Три желания

Саске прижимался щекой к тёплой домашней майке Итачи и плыл на сонных волнах, покачиваясь в такт шагам. Лестница убегала вниз скрипучими деревянными ступеньками к приоткрытым сёдзи, а за ними виднелся край маминого ватного кимоно, под которым Саске заснул – оно успокаивающе пахло зелёным чаем и рисовой мукой. Под ним он скрывался от злых духов, спрятав в рукав старый папин кунай. А сейчас Итачи нёс его в спальню, поглаживая по спине, но Саске не хотел в свою кровать. – Можно, я сегодня с тобой посплю? – Саске, монстров под кроватью нет. – Я знаю. Мне плохой сон приснился. – Всем снятся плохие сны. Даже мне. – Нет. После моих снов кому-нибудь бывает плохо. Братик Шисуи глаз потерял. Я знаю, его отобрал злой дух. Итачи остановился, глянул тем пугающе-серьёзным взглядом, от которого у Саске ныло в животе. Даже от хмурого тяжёлого взгляда отца и строгого – матери не так бросало в дрожь. – Я защищу тебя, если понадобится, и от них. Всё хорошо, Саске. Главное, не думай об этом. Помнишь, я говорил? – Плохие мысли притягивают зло, – вздохнул Саске и обхватил брата крепче, уткнулся носом в волосы, гладкие и прохладные, а сердце билось в груди быстро-быстро, тревожно. Как после плохого сна. «А тебя кто защитит, братик?»

***

«Итачи…» Саске опустил стопку выстиранной одежды на кровать брата и хмуро огляделся. В комнате прибирались раз в неделю, пока Итачи пропадал на долгосрочной миссии, и от этого чудилось, будто медленно, но верно, из спальни вычищаются мелочи, делающие её комнатой Итачи. Кипа свитков, обычно лежащая в изножье, перенесена на полки, на столике нет тарелки из-под данго или недопитой чашки. Подушка и вещи пахнут хлопком и чистотой, а на покрывале ни одного длинного чёрного волоска – к зиме брат линял так, что даже мама ворчала. Саске отчаянно хотел встретить Новый год с Итачи, отдать ему подарок – он его несколько месяцев пытался достать! Лопать сочные мандарины и горьковатую толстую кожицу – она нравилась Саске даже больше сладких долек – и под утро пойти встречать восход солнца. Но без Итачи праздник пройдёт в чинном застолье с разговорами о делах клана и заранее известными всем подарками. Брат всегда устраивал Саске сюрпризы. А в этот раз он и сам мог удивить Итачи, потому что нашёл в подарок редкий свиток со старым дзюцу из страны Водопада. И надеялся увидеть, как Итачи будет его отрабатывать. Мон Учиха на синей рубашке брата выглядел выцветшим. Саске провёл по нему рукой и принялся раскладывать вещи по ящикам. Прислуге он этого не доверял, хотя никаких нареканий к их работе не было. Просто это были вещи Итачи. Из приоткрытого окна доносился голос тётушки Уручи, с кем-то разговаривающей: – В Стране Железа снег, говорят, не тает даже летом. Никогда там не была, туда мало кого пускают. «В Стране Железа… Брат, ты обещал вернуться и рассказать, какой он». – Ты обещал вернуться. Саске недавно приснился ещё один плохой сон. На кухне заканчивались приготовления к празднику, раскладывалась по трём коробочкам ритуальная еда, подогревалось саке. – Ох, жаль, Итачи нет. Он так любит тадзукури и курикинтон. И собы я наварила на четверых, – мама вздохнула, снимая фартук, и Саске отвернулся, угрюмо наблюдая, как отец, уже облачённый в кимоно и хаори, что-то обсуждает с Яширо у веранды. В последние месяцы клановых сборов было много, и далеко не на все Саске звали. Он был лучшим генином выпуска, и отец, кажется, даже гордился этим, но во взрослые дела не спешил посвящать. – Саске, – позвала мама, выходя из кухни, – я уже отпустила Юзу-сан, а она приправы, что нам Шисуи отдал, случайно засунула в кладовку и, кажется, забыла принести обратно. Я обещала с Уручи поделиться. Загляни туда, они, наверно, в сундуке, а я пока переоденусь. Саске кивнул – ему переодеваться в праздничное кимоно не хотелось. На душе было погано, собранный рюкзак с оружием, свитками и сухим пайком лежал под кроватью в его комнате – он бы давно ушёл, если б знал, где искать брата. Служанка Юзу, помогавшая маме по дому, была расторопная, но очень рассеянная, а кладовки с сувенирами из других стран и вовсе почему-то боялась. Саске фыркнул, открывая дверцу и оглядывая полутёмное захламленное помещение. Специи им Шисуи привёз из Страны Земли. Когда-то давно, только-только вернувшись из этого далёкого опасного края, сгинул Учиха Мадара – ушёл на миссию и не вернулся. Саске отодвинул ступнёй полированный ящичек без опознавательных знаков, там могли быть и какие-нибудь заморские яды. Потрогал пальцами огромный Гунбай-учива, прислонённый к стене, и поворошил пыльную, приторно пахнущую благовониями тряпку, лежащую на сундуке. Полоска синей ткани с бледно-лиловым узором по краю гладко стекла на пол. Саске чертыхнулся, отпрянув назад, задел локтем ряд разномастных сосудов – с покатых боков скалились белоснежные лохматые волки. Недобро и все в одну сторону. Проследив взглядом направление, Саске увидел полузадвинутый в нишу сундук. На его дне нашлись две фарфоровые чашки, из которых пили основатели Конохи на заключении союза – выкинуть их ни у кого рука не поднималась. Керамический горшочек с каким-то порошком, стеклянная банка высушенных тигровых лилий и старый, потемневший кувшин с узким горлышком и вязью узора. А может, это были слова? Древние языки изучали те, кто смог получить звание чунина. Саске готовился весной проходить экзамен вместе со своей командой. А Итачи уже – капитан АНБУ, и смог бы, наверно, прочесть надписи. Саске гордился, что у него такой сильный брат, но за себя ему было неловко. Он учился до обидного медленно. А хотелось скорее, чтоб больше не страшиться плохих снов и встать плечом к плечу, всегда идти рядом. Итачи всё реже уделял семье внимание, и Саске до сухих спазмов боялся, что брату станет с ним скучно. «Саске, ты такая заноза в заднице, – шутливо говорил Итачи. – Глупый маленький брат». И тыкал его в лоб. От этих воспоминаний у Саске мерзко защипало в носу. Он сел на пятачок свободного места возле ниши, мрачно разглядывая боевой веер Мадары – почему он ушёл без него? – и бездумно водя пальцами по узору на кувшине. Пол завибрировал, тонко запела посуда, зарычали волки, сверкая золотыми глазами. В воздухе сгустилась, мерцая, зеленовато-рыжая взвесь, будто кто-то плеснул из мешка специй. Кувшин в ладонях Саске раскалился, а напротив него свилась из дымчатых языков пламени фигура: смоляная грива волос, красные пластины доспехов, из-под которых не было видно ног, только призрачный хвост, а глаза на белом лице горели пугающе-алым. – Будь ты проклят, – произнёс призрак низким мужским голосом, и Саске выронил кувшин. – Юрей? – Осторожнее с кувшином, мальчик. Повредишь его, и я снесу тебе голову. Или нет, – задумчиво добавил призрак. Саске затопило холодным липким ужасом. Плохой сон. Злой дух. Руки мелко задрожали, а в груди жглось и горело, словно он и вправду надышался специй. – Ты кто?! Высокая фигура перестала светиться, обретая человеческие ноги и волевое, гладкое лицо. С него смотрели чёрные миндалевидные глаза, смутно знакомые и надменные. Сложив руки на груди, мужчина задрал подбородок и произнёс: – Я – Учиха Мадара. Назовись. – Учиха Мадара сгинул восемьдесят лет назад, – выдохнул Саске, глянув исподлобья. – Восемьдесят лет? Надо же. «Юрей» обернулся к вееру, и вправду когда-то принадлежавшему Учихе Мадаре. С неожиданной тоской погладил пальцами тонкую невесомую ткань. И глянул на Саске странной формой шарингана: томое, сцепленные между собой, похожие на узор в калейдоскопе. – Учиха Саске. Мадара усмехнулся и махнул рукой в чёрной перчатке: – Загадывай, давай. – Что загадывать? – Желания. – И со скучающим видом сел на сундук, широко расставив ноги. От самой позы несло надменной снисходительностью так же сильно, как и чудовищной древней силой. Она не шла ни в какое сравнение с известными Саске техниками и самыми мощными свитками. – Так вы?.. – Джинн. И я исполню три желания. Поторопись, а то тебя начнут искать и могут лишить такой удачи. «Кто такой «джинн»? Исполняющий желания дух?» Саске нащупал за собой стенку кладовки и медленно выдохнул. Голова шла кругом, от неприятного предчувствия рубашка между лопаток была уже влажной, и мерзко сосало под ложечкой. «Я не боюсь монстров». – Я защищу тебя, если понадобится, и от них. Итачи… – У меня есть желание. – Он облизал пересохшие губы и сжал кулаки. – Я хочу… От прищура Мадары передёрнуло, но Саске упрямо договорил: – …чтобы мой брат, Итачи, стал самым сильным и неуязвимым… Вернувшись из долгосрочной миссии в Стране Земли, Мадара успел лишь помыться и поесть, когда пришло сообщение от Хаширамы, что он нужен ему в Камне на военных переговорах. Видимо, опять стращать местных идиотов, не признающих силу Конохи. Прежние послы едва унесли оттуда ноги. Мадару это не удивило, он знал – войны будут всегда. Тем же вечером он заперся в своём кабинете, чтобы изучить привезённые с собой сувениры. Он отложил свёрток с редким и дорогим сари, который собирался подарить Узумаки Мито на день рождения, и с любопытством извлёк кувшин, прихваченный на одном из рынков Страны Земли – оборванец продал за несколько монет. Если кувшин окажется простым куском чеканного металла, то он знал, куда его пристроить – Хаширама любил всякую сувенирную рухлядь. А если в самом деле таит в себе древние силы… «Все чудеса света будут лежать у твоих ног, стоит лишь потереть сосуд», – гласила надпись. Все чудеса… Даже мир, полный любви, без ненависти и войн? А какова будет плата? Мадара взял чашу с саке, опустился на дзабутон и положил кувшин на колени. Предвкушение, как перед хорошей битвой, распирало изнутри. Какие бы чудеса там ни таились, они могут и будут опасны, и Мадару распирало желание померяться силами. Ополовинив чашу, он привычным жестом тронул ручку лежащего по правую руку Гунбай-учива, а Вечный Мангекё распустил свои лезвия, отдаваясь пульсацией в глазах и висках. С ними никакой дух или демон не мог сравниться! Мадара небрежно потёр узкое горлышко. Саке вскипело, испаряясь, взвилось в воздух нарядное сари, а следом тонкой, набирающей силу и форму струйкой из кувшина повалил дым. Клочья его растекались по углам и там истаивали. Чакра заструилась, раскалённая добела, как металл в печи. Перед Мадарой возник огромный демон со свиной головой. – Чего изволишь, господин? Я исполню три любых твоих желания. Откинувшись на локоть, Мадара изумлённо рассматривал уродливого монстра несколько секунд. А потом расхохотался: – Это я, Учиха Мадара, выполняю желания, а никак не ты, жалкий червяк. – Как пожелаешь. Саске хрипел, прижимая к лицу руки. В глазницы будто плеснули жидкий огонь, и от боли он не мог ни нормально вдохнуть, ни упасть в чёрное забытьё. – Что ты сделал?! – Саске перекатился на бок и скрючился. Ладони заливало липкое и тёплое, и он никак не мог сообразить – что это. – Я отдал твои глаза брату. Теперь у него Вечный Мангекё, и он силён, как никогда, и неуязвим. Ну, если не появится кто-то ещё, желая стать самым-самым на моём пути, – издевательски заключил Мадара, и голос его звучал почему-то в голове Саске. – Следующее желание, господин? От горячей нестерпимой боли его лихорадило, тело дробила слабость, отвратительная, выламывающая. Мышцы его не слушались, и паника вгрызалась под рёбра, поднималась едкой горечью рвотных спазмов. – Сделай меня… тоже… сильным…. – между рваными вдохами простонал Саске. Запертый в кувшине, заполненный до отказа мечтами, планами и надеждами, с Вечным Мангекё и властью претворить любое чужое желание, Мадара сгорал в ненависти и отчаянье. Жалкий червяк. Как он посмел. Как. Он. Посмел?! Если бы он знал. Если бы повременил… Если бы не взял этот проклятый кувшин. – Будь ты проклят! Джинны не могут исполнять свои желания. Даже если его призовут, он не может просить загадать то, чего хочет он. Учиха Мадара. Джинн. За низкими, брюхатыми тучами оглушающе грохотало, будто в небесных чертогах сошла лавина камней, готовая обрушиться на голову Саске. Сумрак обнимал отовсюду: чёрное пламя и чёрное небо. Слабость и ломота в теле никуда не делись, но словно притупились, а он всё смаргивал и смаргивал с ресниц холодные капли, не веря увиденному. Небо прорезала тяжёлая молния, высветила бледное лицо Итачи с незрячими – мёртвыми – глазами. С изувеченной глубоким ожогом рукой, цепляющей взгляд: на оплавившейся коже пузырился набирающий силу дождь, пятнал камень под ними и за спиной Саске, наполняя его чуждым ликованием и немым ужасом. Саске закрыл глаза и позволил ногам подкоситься. Совсем неплохо было лежать, наконец, рядом с братом. – Мадара. Я хочу, чтобы всего этого не произошло. – Как хочешь.

***

На кухне заканчивались приготовления к празднику, раскладывалась по трём коробочкам ритуальная еда, подогревалось саке. Итачи помогал матери сервировать стол. Отец вот-вот должен был вернуться из штаба Полиции, закончив последние дела, и Шисуи вернулся с миссии невредимым, порассказав страшилок, как едва не лишился глаза, но Итачи всё равно глодала заскорузлая неясная тоска. – Итачи, нас же трое, зачем ещё один прибор? – с удивлением спросила мать, глядя на четвёртую тарелку под собу. Итачи повертел её в руках, растерянно посмотрел на пустое место рядом со своим за столом и пожал плечами. С пяти лет Итачи преследовало ощущение, что у него должен быть младший брат. Неусидчивый, старательный, с упрямым взглядом и сбитыми коленками. Итачи учил бы его кидать кунаи, кормил вкусными онигири, подшучивая, что с рисом за щеками тот похож на хомяка, и тыкал бы в лоб, просто так. Иногда, после возвращения с миссии, Итачи казалось, что вот сейчас по крыльцу скатится глупый маленький брат, стиснет его худыми руками, сияя чёрными глазищами. Это чувство потери не проходило, а только усиливалось с годами. Отец хмурился и замыкался, мать смотрела виновато, рассеянно прижимая руки к животу. Итачи знал, что они хотели второго сына. И даже выбрали ему имя. Но родить мама уже больше не могла. – Что там надо было принести из кладовки? – спросил Итачи, чтобы не расстраивать её. Мать положила руки ему на плечи, поцеловала в лоб и кивнула: – Специи и вино. Зайдя в кладовку, Итачи отодвинул ступнёй полированный ящичек с двумя чашками, из которых пили ещё основатели. Смахнул пыль с Гунбай-учива и с удивлением глянул на длинный кусок шёлковой ткани – он не помнил, чтобы здесь лежало сари. Чьё оно? Свёрток размотался и хвостом уходил в сундук, задвинутый в нишу. – Сушёные бутоны тигровых лилий, масло из перчиков чили и кувшин. Интересно, кто оставил такое наследство? – перебрал его содержимое Итачи, протянул руку и потёр надпись на узком горлышке – половину слов было не разобрать. Стены дрогнули, опрокидывая боевой веер, тонко запел фарфор чашек, и вскипело масло в бутыле. Над полом, среди антикварных вещей, рухляди и специй свилась из дымчатых языков пламени фигура: смоляная грива волос, красные пластины доспехов и недобрый алый взгляд на пергаментно-сером лице. – Учиха Мадара? – Итачи приподнял брови в вежливом удивлении. – Джинн, – уточнил тот. – Не думал, что спустя столько времени кто-то меня узнает. Как звать? – Учиха Итачи. Я был в Стране Земли. Там рассказывали про духов… джиннов, – кивнул Итачи самому себе. Он всегда слушал внимательно, ведь любая сказка может оказаться правдой. Он собирал сказки, которые хотел бы рассказать брату. – Неужели исполните три желания? – Слово Учихи Мадары. Итачи сел на сундук, поставил кувшин рядом с собой и указал на ткань. – Это сари… ваше? Издав резкий, сдавленный звук, Мадара безудержно расхохотался, хлопая себя по ляжкам. – По-твоему, мне пошло бы? – Другой цвет, – не моргнув, подыграл джинну Итачи и честно сказал: – Красивое. – Для красивой женщины, – с грустной улыбкой добавил Мадара, и Итачи подумал: расскажи он кому, что наводящий ужас одним своим именем Учиха Мадара умеет так улыбаться – его бы обсмеяли. – Я хочу, чтобы это сари нашло свою хозяйку, – не задумываясь, загадал он желание. Мадара странно глянул – изумлённо и… благодарно? Хлопнул в ладоши, и свёрток исчез. – Ещё два. Итачи кивнул и задумался, припоминая всё, что успел увидеть и услышать здесь. Если ему не померещилось... – Я загадаю сразу оба. От волнения в животе потянуло. Послышался голос вернувшегося с работы отца, и почему-то стало ясно, что из кладовки наружу не доносится ни звука. Мадара сверлил его тёмным, тяжёлым взглядом и молчал. – Я хочу… чтобы моя мать была здорова, а тот, кто приобрёл то синее сари, вручил подарок сам.

***

Саске вылез из кладовки, удерживая в руках несколько разных бутылей и горшочков. Что именно из этого могло пригодиться, он не знал, и подозревал, что мама не помнила о половине запасов. – Вот, всё, что было, – Саске зашёл на кухню и понял, что сейчас уронит бутыль. И на излёте её подхватила чья-то рука. – Ты всё такой же нетерпеливый, Саске. Мог бы принести в два захода, – Итачи, в изгвазданной форме, уставший и улыбающийся, ощутимо ткнул его пальцами в лоб. – Итачи! – Я принёс тебе оберег от плохих снов, – брат полез в набедренную сумку. – Нет, – Саске покачал головой, совершенно уверенный в том, что чувствовал. – Плохих снов больше не будет.