Кэртианские поминки

     Дождь лил, не переставая, с самого утра. Интересно, это случайно или природа плачет вместе с людьми?      Руппи стоило бы задуматься о будущем. Теперь, когда дом Бешеного опустел, что будет с ним и адмиралом цур зее? Их расстреляют, вернут в Дриксен или отпустят на все четыре стороны? Однако эти вопросы копошились где-то совсем на задворках сознания, отдавая должное рационализму Фельсенбургов, Руппи сейчас волновало совсем не это.      Накинув непромокаемый плащ, Руппи, придерживая за локоть на скользкой тропинке, проводил своего адмирала к таверне. Розовощекая рыжая барышня на вывеске никак не вязалась с поводом, заставившим в дождь выходить из дома.      Все командование морского флота Талига было уже внутри. Господин Первый адмирал сидел с каменным лицом, уставившись в одну точку. Руппи подивился его выдержке, хотя остальные и старались быть под стать ему. Филипп Аларкон был чернее тучи, рядом старший Салина задумчиво перекатывал по столу из ладони в ладонь бокал с какой-то жидкостью. Точно не вино. Касера? Руппи не знал, что принято пить в Талиге по таким случаям.      В таверне было тесно. Помимо господ адмиралов, явились и простые матросы, и, наверное, вообще все жители Хексберг. Тут и там было видно заплаканных женщин. Выхватив взглядом из толпы белокурую трактирщицу, Руппи подумал о кэцхен. Наверное, ведьмы тоже плачут на холме. Надо подарить им жемчуга в утешение, хотя какое это утешение! Это вряд ли восполнит их утрату...      Пересилив себя, Руппи наконец пробрался через толпу к длинному продолговатому ящику в центре зала. На белоснежных простынях внутри был – и как хотелось верить, что просто спал! - Ротгер Вальдес. Его враз помолодевшее лицо словно светилось изнутри, нос утончился, смоляные кудри всё так же падали на плечи. Не может Бешеный быть мертвым, это неправильно! Он должен разить врагов, пить с моряками, танцевать с ведьмами... Руппи был даже готов простить ему то, что сам по сути ему враг. Или теперь уже нет? Словно за ответом, Фельсенбург снова посмотрел на Альмейду. Лицо альмиранте по-прежнему не выражало ничего – ни горя, ни боли. Руппи не ждал от Альмейды слез и рыданий, это было, по меньшей мере, глупо. Наверное, альмиранте проще носить эту каменную маску.      Пришедшие начали рассаживаться за огромным столом, и Руппи протиснулся к своему адмиралу. Его лицо тоже можно было принять за маску, но это была ледяная маска скорби и потери. Фельсенбург не знал, о чем говорили Кальдмеер с Вальдесом долгими вечерами за бокалом вина, не знал он, и что чувствует его адмирал: Ледяной Олаф никогда не говорил о таких вещах со своим адъютантом.      Первый раз пили не чокаясь и в полном молчании. Касера обожгла Руппи горло, он никогда не видел, чтобы ее пили залпом из маленьких бокальчиков, а не по-походному из фляжек. После второго Фельсенбург почувствовал, что щеки у него загорелись. После третьего раза мир, кажется, треснул, как стекло, и его цветные осколки медленно задвигались в пространстве. Люди начали стремительно веселеть, по углам заклубились разговоры, и, наконец, после пятого Лаузен фок Таннер поднялся с места с бокалом в руке.      - Товарищи! Братья… - начал он, смахнув слезинку.      - И сестры, - влез Аларкон.      - И сестра Филипп, - согласился Лаузен, отмахнувшись от враз разъярившегося Филиппа, - И другие сестры. Пришел час…      - Великий час, которого мы все ждали, - хмыкнул Берлинга.      Бреве молча надел ему на голову корзину, и только строгий окрик альмиранте и несколько тумаков от него же сохранили распаляющихся адмиралов за столом.      - Сегодня нас покинул наш друг и брат Ротгер Вальдес, - продолжил насильно усаженный обратно на высокий табурет фок Таннер. - Он погиб, как и подобает истинному моряку, в бою с врагами…      - Да хватит, в бою с врагами! Он с лестницы упал! – задорно выкрикнули сбоку.      Руппи с трудом обернулся. Альберто Салина, еще недавно сидевший с красными глазами рядом с альмиранте, нахально выглядывал из-за батареи полупустых бутылок.      - Ай да Альберто, ай да сукин сын! – восхитился Берлинга и немедленно получил по затылку от Салины-старшего.      - Вы собирались придумывать только хорошее про вице-адмирала, или я что-то путаю? – мрачно осведомился Альмейда, скрестив руки на груди.      - Так вот. Его смерть в неравном бою… - вновь попытался перекричать всех фок Таннер.      - Смерть в бою с касерой? – откровенно заржал Бреве, - Меньше надо было пить! – и радостно опрокинул в себя целую бутылку.      Руперт почти задохнулся. Немудрено, что моряки хотели умолчать о нелепой гибели вице-адмирала! Мятежный наследник Фельсенбургов помнил горящие глаза, острые фразы Вальдеса, его рассказы о ветре и волнах и пляски с ведьмами. Нет, этого просто не могло быть! Не мог Вальдес, как простой пьяный матрос, проститься с жизнью не под благородной пулей смертного врага, не в шторм, когда сердце стучит сильнее грома, а вот так, пробив голову на ступеньках…      От мрачных мыслей Руппи отвлек звук разбившегося стекла. Антонио, пару секунда подумав, упал лбом в стол. За его спиной обнаружилась разъяренная трактирщица с горлышком от бутылки в руке. Трактирщица, конечно, кэцхен не была, но память вице-адмирала порочить никому бы не позволила. Озадаченные адмиралы уставились на женщину, соображая, как этичнее её утихомирить, однако их опередила еще одна барышня, с визгом кинувшаяся на обидчицу Бреве. Трактирщица с чувством и крайне некуртуазно стукнула ее кулаком, свалив на пол. Место барышни сразу же заняли ее подружки, одна из которых швырнула тарелкой, однако попала не в трактирщицу, а в юного Салину.      Над ухом Руппи просвистел кулак, и его спасла только лужа касеры под скользнувшей ножкой табурета, с которого сверзнулся под стол адмиральский адъютант.      «Мой адмирал!» - вспомнил Руппи и выпрыгнул из-под стола. Увернувшись от пары сцепившихся матросов, он выпрямился.      Посмотреть воистину было на что. Руппи давно не видел такой массовой, разношерстной и счастливой драки. Матросы радостно мутузили офицеров, офицеры – матросов, женщины, среди которых теперь уж точно затесалась парочка кэцхен, таскали друг друга и мужчин за волосы. В ход шли табуреты, посуда, пустые и полные бутылки, к которым дерущиеся не забывали время от времени прикладываться.      Руппи нашел глазами своего адмирала и убедился, что смерть Вальдеса не только не убила его, а вполне себе привела в чувство – по крайней мере, умирающий никогда не даст Берлинге в зубы с таким азартом. Себастьян проехался спиной по столу, налетев на Хулио Салину, и вернул ему привет от Аларкона. Прямо по затылку. Салина-старший устоял, но сгреб его за шиворот и, как бергер кошку на Излом, кинул Берлингу прямо в разноцветную толпу.      Кто-то сунул Фельсенбургу в руки фарфоровое блюдо, которым Руппи тут же кого-то – кого, он не разглядел, - огрел. Однако блюдо недолго было с родичем кесаря – оно пало смертью храбрых, расколовшись пополам после встречи с пустой бутылкой.      Бутылка была не последней. Тонкий винный бокал Фельсенбург храбро отбил лбом, круглую тарелку ухитрился поймать (и тут же уронить), однако последний снаряд был ему явно не по зубам.      Как во сне, Руперт видел себя словно бы со стороны. Прямо в него летела огромная, с широким горлом и стенками толстого стекла бутылка касеры. Руппи, повинуясь неведомому порыву, отклонился лопатками назад и вниз, чудом устояв на ногах.      Бутылка, блеснув боком, так же медленно пролетела мимо, крутясь вокруг своей оси. Касера внутри тягучими каплями вздымалась и опадала.      Однако всему приходит конец. Бутылка шлепнулась прямо в гроб Ротгера Вальдеса, окатив хладное тело касерой.      Повисла мертвая тишина. Все вперились взглядами в Руперта, гроб с покойником и бутылку.      - Мой адмирал, - выдохнул Руппи, - кажется, я только что инициировал дипломатическую катастрофу. Наверное, мы теперь никогда не вернемся в Дриксен…      - И нечего там делать, - авторитетно донеслось из длинного ящика посреди усеянной битым стеклом таверны. Руппи обернулся и потерял дар речи.      Ротгер Вальдес, и при жизни-то нечасто называемый приличным человеком, приличным покойником не был точно. В частности, сейчас он сидел в гробу, легкомысленно опираясь коленом в бортик, и энергично тер глаза. Закончив с ними, он легко спрыгнул на пол – вместе с ним на пол упала пара десятков челюстей – и произнес:      - Господа, я передумал. У вас тут слишком весело, чтобы убивать время в Закате, а Рассвет мне не положен, - и в подтверждение своих слов запрыгнул на стол и чокнулся с Салиной-старшим полной бутылкой.      - Не понимаю, как парни могут каждый раз так убиваться, - пробурчал спокойный, как шкаф, Альмейда. - Шестой раз так его хороним.