Плыву чудесным образом

В эти дни неопределённости, метаний между желанием уйти и желанием остаться, Сэм завёл кота. Он решил пропустить стадию котёнка – он не собирался задерживаться здесь так долго. Вместо этого он откликнулся на объявление, предлагавшее приютить спасённых животных, и вернулся домой с болезненным чёрным котом десяти лет, настолько непохожим на Айвенго, насколько может быть существо того же вида. – Как его звать? – спросила женщина с кислой физиономией из ветеринарки. – Том. Она устрашающе задрала бровь, совсем как Филлис, и Сэм с трудом подавил желание добавить «мэм» в конце фразы. – Редкое, ничего не скажешь, – заявила она. Сэм подумал, можно ли физически почувствовать содержащееся в словах неодобрение. Потом до него дошло. – Не как Том из мультика. Майор Том. Она глянула с непониманием. – Из песни Боуи. Тот же эффект. – Дэвид Боуи. Казус в космосе. Абсолютно ничего. – Майор Том – Земле, ну? Никогда не слышали? Она протянула бланки: – Почему бы вам просто не заполнить остальное, а не петь мне серенады? Майор Том выглядел так, как если бы вы взяли нормального кота и пропустили через молотилку. Женщина сказала, что животных, подобранных на улице, обрабатывают, и Сэм подумал, может, в какой-то момент их подвешивают и выбивают, как ковры. Даже после кормёжки и самой ужасной мойки, которую когда-либо устраивал Сэм, Майор Том выглядел по меньшей мере драным. Кот свернулся в самом центре сэмовой кровати и многозначительно кашлянул на Сэма. Сэм посмотрел на безумно дорогие антибиотики, которыми запасся. – Самое время. Ну, поехали. *** На следующее утро Энни остановилась возле его стола. – Мы можем поговорить? Она была настолько серьёзной, что Сэм бросил всё и пошёл следом. Энни привела его на крышу. – Здесь никого, – сказала она. – Можешь не бояться, что тебя подслушают. Я знаю, что некоторые наши сотрудники не такие чуткие, как прочие. Имя Рэя не прозвучало, но словно горело, написанное неоновыми буквами в воздухе. – Ты о чём? – спросил Сэм. Энни набрала побольше воздуха. – Сэм, ты… подавлен? – Больше, чем обычно? Она не улыбнулась. Сэм, по размышлении, подумал, что это действительно не смешно. – Энни, всё нормально. Я справляюсь. – Сэм, – она коснулась рукой его лица, и хотя он всё ещё не разобрался, что происходит, это было не так уж и плохо. – Я видела сегодня твои запястья. Я понимаю. Мы можем помочь тебе. Она взяла его за руку и закатала рукав; они вдвоём уставились на забинтованное предплечье, обмотанное от запястья до локтя. Осторожно коснувшись руки, Энни глянула на Сэма. – Тебе не придётся справляться с этим в одиночку, но ты должен быть сильным. Это не твой путь домой. – Энни, спасибо тебе большое, – сказал Сэм настолько тактично, насколько мог, – но я просто завёл кота. Сэм прямо-таки услышал скрип её шестерёнок – он явно нарушил сценарий. – А? Он слегка сдвинул марлю, чтобы показать следы укусов. – Он очень не любит принимать лекарства. Она поглядела на его предплечья, обмотанные, как у мумии. – Что, ты купил тигра? Руки Сэма сжались в кулаки. – Может быть, – он опустил рукава и нахмурился. – Так попытка суицида была твоей первой мыслью? Правда? Энни уставилась в небо, словно нечто удивительное происходило там, где не было Сэма. – Ох, знаешь, просто психология делает тебя немного параноиком. И... эмм… крыша. Раньше, – она закашлялась. – Нам надо пойти поговорить с Джином. Сэм застонал. – Ты ему не рассказала. – Я предупредила его, что сначала переговорю с тобой, – сказала она извиняющимся тоном. – Хорошо, что это просто кот, Джин бы сам тебя прибил. По крайней мере, Энни с ним поговорила. Меры Джина Ханта по предотвращению самоубийства наверняка включали удар кулаком в лицо и пару насмешек, по его мнению, достаточно оскорбительных для душевнобольного. Энни неловко потрепала Сэма по плечу. – Ты завёл кота? Почему? Потому что быть пойманным в 1973 году само по себе угнетает, не считая пустой квартиры. Он пожал плечами: – Просто прихоть. Они снова поглядели на его руки. – Удачи, – сказала Энни. *** Лекарство полагалось принимать дважды в день в течение месяца, чтобы попытаться очистить больные лёгкие кота. Майор Том, очевидно, был сторонником холистической медицины. Наверно, Энни была права, наверно, у Сэма действительно была скрытая тяга к самоповреждениям. В конце концов, не было никакой другой причины тому, что Сэм пытался зажать Тома и силой открыть ему рот, тогда как сам Том был совершенно счастлив продемонстрировать, что пять из шести концов у кошки острые. – Не торопись, Тайлер, я подожду, – сказал Джин как-то рано утром, наблюдая, как его детектив-инспектор борется с котом. – Это всего лишь мёртвое тело. Оно так и останется мёртвым до тех пор, как мистер Усатый-Полосатый позволит тебе идти. – Вот сука, – пробормотал Сэм, не вполне уверенный, обращается он к Джину или к извивающемуся Тому. Пошло оно всё… он не собирался бесить одного грёбаного ублюдка, возясь с другим. Сэм отпустил Тома, тот рванул со всех ног обратно на тёплое место в центре сэмовой кровати. – Закончу, когда вернусь. – Ты всегда можешь просто утопить мелкого монстра. – Джин. – Я могу дать тебе хороший, крепкий мешок. Когда Сэм вернулся домой так поздно, что уже почти наступил следующий день, Майор Том нашёлся в ванной, хрипящий и дрожащий. После этого между ними установилось своего рода перемирие. Том получал какое-нибудь лакомство после каждого приёма лекарств, а Сэм оставался при своих пальцах. – Мне есть будет нечего, если я буду слушать твоё нытьё, – заявил Джин в очередной день с очередным телом. Сэм выкинул банку из-под тунца. – Ты как всегда прав, Джин. Мне следует готовить тебе обед, когда ты врежешь мне по почкам или нарисуешь сиськи в моём деле? – Могу на херы перейти, если ты их предпочитаешь. Сэм закатил глаза. – Ладно, пошли уже. *** Майор Том всегда валялся под дверью, когда Сэм собирался уходить, и пытался повиснуть у него на штанах. Сэм знал, что Том большую часть дня слоняется по квартире, трясёт блох на сэмовы подушки, дерёт ковёр и, кажется, счастлив этим. Том, видимо, был совершенно покорён роскошью домашней жизни, особенно батареей и объедками, которые Сэм забыл выкинуть. Иногда, правда, его дикая натура взыгрывала, и он выл под дверью, пока Сэм не отпускал его немного побродить по улицам. Это вошло в привычку – нечего было волноваться, ведь Майор Том был котом, бывшим уличным котом, так что волноваться было бы глупо. Но Сэм чувствовал небольшие уколы беспокойства, опасаясь, что Том пострадает. В конце концов, Сэм нёс за него ответственность. Но это не было проблемой. Том, как правило, притаскивался пару часов спустя, его пускал кто-нибудь из соседей, не забывая с удовольствием напомнить, что вообще-то здесь нельзя держать кошек. Спасало то, что а) Сэм был единственным, кого кусал Том, и б) вопрос с мышами быстро решился. Иногда Том притаскивал в зубах мёртвую птицу, иногда просто пах дерьмом, но всегда возвращался целым, невредимым и довольным прогулкой. Этого хватало, чтобы развеять сомнения Сэма. До одной неприятной, неожиданно душной июльской ночи, после двух прожитых бок о бок месяцев, когда Майор Том, смывшийся из дома в два часа дня, не вернулся к полуночи. Ничего в этом не было странного для нормального кота, Сэм был в этом совершенно уверен, Айвенго пропадал, бывало, по нескольку дней. Просто это было не совсем в характере Майора Тома. Не то чтобы Сэм разволновался. – Хочу сказать, я не переживаю, разумеется, – сказал он, уже достаточно пьяный, чтобы проболтаться Энни. – Просто, знаешь, он мой кот, у него ещё лёгкие забиты дерьмом, и он иногда бегает себе, а иногда нет, и так его жалко, но я не волнуюсь, нет. Я просто не хочу, чтобы он умер у меня на глазах, а он не любит, когда слишком жарко. Энни тоже была достаточно пьяна, чтобы её понесло. – Мне кажется, королева уж слишком щедра на уверения. – "Королева уж слишком щедра на уверения, мне кажется". Общая ошибка. И для меня это не пустые уверения. Энни отпила вина с улыбкой, показавшейся Сэму опасно нежной. – Хочешь пойти поискать его? – Нет. Мы здесь для того, чтобы закончить отчёты. Энни приподняла бровь, покрутила бокал. – Когда допьём вино. На улице такая жара. И кошки ведь всегда так делают? Болтаются где-то, пропадают допоздна, забираются в канализацию? Хотя, он может быть где угодно. Это было бы глупо. – Мы могли бы выглянуть на пару минут. Сэм поднялся: – Ну, если ты настаиваешь… Он протянул руку, и Энни встала с лёгким стоном. – Но ты не переживаешь, разумеется, – сказала она с большей насмешкой в голосе, чем, по мнению Сэма, предполагала ситуация. – Ничуть. Найти кота в городе было бы тяжеловато и в лучшие времена, не говоря уж о полночи, духоте и лёгком подпитии. Сэм и Энни натыкались друг на друга, бредя по затихшим улицам. – Майор Том! – кричал Сэм, но слышал только, как эхо отскакивает от зданий, и он был совершенно уверен, что Том не знает собственного имени. – Спасибо, что пошла со мной. Они с Энни столкнулись плечами. – Думаешь, я отпустила бы тебя одного гулять так поздно? Кто-то же должен тебя охранять. – Прикрываешь мою спину, детектив-сержант Картрайт? – поддразнил её Сэм. Энни обернулась и поцеловала его в уголок рта. – Всегда, – она отвернулась, порозовев и закусив губу, но с очень довольной улыбкой. – Это всё вино. Лицо Сэма вспыхнуло сильнее, чем всё его остальное тело вместе взятое. – Конечно. Когда они возвратились домой, Майор Том лежал перед сэмовой дверью, ожидая, что его впустят. Он поднялся, потянулся с ленивой элегантностью, характерной для котов, и поглядел на Сэма, будто бы говоря: «Что? Ты волновался обо мне? Можешь успокоиться». Сэм почесал Тома за ухом и открыл дверь. Том проскользнул внутрь и оккупировал кресло. – Вот неблагодарный, – Сэм сгрёб кота, сел и уложил его себе на колени. Тот довольно заурчал. Одной рукой поглаживая Тома, он налил Энни ещё вина. Они пили без тостов, а Том мурлыкал на коленях у Сэма. Остальная часть вечера осталась размытой, но этот момент Сэм запомнил чётко: уютное тепло его напитка, его квартира, его кот, его подруга. Даже пульсирующая головная боль и ощущение, что не стоило продолжать пить после ухода Энни, не стёрли его. *** – А его стоит кормить этим? – спросила Энни несколько дней спустя, когда Сэм очищал тарелки, ставя их на пол перед Томом. Сэм нагнулся и погладил Майора Тома, который проигнорировал его, старательно слизывая последние капли подливки. – Мы заключили соглашение, – сказал Сэм. – Какое? – Я отдаю ему объедки, а он не хватает меня за ноги с утра. – И оно работает? – спросила Энни, проходя на кухню. – Ну, чем он толще, тем он медленнее, – еда кончилась, Том принялся прохаживаться туда-сюда, его живот раскачивался, как маятник. – По той же причине я покупаю Джину обед. – Только мускулы, Сэмми-бой, – сказал Джин, не отрываясь от газеты. – Кончай страдать хернёй и тащи сюда виски. И убери своего кошака, пока я его не прихлопнул. Катается тут по нашим бумагам. Вернулась Энни, стараясь удержать три стакана и бутылку виски. – Не думаю, что вы такой кровожадный, шеф. Джин протянул руку, Энни вложила в неё стакан. – Когда дететкив-инспектор Заноза снова начнёт ныть о процедуре, я бы не хотел, чтобы кошачья шерсть летела по всему моему столу, если он швырнёт в меня папкой. Закатив глаза, Сэм сгрёб Майора Тома со стола (господи, он навёл в бумагах полный беспорядок) и поставил его на пол. Том тут же запрыгнул Сэму на колени. Сэм рассеяно погладил его, пытаясь найти одну из страниц своих записей. – Если Мейсон говорит правду, банда Бейкера уберётся из города до пятницы. Нам стоит пошевеливаться. Джин фыркнул. – Этот козёл не сказал бы правды, даже если бы знал. У нас полно времени. – Он подтвердил слова Дэвида Мерфи, – сказала Энни. – Как половина ублюдков в городе, – отмахнулся Джин. – Он ничем не рискует, говоря нам это. Майор Том мурчал на коленях у Сэма, пока три человека планировали, обсуждали, спорили, ругались и пили. Когда в три утра Энни и Джин поковыляли домой, приблизительный план действий был набросан и до его исполнения оставалась пара часов, Сэм рухнул на кровать, а Майор Том свернулся у него под боком. Шороха включённого телевизора оказалось достаточно, чтобы нарушить прерывистый сон. Не сегодня, подумал он, пожалуйста, но это не помогло, никогда не помогало. Он умолял каждый раз, а она всё приходила и приходила. – У Сэмми теперь есть друг, – девочка скользнула к нему, светясь в темноте так же, как телевизор, из которого она выбралась. – Сэмми думает, мы ему больше не нужны. Я никогда не нуждался в тебе, монстр. Слова жгли язык, но ужас сдавил лёгкие и зашил рот. Сэм попятился, врезался в стену, попытался сбежать. Он не мог думать, никогда не мог думать, из-за неё он глупел, терял разум. Она приходила, и он не мог дышать, не мог говорить, не мог бежать, и он был пойман, пойман, пойман, а она на расстоянии вытянутой руки, и… – Ой! – Сэм вскочил, сбрасывая с себя Майора Тома. Дрожа, он прижал ладонь к уху, а отняв её, увидел кровь. – Господи, Том! Кроме них в комнате никого не было. Телевизор был тёмен. Майор Том бил хвостом и сердито глядел на Сэма. Сэм прислонился к стене и подождал, пока уймётся сердце. Кровать качнулась, когда Том на неё запрыгнул. Он потёрся головой о грудь Сэма. – Мог бы просто мяукнуть, – проворчал Сэм, почёсывая Тома за ухом. – Отлично действует, когда ты будишь меня, если проголодался. К счастью, Том не ответил: Сэм исчерпал свой предел безумия на эту ночь. Когда Сэм снова заснул – он не думал, что получится, но даже перепуганные люди иногда отключаются, – он заснул сидя, обнимая Майора Тома. Он проснулся отдохнувшим впервые с тех пор, как прибыл в это богом забытое десятилетие. В последующие ночи Сэм спал, положив руку на Майора Тома, который укладывался у него на груди, и скоро Сэм привык к его весу. *** Так что когда Майор Том умер четыре месяца спустя, без лишнего шума, это оказалось как удар под дых. Сэм нашёл его слишком тихо лежащим на кровати, когда пришёл домой со службы. Положив руку на холодный мех, Сэм прислушался к дыханию. Он ждал целых пять минут. Потом отступил, потёр ладонями усталые глаза и отправился за полотенцем. Он знал, что кот болен. Он не был слишком наивен, чтобы полагать, будто сможет вылечить Тома. Итог десяти лет на улицах Манчестера не могли устранить хороший уход и немного домашнего уюта. Кот должен был умереть, это должно было случиться скорее раньше, чем позже. Его смерть вызывала не столько грусть, сколько ощущение неизбежности. Сэм сидел на кровати, безмолвное тело Майора Тома, закутанное в импровизированный саван, лежало у него на коленях. Прошло много времени, прежде чем он поднялся. Ветеринарная клиника предлагала кремацию, и Сэм развеял пепел над каналом. Туда сбрасывали вещи и похуже, а мысль хранить останки кота в урне он отверг как жалкую и болезненную. Кроме того, Майор Том ненавидел сидеть взаперти. *** – Где маленький демон? – спросил Джин, проводя обыск сэмова холодильника. – Не слышал его воя в этот раз. Сэм старательно застёгивал рубашку. Надо было идти на место преступления, и Сэм не мог потерять время, просунув четвёртую пуговицу в пятую петлю. Он так сосредоточился на своём занятии, что забыл ответить на вопрос Джина. – Ну, я готов. Идём. Джин высунул голову из холодильника. – Что, опять сбежал? – Кто? – спросил Сэм. Хотел бы он, чтобы на его обуви были шнурки, на которых тоже можно было бы сосредоточиться. – Твой кот, Сэм. – А. Нет, он умер. Всё нормально, он болел. Я правда не был удивлён, – Сэм мотнул головой в сторону двери. – Давай, ты куда-то спешил три минуты назад. – Что? Когда? –Джин, казалось, рассердился. Может быть, хотел сам прибить Тома? – Почему ты мне не сказал? – Неделю назад. Это не было таким уж важным событием. Пошли. И, не оглядываясь проверить, идёт ли Джин за ним, Сэм выскочил из квартиры. Он не грустил, просто знал, что Джин не преминет пройтись по этому поводу, и не хотел возни вокруг этого события. Соблюдая традицию, этим вечером в пабе Джин позволил Сэму поднести ему пинту. Напористо-весело Джин провозгласил тост: – Скатертью дорога облезлой шкуре! Сэм послушно поднял стакан и выпил. Пять стаканов спустя Джин тяжело навалился на стол и рассказал Сэму про своего пса, Лукаса. – Чёртов Лукас. Пять стоунов, как минимум, и страшный, как Филлис по утрам. Из-за соседнего стола Филлис погрозила ему пальцем. Завести собаку было идеей Миссус: кто-то будет встречать Джина, если он вернётся домой слишком поздно, чтобы поднимать её. – Каждый день, – сказал Джин, подчёркивая свои слова покачиванием стакана, – этот идиот прыгал на меня, стоило открыть дверь. Пускал слюни, облизывал языком, которым весь день лизал задницу и яйца. Этот жирдяй чуть меня не убил. Джин сделал большой глоток, выдававший большой опыт. – Попал под машину в шестьдесят девятом. Истёк кровью на улице. Стыд, позор. Миссус его любила. Джин поглядел на Сэма странным взглядом, об эмоциях в котором можно было только догадываться. Сэм подпёр голову рукой и глядел в ответ, пока Джин не засмеялся и не отвернулся. – Знаешь, в иные дни я ещё вздрагиваю, возвращаясь домой, – Джин потряс головой и выпил. – Зверюги. Глупые, любят тебя до смерти просто за то, что ты есть. Сэм опустил взгляд в стакан и выпил за это тоже. *** – Это опять мы, Сэмми, – сказала девочка с настроечной таблицы. – Никакие грубые гости не испортят нам праздник. Нам будет так весело вместе! Так весело. *** Разумеется, Сэм не оплакивал Майора Тома. Шесть месяцев – небольшой срок, недостаточный, чтобы сильно привязаться. К тому же Майор Том был котом – полуслепым, вечно голодным, вонючим, порой кусачим, – и он ушёл в положенный срок. Но иногда по забывчивости Сэм оставлял ему еду. Он поминал Тома недобрым словом, обнаруживая припрятанные объедки в каком-нибудь углу квартиры. По утрам он поднимался медленно, давая тому, кто свернулся на груди, время приготовиться. И когда Сэм просыпался в холодном поту, он, не задумываясь, протягивал руку за поддержкой, которой уже не было. Он чувствовал себя глупо, вертел головой, пытаясь сообразить, что не так. Он мог уверенно сказать одно: Майор Том был частью чего-то нового, чего-то, чего у него не было в две тысячи шестом, чего-то, чего не было и в его первом семьдесят третьем. Том нуждался в нём, и Сэм заботился о нём, потому что мы заботимся о тех, кто в нас нуждается. Теперь Том умер, квартира опустела, и Сэму необходимо было знать, что же держит его здесь. *** – Сэм, Сэмми… Он глянул на телевизор у кровати, носок, говорящий маминым голосом, глянул на него. – Просыпайся, пожалуйста, Сэмми. Прошу тебя, возвращайся домой. Сэм свалился с кровати и упал на колени перед телевизором. – Мама, пожалуйста, – сказал он, но теперь он не знал, как закончить предложение. Он слышал слёзы в её голосе, хотел успокоить, но вместо этого таращился в темноту. – Сэмми, я хочу знать, чего ты хочешь. Пожалуйста, поговори со мной. Он протянул руку, но не почувствовал ничего, кроме статического разряда. – Дорогой, пожалуйста, пожалуйста… – и Рут Тайлер заплакала, тяжело всхлипывая, так, как не бывало с первого и последнего раза в семьдесят третьем. Она плакала так, когда он был маленьким, она поздно вернулась со смены, и они не могли наскрести денег на так нужные брюки для него, а он спросил, скоро ли вернётся папочка и что привезёт в подарок. – Прости, – прошептал он телевизору, но мама, вымотанная и убитая горем, не услышала. – О, Сэмми, – она судорожно вздохнула. – Я всё равно не могу это сделать. Прости. Прости меня, пожалуйста. Сэм отпрянул от телевизора: – Что? – Улыбнись мне, солнышко, – её голос, охрипший от плача, упал почти до шёпота. Сэм почувствовал её руку на щеке, ощущение преодолело время и здравый смысл. Он попытался прикоснуться к ней, но почувствовал только собственное лицо. – Скажи, что мне сделать, чего ты хочешь? Скажи, и я сделаю. Я так люблю тебя, Сэм. Мы пройдём через это вместе, только мне надо знать, что это правильно. Сэм опустил руку и прикрыл глаза. В темноте за веками он и его мать дышали в унисон. – Я люблю тебя, мама, – прошептал он как молитву. – Подай мне знак, дорогой. Какой-нибудь. И Сэм выключил телевизор. Спустя мгновение он выдернул вилку. Потом, неожиданно устав от трудов, он поднялся и забрался в кровать. *** В эти дни неопределённости, метаний между желанием уйти и желанием остаться, Сэм завёл кота. Точнее, котёнка, шарик серого меха, который полюбил засыпать в изгибе сэмовой шеи и царапать беззащитную кожу, когда просыпался. Каждое утро, ровно в пять, точнее любого будильника и куда настойчивее, он мяукал Сэму в ухо, пока тот не вытаскивал себя из постели и не насыпал кошачьего корма. Джин возненавидел его мгновенно. И, кажется, так же быстро привык к новой квартире. Попинал новый диван: – Неплохо, Сэмми. Осталось ещё телик купить, – Джин отправился в спальню, вытаскивая по дороге фляжку. – Смотри-ка, нормальная кровать и всё такое. Теперь не придётся трахать Энни на раскладушке. – Ты только подумай, – сказала Энни Джину, – когда ты в следующий раз вырубишься, переоценив мощность собственной печени, мы сможем уложить тебя отсыпаться в неплохом месте. – Девочки, не ссорьтесь, – Сэм откинулся в кресле (новом, замечательном кресле, он и забыл, какими бывают нормальные кресла), положил ноги на журнальный столик. Джин развалился на одном конце нового дивана, устроившись в углу и баюкая фляжку. Энни примостилась на другом конце, подперев голову рукой, и наблюдала за игрой котёнка. Она пихнула Сэма ногой. – Ну, и как ты в итоге назвал малыша? Он поглядел, как котёнок терзает игрушечную мышку. – Дэвид. Джин фыркнул. – Боуи твой фетиш, Глэдис. Сэм бросил мышку и котёнок помчался за ней. – Делает ли это вас обоих моими чувихами? – Зависит от многого. Делает это тебя пёстрой птичкой? Всю свою жизнь Сэм ждал чего-то великого. Забряцают кимвалы, воспоёт хор, ангел снизойдёт с небес в потоке света. Что-то, что в конце концов скажет ему: да, ты был таким, как надо, отлично воплотил свой жизненный план, Сэм, молодец! Можно было и без кимвалов. Маленькие радости, казавшиеся мелочью с первого взгляда, но не такие уж глупые сейчас. Любимый город. Дело, в котором он хорош. Удобная кровать кресло, в котором уютно читать. Множество книг. Ещё больше записей. Вино и виски, а также люди, с которыми их пьёшь. Ночная тишина. Или смех. Или мурчанье. И когда всё прочее кончится, а он знал, что так и будет, что ж, – это будет потом. А сейчас было сейчас, и прямо сейчас Энни ему улыбалась, Джин приканчивал фляжку, а Дэвид выпустил коготки и начал неизбежное разрушение сэмова нового дивана. Это было лучшее, чего Сэм мог пожелать. Это было лучшее, что мог предложить семьдесят четвёртый. И при всём желании Сэм не мог избавиться от мысли, что это будет хороший год.