Власть Империи

Фавст Сцилоний в искусстве управления — самый круглый дурак, с которым архивариус Чайнз когда-либо встречался, а ведь ученому вчера исполнилось сто лет! Ему давно пора уйти в отставку, предав остатки отмеренной жизни покою, но он никак не хотел отложить перо. За свою долгую жизнь Чайнз написал сотни биографий, есть среди его научных трудов и про отцов Сцилония и Феагиса. Может, про самого Сцилония напишет когда-нибудь... Сцилоний боялся, что новый Император его сместит, хотя и оставит ему жизнь, поэтому хотел, чтобы лучший писатель и детектив и о нём написал книгу. — Удивительно: верхушка Мевении взялась за меч в надежде уйти из-под нашей власти. Это выглядит очень странным! Привилегии мевенской аристократии были гораздо шире привилегий герцогов Северной Пренеции, к примеру. — Да, верно! Я детально проанализировал каждую причину! Воинственность и упрямство Мерония наставили мевенцев на путь сепаратизма. Фиаско Мерония пошатнули преданность народа! — Вы и его историю планируете написать? — История Императора уже написана мной на треть. Я завершил писать про 980 год после прибытия... — Год узурпации? — Да. — Я хочу, чтобы вы и мою биографию тоже написали. Как-никак, вы наилучшая голова в Мевении, и я только вам могу доверить такое. — Спасибо за доверие. Знаете, губернатор... история имеет свойство повторяться. Народ помнит козни, смуты почти тридцатилетней давности, словно это случилось лишь вчера. Главный град кровавых событий прогремел за пять лет до прихода Мерония к власти... *** Гримовер Вардус, низкорослый и колченогий легат лимитан, уже восемь лет мужественно обороняющий интересы своего Императора на дальних рубежах, в Восточном пределе, сейчас не переминался с левой ноги на здоровую, как обычно это делал, когда больше пяти минут неподвижно стоял на одном месте. Вардус в толпе выделялся, как буйвол среди отары — друзья даже прозвали Гримовера великаном за рост, равный восьми с половиной футам. Второй подбородок не украшал Гримовера, впрочем, на него не обращали внимание из-за бесформенного, опухшего носа. Шрам на лбу не виден из-за длинной чёлки. Тёмные, блестящие, как маслины, очи сводили с ума женщин. Когда варвар едва не выронил своё оружие, Гримовер в гордости за друга добро ухмыльнулся. Выходцев из его плодовитого рода легко узнают по их фамильным чертам — среди Вардусов нет носителей париков, у них необычайно пышная шевелюра, а также предпринимательская жилка. Разбогатевшая на продаже собственных кудрей семейка, не стесняясь, покупала дружбу знати Мевении. Такие густые волосы очень тяжело уложить, поэтому крайне неряшливые и ленивые, но чем-то извечно занятые Вардусы никогда не уделяли внимания своей причёске и ходили с волосами, вставшие дыбом. Это породило множество афоризм, таких, как «причесался Вардус» — люди её бросали, когда случался парадокс. Или «скорее, Вардус причешется» — о том, что произойдет нескоро; эта фраза популярна у ростовщиков, отзывающихся о своих чёрных должниках. Внимание бывалого вояки, кстати, строгого отца двух дочерей (старшая из которых, как и остальные дурочки ее возраста, обещана в жены Таркусу, уже бывшему комесу) сейчас полностью приковано к наблюдению дуэли. Сырые и неуклюжие атаки коллеги Гривера практически играючи отражены блестящим контрвыпадом другого бойца. Оба дуэлянта кружили друг над другом, продумывая свои действия на несколько ходов вперед, а когда сближались — бойцы обменивались градом режущих, колющих, рубящих выпадов. Они боролись молча, вести разговоры — опасно. Можно зазеваться и пропустить удар. Лишь чистый звон металла разрывал тишину. Они были совершенно разными: как внешне, так и по тому, что клерик Гош называет душой. Первый боец родился человеком, имперцем, больше того, евпатридом. Он уже немолод и холоден. Происхождение другого — низкое: проданный в рабство варвар из онкимарцев. Таких рабов верноподданные теперь сильно боятся, ведь сотни миль восточнее Мевении потеряны и, пожалуй, навсегда. Всего треть века назад, в правление Фрассиана Первого, предшественника нынешнего монарха, этот регион бесспорно подчинялся губернаторам Мевении. В его потере повинен только один упрямец, к упоминанию которого летописец ещё не раз вернется. А пока два быстрых выпада, и короткий меч вылетел из рук человека... вроде бы ошибки легата очевидны, но онкимарец, продолжая сжимать свое оружие в лапах, ведёт себя, не как воин-победитель. Вместо ликования раб виновато опустил вытянутую морду... такой понурый взгляд привычно видеть у доброго щенка, но противник имперца это не щенок, а настоящая «живая машина для убийств». Проигравший даже не намеревался просить пощады... вместо этого легат странно ругает противника, словно жалуется ему. — Не жалей меня! Бей меня в полную силу, иначе как я отточу навык владения мечом? — Простите меня, господин, но я ведь могу вас поранить, вы сами хотите спарринговать на настоящих мечах, а не из дерева... — А ты выучил язык, пока я инспектировал верфь, — подметил Керула, — помню, когда я купил тебя, ты не знал и слова! — Благодарю вас, господин. Я быстро учусь всему. У меня хороший учитель... мне лишь жаль, что вы моего младшего брата тогда не приобрели... — Я не настолько богат, как ты мнишь себе, — меланхолично ответил Керула, — ладно, не будем отвлекаться. Новый раунд начался с серии ударов Гайны. Керула еле поспевал отбивать их. Казалось, что онкимарец победит Керулу и на сей раз. Предчувствия не прослыли обманщиками, и Керулу отшвырнуло назад. Без жалости, как того он и хотел. Медленно встав на ноги, он с мрачной улыбкой промолвил: — В этот раз я продержался дольше. Ты всё равно побил меня! Этот бой был интереснее прочих... Фортуна сегодня на твоей стороне. Вот обед и подошел к концу, наконец! Пора вести солдат на учения. *** Ларсоний, патриарх древнего рода Агиллов, (к которому принадлежат многие известные и непопулярные деятели следующей эпохи, такие, как Сцилоний и Гиллоник) с улыбкой оптимиста напутствовал своего сына. — Никогда не забывай, о сын мой, что наша семья служит лишь себе... помни это всегда. Аристократа определяют его предки, только они... твой прадед железной рукой держал в страхе всех ленников Запада... теперь, когда в совете Мечей и Копья заседают сразу трое членов нашей семьи, Император всё больше проявляет к нам интерес и выказывает своё почтение. *** Когда новый комес решил познакомиться со своими помощниками, они поняли, что этот напыщенный, глупый Император посмеялся над ними. Вновь. В этот раз пощечина была еще больнее. Слухи подтвердились: к ним прислали этого чистоплюя, Гилла, чванливый отец которого не хочет посмотреть фактам открыто в глаза с целью признать, что вырастил бестолочь и полного профана во всём; хотя, как человек, Гилл был доброжелателен, беззлобен, учтив со всеми; приятный на вид и фантастически богатый, он, конечно, завидный жених: хоть ему уже двадцать семь лет, он не был женат, что порождало нежелательные слухи о нём. И вот такого неженку Император прислал в Мевению командовать войсками на дальних рубежах! Легаты, конечно, разочаровались в выборе повелителя; открыто же мнений они не высказывали, а надеялись, что наместник скоро свершит непростительную ошибку, за что будет отстранен; вероятно, будь времена покойнее, у такого ничтожества удалось бы долго усидеть на важном посту, но забряцал мечом народ, который всегда доволен своей участью... по крайней мере, так казалось на старте событий. Исполинской рост Вардуса внушал доверие в его боевые качества, но синие, близорукие глаза остановились на Керуле, невысоком и с рельефной мускулатурой. По икрам видно пехотинца — как любил говаривать бывший комес. У Керулы тонкие, правильные черты лица, намекающие на особую родословную, бронзовый загар и всеведущий взор. Редкие волосы зачесаны с затылка на лоб. Молодой губернатор многое разузнал Керуле от своих осведомителей: с тех самых пор, как Керула записался в Легион, он постоянно служил и воевал под началом совершенно никчёмных и негодных идиотов, которые не могли даже построить своих воинов без чужой помощи. О самостоятельном планировании операции не могло идти и речи; губернаторы, которых Император сменял и присылал каждые пять лет, ценили Керулу, как толкового офицера, но им и в голову не приходило доверить ему командование, хотя бы небольшим отрядом. Они лишь пользовались услугами, поручали ему разные задания, выполнять которые они сами не горели никаким желанием ввиду их якобы неблаговидного характера, хотя они и входили в обязанности легата. Он не боялся работы! Чем труднее задача, тем с большой охотой погружался в неё с головой. Однако, время шло, а Керула по-прежнему на той же ступеньке военной лестницы. Керуле сорок два года, а он ни разу не командовал армией в битвах, хотя участвовал во всех сражениях и кампаниях Мерония ранее. По имперским понятиям, он был человеком нестарым, но из-за напряжения сил, которое испытывает каждый, кто делает работу как надо, а не абы как, и всегда доводит дело до конца — Керула выглядел, как старик, и это в сорок два года! *** Городского казначея Старноса звали Курцом Сапием. Умный и энергичный магистрат, он неплохо вёл дела. В народе его уважали, как честного чиновника, за деловую хватку, т. е. Сапий был белой вороной среди людей, чья стезя это распоряжение чужими финансами. Недруги чесали набухшими от яда языками, мол где такое видано, чтобы казначей вдруг не воровал и не брал взяток. Его завистники беспрестанно клеветали на Сапия. Зная, что чист перед собой, горожанами и богами, тот никогда не опускался до оправданий. Курц, величавый, крепкий старик, с бычьей шеей и большим опытом в государственных делах казался не просто предан Императору, а до мозга костей! Курц очень часто и много говорил о собственной лояльности ему. Как правило, делал он это не к месту... на самом деле Курц мечтал о независимости региона, об отделении Мевении. По его мнению, она должна воплотиться в реальность! Мероний четырнадцать лет назад потерпел разгром, и многое изменилось в лучшую сторону с его отставкой. Комбинатор был не одинок в своих чаяниях и стремлениях — он нашел других идейных лидеров, с которыми и начал формирование боевых дружин для бунта против верховной власти. За десятилетие мира уже возмужала свежая поросль. Одержимые сепаратизмом, сыновья горячих патриотов Мевении смело поддерживали своих отцов. Они без устали тренировались, желая отделения Мевении, а их инструкторы, желая, как можно быстрее, выковать воинов из мальцов, без жалости и поблажек обучали ребят. Инструкторы сами в молодости преодолели трудности. В конце противостояния Империи и дикарей именно они составили костяк экспедиций Мерония, т. к. метрополия только первые четыре года присылала подкрепления, а остальные годы Мероний боролся, опираясь исключительно на лимитан и местное ополчение. Спонсоры зарождающегося движения смогли наладить производство разного оружия и экипировки, благодаря сотрудничеству с властолюбивым Ларсонием. *** Когда Мевения встала, как один человек, на борьбу с Империей, Керула был ошеломлен этим, а Гилла охватил страх. Бунтовщики, в секретности от Императора, собрали армию и растерзали половину Пятого легиона. Под рукой у Гилла теперь осталось два легиона; никто, и даже прозорливый Керула, не ждал ничего подобного от мевенцев. И недоценка сильно сыграла на руку войску мятежников. После первых побед они заметно осмелели: не только истребили гарнизон в Акалаге, но и сожгли сам городок. Пока Керула судил да рядил, семнадцать тысяч мевенцев осадили его в Цедрузии, но быстро поняв, что им не взять этот город, они махнули на него рукой и обозленными отступили в поиске жертвы, а не охотника. Керула мудро не преследовал их. Спустя месяц он вновь оказался отрезан превосходящими силами от прочего мира. Керула так отчаянно оборонял эту крепость. В конце концов, он смог отстоять, не говоря о том, что наголову разбил вражеские силы, в шесть раз превосходившие числом. Тем временем, Вардус через своих шпионов разоблачил Ларсония, как предателя и врага Императора. Вардус не верил, что Ларсоний не посвятил сына в свой план — более того, перестал вообще всем доверять! Вардус, ни единой душе не поведав о заговоре, уехал в порт, где сел на первый корабль, плывущий в Столицу. Капитан, подкупленный Гиллом, заколол его во сне. Казалось, что оглушительный успех Керулы в обороне, который резко нарушил баланс в войне, продвинет его по службе. Увы, легата ждало лишь великое разочарование: никто в Столице не узнал о его стойкости, ибо Гилл, завидовавший удачливости своего офицера, не стал отмечать его заслуги в рапорте. Всё же боги услышали молитвы Керулы и очень скоро исполнили его сокровенные желания. Горожане Старноса любили спорт, особенно кровавый, поэтому гладиаторские Игры еще три столетия назад стали лучшим народным увеселением... популярность гладиаторских Игр в низах общества так велика, что порой Игры проходили даже в таких неожиданных местах, как рыночная площадь; они были не просто зрелищем, который пленял взоры, но и выгодным, ведь все, в том числе и нищие, непонятно где раздобывшие семь медяшек, делали ставки на любимцев «Звёзд оружия» — азарт захватывал и молодых, ведь хитрые организаторы давно сняли возрастной ценз! Все получили доступ к просмотру, и теперь мевенцев с детства приучали к жажде крови и насилию. Существовали школы, где тренировали всех желающих радовать публику своей яростью и умением обращения с холодным оружием. Подобные профессионалы были знамениты. Их хозяева неплохо зарабатывали, выдвигая своих Чемпионов на Играх. Они были столь одиозными, что сами организовывали Игры, чтобы угодить толпе, завоевать её симпатии или обрести некую долю известности. Кейн Понтила был таким человеком, с ним Фатум и столкнул Гилла в то роковое утро. С самого детства Понтила окружали только рабы. Этот худой, высокий и светловолосый юнец общался только с ними... для Понтилы монеты всегда заменяли духовные ценности и родственников. В последние дни он ходил хмурый, лишенный источника чудовищного дохода. Гилл, отражая набеги бунтовщиков, освободил всех рабов Старноса, тем самым превратился в смертельного врага Понтилы и всех прочих рабовладельцев. Их мелкая стычка с неожиданным финалом обезглавила законную власть в Мевении, и в Совете мечей и копья встал вопрос, кому из полководцев надо поручить шефство, чтобы подавить гнусный бунт, как можно быстрее, пока онкимарские орды, не осознав тяжесть положения Империи, не возобновили свою освободительную войну. *** Никто не сожалел о смерти Гилла, особенно — старшие офицеры, чем-либо выделяющиеся из серой массы: умом и отвагой. Весь Совет терпеливо ждал, когда позавтракает юноша. Претендентов было мало, и самым главным числился Мероний, человек большой отваги и ума, бывший комес, который почти десять лет безуспешно тушил пожар другого бунта, более масштабного, унёсшего жизни триста тысяч имперцев и полмиллиона — дикарей. У Мерония были личностные недостатки: с юности Мероний слыл гордым, не знавшим никакой меры и бессердечным человеком, и его никогда не прельщали прелести мирной жизни. Мероний не заводил друзей и никого не любил, ни в ком не нуждался, зато любил войну. В сражении он неизменно находился в самом горячем месте, где обычно дрались и умирали лучшие воины. Как бы Мероний не стремился, а свою заветную мечту он не сумел воплотить в жизнь, а именно в дуэли убить вожака вражеского войска. И хотя, на его счету немного крупных побед, он назван талантливейшим командиром Империи, что и сохранило Меронию жизнь после его ряда поражений Знаменитая байка о том, что Пифия некогда, ещё до онкимарского восстания предсказала юному Меронию, что он взойдет на престол — все больше становится глупой. Мероний понимал, как шатко его положение, поэтому прилагал усилия, чтобы упрочить его — для этого брался даже за недостойное служение. Смерть Гилла развернула перед ним свиток перспектив, он решил побороться за звание, которого лишился после завершения войны. Все годы после знаменитой битвы за Рифею Мероний жил, как изгой. Менее одаренные, чем он, родственники, остерегаясь амбиций и крутого нрава Мерония, сразу заклеймили позором неудачника, но Мероний в опале не падал духом, пусть и пребывал в депрессии. Мероний знал свой гороскоп и слепо верил, что в ближайшие пять лет наденет корону. — Что это за бред? — осклабился Мероний, сверля взглядом оппонента, — доверять эту многострадальную армию тому, кто ни разу не был командующим! Он — лишь мальчик на побегушках у других... идиотов, годных в качестве птичьего корма! В финальном бою прошлой войны Мероний сделал абсолютно всё, что было в его силах. Виновником своего поражения седой принц крови называл Астура Рофа, запоздавшего с вводом резерва на правом фланге. Мероний, показывая солдатам пример отваги, тщетно искал Рекса на поле боя, пока не был ранен в бок. Мероний скомандовал воинам отход, безошибочно оценив, что продолжение этой битвы обернётся полным разгромом, хотя в начале карьеры он вёл битву, не считаясь ни с какими потерями. Мероний, отброшенный превосходящими силами, ловко осуществил отступление к биваку. Тефрион предпринял штурм его лагеря, но окопавшийся Мероний легко отбил все атаки, нанеся немалый урон врагу. Однако, и вырваться на свободу он не смог. Враги наводнили окрестности своими воинами, которые неустанно стерегли своих угнетателей, как хищников в тесной клетке, уничтожали рыскавших всюду фуражиров и разведчиков Империи. Наконец, собрав всю свою решимость в кулак, Мероний прорвал вражеский заслон. Прикрываясь значительным арьергардом из совсем зеленых, плохо обученных лимитан, разозленный Мероний под шумок удалился к берегу, откуда погрузил жалкую горсточку ветеранов и уплыл в Мевению, близкую его сердцу. Силы, прикрывшие отход отборных когорт, целый день с неясным исходом вели арьергардный бой. Это сумасшедшее боевое крещение стало последней бойней для всего мевенского отряда, сковавшего почти десять тысяч онкимарцев. *** Мероний успешно повлиял бы на умы всего Совета, если это был тот молодой Мероний, не запятнавший свою репутацию разгромом и отступлением с Онкимарии. Теперь, когда пожар дерзкого мятежа распространился по всей Мевении, война против кучки баронов больше не казалась Императору ничтожной. Тогда мальчик-монарх, вняв мудрому совету своей матери, наконец-то утвердил Керулу в должности, к которой ревностно стремился, наверное, всю жизнь. Легионы, конечно же, одобрили благоразумие сопляка-правителя, отлично понимая, что с таким командиром, как Керула, они обязательно наполнят свои карманы битком, т. к. богатых городов было много, а имперцы как раз и шли в солдаты, чтобы грабить. Оттого служба в армии была очень популярна среди бедных юнцов. Зная их алчность, Керула избрал в качестве первой жертвы агрессии Виружику, в 60-ых годах крупнейший торговый город региона, а также второй по политическому значению, управляемый, причем, весьма умно Ксалдо, полководцем, который проявил свою отвагу и находчивость ещё под началом Мерония. Виружика неприступна. Все военачальники, не солоно хлебавши, убирались прочь от её высоких и зубчатых стен, в том числе и сам Мероний, а теперь попытать счастье выпало Керуле... понимая, что захватить её с налёту не удастся, новый комес, не обладая к этому моменту обозом с осадным орудием, решил выманить своего врага из его логова в поле, где воевать ему было проще. С такой целью посланный малочисленный, но превосходно обученный летучий, отряд прискакал самым первым к городским воротам... гарцеванием на виду у вражеских солдат провоцировали, дразнили и высмеивали их. Ксалдо, отлично знакомый с уловками имперцев, сразу понял подвох и приказал своей армии оставаться в крепости; однако знатную часть офицерства Альянса составила неопытная молодёжь, не прошедшая «школу» Мерония. Больше всех желавший победы, будущий монарх отошёл от старых стратегм, став автором множества блестящих уловок. Мероний научил Ксалдо обращать любой замысел врага против него самого. Конечно же, трое пылких офицеров клюнули на приманку комеса. Не выдержав оскорблений, вывели половину своей армии за ворота. Их вылазка поначалу имела успех — они разогнали наглую свору, умышленно не оказавшую никакого сопротивления. Они ударились в притворное бегство, а офицеры погнались, проигнорировав категорический запрет стратега. Молодые офицеры, наивно посчитавшие, что командир просто не хочет делиться славой, ослушались броском всех эскадронов в преследование, и длилось оно недолго. Свежие и не принимавшие участия в бою солдаты, поддержав своих, обрушили молниеносный удар по сепаратистам, когда те достаточно удалились от города. Мирные жители Виружики, сразу узнав о печальном исходе стычки, единодушно сдали город на милость победителя. Понимая, что его казнят после серии пыток, Ксалдо попробовал сбежать из города и уже вскочил на лошадь, как его стащили с неё. Униженно повергнутый к ногам победителя своего, маршал сепаратистов после разбоев не надеялся на милосердие, но неожиданно получил его... Керула, как бы не желал люто расправиться с ним за ряд преступлений, на этот раз умерил злобу, чтобы дать ей выход позднее, когда его положение укрепится. А пока наместник осторожничал, справедливо боясь праведного гнева Сильных мира сего. Керула отослал в Столицу сорок вражеских знамён, а вместе с ними закованного в цепи стратега, чтобы его судил сам Император. Керула был доволен началом кампании, ибо теперь он контролировал первую крепость в стране. Город пал буквально под (сломанным в бою с Гиллом) носом Понтила, который перешёл на сторону сепаратистов. С пятью тысячами гладиаторов, головорезов, наёмных убийц и разбойников Понтил ошивался неподалеку. Чёрная весть ошарашила весь Альянс, силы коего по-прежнему численно превосходили имперский контингент, но с падением столь важного опорного пункта тысячи мевенцев, казалось, отчаялись в продолжении борьбы. Понтил грозно выступил к Виружике, желая отбить город, и повстречал на полпути силы Империи, ведомые самим Керулой. Застигнутые врасплох, мевенцы, как этого и следовало ожидать, смешали ряды, но лишь в начале. Комес был подстрелен дротиками. Страдая от ран, он не сдал командование, не желая, чтобы Понтил воспользовался таким непредвиденным событием в свою пользу. Флавр Гароний, ещё один маршал мевенцев, не поверив своим ушам, что Виружика была захвачена, тоже снялся со своего лагеря. Его силы, введенные в бой в самом финале, едва не добили армию Керулы. Тот утешался, что почти шесть тысяч отребья остались лежать в орошенной кровью траве. Преподношение стервятникам получилось щедрым, но силы комеса оказались обескровлены, и теперь-то они нашли спасение лишь в Виружике... это была Керулова победа. Молодой легат Дримелл женился на Агейне после самоубийства её венценосного братца Эйгиса Тацилла, великолепного стратега, но сошедшего к тридцати годам с ума горького пьяницы, в пылу ссоры пронзившего мечом тестя. Его сын был неумным и болезненным ребенком. Когда Сенат посадил Эйгиса II на трон, ему едва исполнилось двенадцать лет, поэтому всю власть узурпировали хитрые и властолюбивые сенаторы, а также взрослые сыновья, занявшие самые доходные места в Столице. Они мало занимались делами, зато развратничали, предавались неге, транжиря казённые деньги на свои капризы, что стало причиной, почему Раш Дримелл с радостью сбежал в действующую армию. Статный рыцарь, бряцая металлом, явился с докладом к обожаемому им наместнику. Тот целиком погрузился в изучение донесений, которые, как знал косоглазый, всегда сугубо сжаты и предельно лаконичны. Керула явно не в духе, что легат понял сразу, как вошёл. Настроение комеса было крайне отвратным, наверное, из-за того, что последний час был потрачен впустую и ничего не принёс — на любом из трёх направлений он сталкивался с трудностями. У врага численный перевес. В любой момент вражеские маршалы могут объединить свои войска и прихлопнуть, как назойливую муху, такую крошечную, битую армию. Оставалось одно: лавировать между различными группировками, ограничиваясь терзанием мелких отрядов и выжидая более подходящего момента для атаки... этот удар должен быть не мощным, а смертельным. И каждый неверный шаг мог дорого обойтись. Начиная битву с одной группировкой, комес должен всё время опасаться, что на помощь к ней подоспеют другие. А оказаться лицом к лицу с полной мощью Альянса восстания, чтобы пасть смертью храбрых, не входило в планы Керулы. — Мы изловили лукавого наймита, который затесался в наши ряды, желая разузнать всю важную информацию о нас. Я подумал... вы сами захотите его допросить, вот почему не послал за пыточных дел мастером. Подлому шпиону не удалось ускользнуть от нас. Это, несомненно, добрый знак, что близок конец бунта! С этими словами Дримелл сделал движение перед собой, словно разорвал в клочья кого-то. В другой раз и при других обстоятельствах, Керула счёл бы это забавным, но сейчас ему было не до шуток — лишь вспылил. Смерть малютки-дочери ожесточила его характер, и теперь Керула воспитывал лишь её братика-близнеца, Феагиса. Его дети родились всего за месяц до начала восстания. Их мать, увы, умерла при родах. — Вы! — выплюнул Керула. — Не донесли о шпионе, но решили сами захватить его, не уведомив меня? Вы хоть понимаете, что это значит? По вашей монументальной тупости мы потеряли известного соглядатая Альянса восставших, которому... да чему тебя только учили, Дримелл?! Все боги тебя побери! Ты хоть понимаешь, что мы могли скармливать ему всё, что захотим, и... — комес внезапно прервался, будто забыл все слова. Поглубже вздохнув, он неожиданно что-то вспомнил и криво усмехнулся. Легат был храбрецом, но эта жуткая улыбка вкупе с недавним криком напугала больше, чем тысяча обезумевших берсерков. — Да вы правильно всё сделали, легат. Я же заработался, кажется. Я допрошу его сам. И пришлете туда нашего уважаемого мастера. Вдруг мне понадобятся его услуги. Хотя, не: будет гораздо лучше, если вы сами пойдёте за ним сейчас. Ему нужно время, чтобы как следует приготовить. Идите... — губернатор озвучил свои желания едва ли не ласково. Дримелл поёжился. Вроде бы только что его отчитали, затем почти сразу похвалили... уж такая быстрая смена настроений перепугает и храбрейших. Керула — по меньшей мере, трудный человек. А по большей, странный. Очень странный человек. К тому же, в нём стали проявляться и крепчать некоторые не особо приятные наклонности, и даже враги уже прознали о них. Ещё раз прижав правый кулак к груди, легат поспешил из комнаты. Оставшись один, командующий взглянул на свои руки — те чуть тряслись. — Отлично, — зловеще пробормотал комес себе под «клюв», нежно погладив его — он уже смирился с тем нелестным прозвищем, которым давно наградили. Скоро заработает себе новое, более почётное и устрашающее. Альянс за всё заплатит. Бегом спустившись на нижний уровень, где пытали особых заключённых, он поспешил к одиночной камере, источнику стонов, едва слышимых в стенах подземелья. Зайдя туда, он облизал мгновенно пересохшие губы: на специальном стуле пристёгнут обнажённый мужчина, окровавленные руки покоились на подлокотниках, а ноги были зафиксированы у ножек стула. Когда начальник влетел в его камеру, предатель с ужасом поднял голову и по ненасытному взгляду понял, что рассвета ему не видать. Он приговорён. Пытки агента были бесчеловечными, они-то наглядно продемонстрировали, что Керула, желая победы, готов пойти на всё. И сейчас имперец предстал не смертным человеком, а диким зверем, почуявшим кровь. Конечно, он понимал, что этот шпион по сравнению с другими мятежниками это мелкая рыбёшка, которую рыбаки даже не станут ловить. Его самолюбие было уязвлено недавней ничьей, которую можно назвать и победой Альянса, ибо битва дороже обошлось именно войску Керулы. К тому же, гибель дочери разожгла в его крови ненасытное пламя мести. И всё это требовало одного: нужно воздать врагам по заслугам. И кто жаждал назидание, скоро его заполучит! Урок будет столь жесток, что память о нём не изгладится и не и усохнет в века. Этот урок начнётся сегодня и сейчас, в этом сыром подземелье. После пыток дышать было нечем: в спёртом воздухе застенок цитадели распространился отголосок предсмертных страданий убитого узника. После пыток кровавая взвесь стояла в воздухе, злой гений мясорубки походил на людоеда после того, как ворвался в людское селение. Кровавые пятна облепили доспехи, лицо Керулы тоже окрасилось, как у жреца, который убил быка для жертвоприношения. — Запомни, Дримелл: Легионы Императора могут потерпеть ряд поражений. Её легатов, как и комесов Мевении, могут убить, но нет силы, которая поставит Империю на колени перед своей персоной! После каждого удара мы встаём ещё сильнее, чем были. Империя вверила мне командование моей армией, и я сделаю всё, чтобы ни одна живая скотина не посмела противиться нам; я выиграю войну. И никаких предателей, – полководец провёл ладошкой по щекам, размазывая кровь, и не погнушался после облизнуть пальцы. — Ха, мне нужно переодеться. Ты свободен. Пусть слуги здесь всё отмоют. Когда военачальник ушёл, Дримелл оглядел помещение так, словно видел в первый раз. Кишки погибшего шпиона стекли склизкой массой на гладкий каменный пол. Желчный вкус рвоты во рту, как ни странно, привёл в себя. Легат поспешил из пыточной наверх, в башню. Дримелл тщательно отмывался после такого в лохани, наполненной тёплой водой; и злое чувство, что осквернил собственную душу, когда поступил легатом к Керуле, вонзилось в него, словно металлический шип в голову этого агента. И самую большую грязь легат ощущал, невольно вспоминая глаза Керулы, переполненные безумием. Дримелл, как муж троюродной племянницы Мерония, тоже влиятельное лицо при дворе, у него тоже есть много полезных знакомств. Когда легат обтёр чистое тело, он сразу взял неисписанную овечью шерсть и чернила. Что случилось сегодня, заинтересует одного престарелого и обиженного на всех изгоя... может быть, он убедит Императора сменить наместника? Слог Дримелла был изящным, письмо весьма коротким. После детального описания «вопиющих проявлений насилия» он составил такую характеристику Керулы: «... он неуправляем: его направляет безумие, странным образом нашедшее себя в службе Империи. С ним всё превратится в обломки. Он подточит мощь Империи. Погрузит весь регион в руины. Я рекомендую отозвать его, сменить Керулу. Если желаете утихомирить восставшую область, а не стереть её с лица Тарейзии — он не подойдёт. Если он спасёт Империю, кто спасет Империю от него?». Наступила патовая ситуация. Альянс не мог выбить Керулу из крепости Виружики, даже не пытался это сделать. Зато Керула потерял желание открыто мериться силёнками сразу с двумя армиями. Это не линия для победы! Выпытывая важные сведения из шпиона, он понял, что не одолеет своего врага в прямом противостоянии — тонкие губы изогнулись в понимающей ухмылке. Да, он и поможет в данный момент, говорил его пронзительный взор. Поможет тут подкуп, только он... пока шпионы Альянса прощупывали имперскую оборону, Керула подкупил самого жадного и честолюбивого предводителя сепаратистов, Косса Виридиана, который лишь в прошлом году, после отравления тестя, стал этнархом Геты; с самого начала Виридиан сомневался в успехе вооруженного выступления против Империи. Поняв, что соотечественникам ни за что не победить в этой войне, Косс узнал, куда дует попутный ветер, и послал письмо, в котором подробнейше расписал причины, подтолкнувшие его к выходу из Альянса, не упомянув лишь главнейшие: свою жадность и своё непостоянство. Он уведомил комеса, что хочет вернуть свой край обратно в лоно Империи, и по сговору вывел гарнизоны из семи крупных городов, которые немедля занял Дримелл, легат Керулы. Не тревожась моральной стороной дела, Керула залил эти города кровью невинных... Потерявшие львиную долю своих владений и после предательства этнарха Геты не доверявшие друг другу мевенцы скатились к раздраю. Тем самым облегчили задачу Керуле, но даже с десятью легионами, которые в конце 979 года подошли к нему, он ещё достаточно долго восстанавливал имперское влияние врегионе. Пока Курц Сапий был жив, Старнос не поддавался Керуле, но когда старик умер естественной смертью, его сын и преемник отдал ключи от города Керуле — это произошло в 980 году. Керула устроил резню в Старносе, а спустя месяц сам пал от рук убийцы, подосланного Меронием, которому осточертело ждать, когда же осуществится Пророчество! Он, наконец, решившись узурпировать трон, ловко всё провернул. Мероний даже сожалел, что лично не присутствовал при убийство опаснейшего легата. Беримур, приняв облик одного из высших офицеров, явился к Керуле. Никто не мог выдержать ледяной взгляд губернатора — Керула препарировал и разделывал, как мясо ягнёнка тех, кто противился его воли. Каждый, кто бросал ему вызов, в конце концов терпел поражение. На тех, кто ему не вредил, Керула глядел, словно в пустоту. — Кто не подчиняется мне, плохо заканчивает свою жизнь. Cпроси же у тех, кто воевал против меня... — Не могу. Они все мертвы. — Ах, да. Точно! Как я мог забыть? Ну, хватит играть в игры. Я не хочу убивать тебя. Сострадание мне не чуждо, — проскрипел Керула, хотя все знали, что он давно лишился его. — Нет. Керула был страшен в припадке ярости^ становился похожим на разъярённого медведя. И тем, кто навлёк на себя его немилость, долго потом приходилось в себя и восстанавливать свое здоровье, как психическое, так и физическое. И все прекрасно знали, что достанется не только виновникам, но и тем, кто ничего не сделал. Подвернувшиеся под его горячую и тяжелую руку вещи, сколько бы они не стоили, будут обязательно уничтожены. Прольётся кровь, и много чего будет разбито или смято. — Повтори-ка… — скорее попросил, чем потребовал Керула, как всегда ищущий выход собственной ярости. — Нет. Керула оскалился. Всем казалось, что ещё немного, и комес, вонзив свои клыки, перегрызёт горло смельчаку. Похоже, губернатор это и хотел сделать сейчас, но увидев, что «Гормак», обладатель крепкого телосложения, сжал кулаки… Керула, страдавший от подагры, спешно попятился, но не отказался от жажды наказать несогласного. Керула, повернув тощую шею к стражникам, щёлкнул пальцами и крикнул: – Эй, вы бездельники! Что? Так и стоите без дела? Хотите, я дам вам работку? Тащите, ублюдки, свои задницы сюда! И поживее, олухи! Пока вы на хорошем счету у меня. Живее, свиньи! Этот наглец хочет, чтобы его наказали! Сверн... – он внезапно осёкся. Ему стало вдруг не по себе. В животе что-то резко забурлило, голова закружилась, словно наместник вновь очутился в ненавистных Грандерских горах, где он по ошибке потерял половину своих войск. Тогда комес вполне искренне плакал, но не это было сейчас самым худшим, а то, что кровь предательски и в большом количестве собралась в горле и густыми комками осела там, не давая договорить приказ! Это способствовало тошноте, которая подступила, не ожидая того драгоценного момента, когда ей дадут шанс вырваться на свободу. Волна слабости затронула и ноги. Губернатор покачнулся и мешком осел назад. С ужасом осознав, что не в силах сам подняться, губернатор открыл рот, чтобы позвать слуг, но не произнёс ни единого слова. Лишь глухой хрип сорвался с его посиневших губ. Судорожно ловя ртом воздух, которого стало вдруг не хватать, он с отчаянием вскричал на помощь. На этот раз у Керулы это вышло, но тихо: слуги не услышали его или не захотели услышать. Стражники почему-то молча, но с большим интересом и удовлетворением наблюдали за тем, как он страдает — губернатор многим успел причинить горе или как–то обидеть. Правда, один из солдат не желал безучастно глядеть, как в мучениях умирает военачальник! Возможно, он надеялся на благодарность — но так или иначе, он шагнул вперёд, чтобы спасти Керулу, но «Гормак» остановил жестом, полным невидимой силы. Губернатор рьяно пытался встать, но падал и стонал, а его конечности пронзала судорога, по всему телу бегали спазмы. Керула страдал и бился об пол в агонии. Правильные черты его лица исказились, кожа в некоторых местах разорвалась, словно по швам, обнажая мясо; он приобрёл поистине ужасающий лик. Тёмной-алая кровь переполнила горло и обильно выплёскивалась наружу. Сморщенный рот открыл проход крови, и та после долгих и томительных ожиданий получила шанс выплеснуться из него диким и бурным потоком. Хлынул целый фонтан. Смерть была холодной богиней, поэтому приходила и за теми, кто превозносил её и помогал ей. Более того, она была очень своенравна, поэтому презирала тех, кто мнил себя её властелинами. Богиня Смерти находила высшее наслаждение, когда приходила за такими массовыми убийцами, каким был Керула. Тот своей жестокостью превзошёл всех в этой войне. Он был нужен Империи в этой войне живым и невредимым, но теперь, когда враги почти разбиты, перестал быть ей нужен. Терзаемый невыносимой болью, победоносный военачальник рыгал и царапал горло, оставляя на нём омерзительные, кровавые борозды. Его глаза выцвели, а порванные капилляры сочились, но грозный наместник ещё не терял надежды, что ему удастся выкарабкаться. Ведь бои ещё шли, и его место было там, а не в объятьях Смерти. Остатки жизненных сил испарялись крайне быстро, не давая никаких шансов. Многих присутствующих в зале стошнило от такого жестокого финала жизни, но они не отворачивались, продолжая наблюдать. Комес кровью заляпал свою дорогую одежду. Наконец, он прекратил свою борьбу, напоследок продемонстрировав средним пальцем собственное презрение к заговорщикам. С предсмертным хрипом Керула, победитель, палач и бич мятежников испустил дух. А ведь так всё хорошо начиналось... Вернувшись из этой миссии, Беримур легко взял контроль над умами вожаков всех разбойничьих шаек в Столице и близлежащих селах, чтобы в назначенный день съехались в Столицу и немедля атаковали лишённый защиты Дворец, т. к. гвардейские повара, получив мешки золота, подмешали быстродействующий яд в блюда на обед. Разбойники, ворвавшиеся во Дворец, перебили всех членов императорского рода, кроме самого Мерония, его племянника Леметрия и сына Фетриса, и то по той причине, что трое отсутствовали во Дворце, но лишь один знал, почему. «Узнав» об этом дерзком рейде, Мероний во главе Первого Легиона вышвырнул орды бандитов, уже следующим утром — короновался! Именно так завершилась эта первая буря... на прологе величайших испытаний всей Тарейзии.