневно трясущуюся спину физика. На вечеринке в честь звучат тосты физического содержания, и звенит первый тревожный звоночек. -Не стоит мешать пиво с портвейном, - подобравшись к Токио сквозь толпу, уверенно заявляет Юдзи и забирает у него из рук пластмассовый стаканчик. Тацукава озадаченно наблюдает как его содержимое исчезает в желудке друга и не находится с ответом. -А мне можно, - по своему истолковывает этот взгляд Токадзи, - я только портвейн сегодня и пил. Пережив моральное потрясение в виде экзамена по физике, Токио не слишком то настроен на дискуссии и споры с пьяным Юдзи, поэтому просто кивает и потом вместе с ним, в обнимку отплясывает победный танец на крыше Судзурана под радостный рев толпы. На следующее утро, издали увидев привычный бардак на территории школы, директор облегченно выдыхает и звонком отменяет забронированные билеты на Бали. Внеплановый отпуск всей семьей пока откладывается на неопределенный срок. В это утро голова болит у половины параллели, а вторая так и не смогла заставить себя прийти сегодня в школу. Токио наслаждается заслуженным покоем, откинувшись на спинку стула и подставив лицо по свежий ветерок из приоткрытого окна. Своим чередом протекает урок литературы, и, слушая вдохновенные речи учителя, Тацукава радостно оставляет позади события этих трех недель. Официально оценку по физике они с Юдзи уже получили и до конца года могут не посещать занятия этого диктатора, что тоже приводит Токио в неописуемый восторг. -Я, конечно, не знаток, но так можно и заболеть. – проходя мимо бросил ему Токадзи и настоятельно рекомендовал закрыть окно. С этого дня Тацукава понял, что что-то в их отношениях пошло не так. Поначалу все было довольно терпимо - судзурановец выражал свое мнение по тем вопросам, в которых лучше разбирался, стал больше разговаривать и даже помогал с домашкой, а Токио в ответ кивал и радовался, что Юдзи, наконец, почувствовал себе свободнее. Постепенно ситуация ухудшалась. Не проходило и часа, как Юдзи давал ему какие-то жизненно важные советы, критиковал его действия и разносил в пух и прах его мнение по любому вопросу, полностью войдя в роль знатока жизни, поучающего несмышленое дитя. В какой-то момент Тамао, решивший скоротать урок с тихом закоулке, обнаружил там Токио. Тот сидел, прикрыв глаза, и вся его поза выражала усталость. Услышав шаги Серидзавы, он вскинулся и затравленно оглянулся, вытягивая голову и всматриваясь ему за спину. -Юдзи не с тобой? – напряженно спросил он вместо приветствия, и Тамао даже решил не шутить и не мучить его, таким несчастным в этот момент выглядел Тацукава. Перемену в их отношениях с Токадзи заметили многие, но считали это не катастрофой, а отличным поводом для шуток. Сейчас, глядя на дергающегося Токио, Тамао думает, что шутка, пожалуй, затянулась. -Что, все так плохо? – Он протягивает другу сигарету, и тот, не глядя, принимает и нервно, глубоко затягивается в ответ. -Еще хуже. – Решает не скрывать правды Тацукава, и слова сами собой вылетают из его рта, - Юдзи как с цепи сорвался. Постоянно ходит за мной, рассказывает что делать, что не делать, поучает, читает идиотские лекции, не дает, мать его, спокойно отдохнуть. Достал, сил моих больше нет. Получается так жалобно, что Токио сразу становится неловко за нытье, но это же Тамао, вспоминает Тацукава, и сразу становится легче. С Серидзавой можно говорить о чем угодно и как угодно. -Так поговори с ним. – Тамао сочувственно хлопает по плечу и кладет холодную ладонь на разгоряченный лоб друга. Видно, и, правда, перегнул палку Юдзи, если даже сумел достать самого терпеливого из них всех. -Мне вообще-то нравится, что он стал более охотно идти на контакт. – Уже более миролюбиво рассуждает Токио, с благодарностью ощущая успокаивающую прохладу и дружескую поддержку. – Но при попытке донести до него, что все хорошо, но не в таких количествах, непременно обидится. И закроется. Вот если бы подойти к этому вопросу как то с другой стороны… -Это точно. – Легко соглашается Тамао, рассматривая некогда белоснежную рубашку Тацукавы. –Слушай, а ты не думал ненадолго изменить стиль? От такой резкой смены темы Токио сначала не поймет, что именно имеет в виду Серидзава, потом будет громко хохотать, слушая его объяснения и забыв про все меры предосторожности, а под конец согласится и уже серьезно обсудит все детали грядущей операции. При их следующей встрече Юдзи потеряет дар речи и не сразу узнает Токио. Темная рубашка, расстегнутый ворот, зачесанные назад волосы и такое знакомое, надменное выражение лица. -Это что за херня? – Очень тихо и серьезно, подойдя вплотную и чуть не хватая за грудки, прошипит он прямо в лицо Тацукавы, но тот в ответ только скривит губы, одним движением освободиться от чужой хватки и непроницаемым взглядом, словно на пустое место, посмотрит ему в глаза. -Решил послушаться твоих советов. – Удивительно похоже копируя интонации Юдзи, процедит в ответ Токио, и судзурановец даже сделает несколько шагов назад, оторопев от такого поворота событий. Решив разобраться позже, Токадзи усаживается на свое место, исподлобья наблюдая за двинувшимся одноклассником. И по мере того, как двигаются на стенке стрелки часов, у него смеются ярость, непонимание, обида и постепенно приходит понимание. Когда он слышит в чужих устах явно свои выражения и мысли, которые так усердно пропагандировал на протяжение всего этого времени, когда видит со стороны, как Тацукава, размахивая книжкой, вдруг начинает поучать своего соседа справа, когда видит заглядывающего к ним в класс Тамао. Понимание того, вместе с кем именно придумал это все Токио, вызывает дикую ярость. Юдзи даже вскакивает с твердым намереньем дать ему в морду, но его останавливает внимательный и совершенно спокойный взгляд карих глаз. «Ну, сейчас то ты понял?», - как бы спрашивают они, и Юдзи не хватает сил согласиться, но хватает ума шагнуть мимо этой наглой рожи, не набив ее. В конце дня на крыше его найдет Токио. Он молча сидят рядом на диван, сгорбив плечи и украдкой поглядывая на Токадзи. -Прости, я перегнул палку. – Не дождавшись никакой реакции на свое появление, первым ступит на хрупкий лед переговоров Тацукава. Руки у него то и дело дергаются к еще уложенным волосам, и видно, сколько он усилий прикладывает, что бы тут же не растрепать их как обычно. В другой ситуации Юдзи бы обязательно поприкалывался, потянул время и, в конце концов, все таки затеял драку за устроенное представление. Он был довольно чувствительной и вспыльчивой натурой, и, если о первом знали только близкие друзья, то второе знание было достоянием общественности. Токио, которому было известно и то, и другое, морально был готов к драке, понуро отсчитывая ступеньки лестницы по пути на крышу, но отступать не собирался. Тем не менее с кулаками на него Токадзи бросаться не спешил. Дураком он не был, и прекрасно понимал, что просто так Тацукава такой спектакль устраивать не стал бы. За время школьных занятий он многое обдумал и даже постарался посмотреть на ситуацию глазами Токио. И до него потихоньку начало доходить. -Да уж...- мстительно протянул Юдзи, но быстро с собой справился. – И я тоже перегнул, прости. Токио даже не поверил своим ушам. А потом, на его волосы опустилась чужая рука и с чувством их все-таки растрепала. Сразу стало легче дышать, и губы Тацукавы сами собой растянулись в улыбке. -Такая прическа идет только мне. – Очень даже дружелюбно пробурчал Токадзи и протянул ему сигарету. – Хотя кое-что из моего имиджа можешь себе оставить… И Токио тихо застонал, возводя глаза к небу.