Ночная бабочка

      Декабрьская ночь давно спустилась на Париж. Она темным покрывалом накрыла Оперу, скрыла кладбище Монмартр, укрыла от людских глаз Собор Парижской Богоматери... И в этой ночи было что-то зловещее, неправильное, чужеродное... Снег все падал, укутывая несчастного мужчину. Его объятия не грели, но то были единственные объятия, которые были позволены Призраку Оперы.       Ему было, в общем-то, все равно, что происходит вокруг. В его ушах звучали клятвы этих глупых голубков, звучали без остановки. Эти слова, которые били в самое сердце, отчаянно повторяясь. И Призрак не мог их заглушить. Ничем... слезы кончились, и остались лишь тихие всхлипы. Но даже им пришел конец, и пустота заполонила сознание, пустота гнетущая, отчаянная.       Перед глазами все плыло. Эрик попытался подняться, но тело ему не подчинилось. Мужчина рухнул на снег, показавшийся мягким и теплым, словно бы он был не снегом, а пуховой периной. В голове промелькнула запоздалое «если меня тут найдут...». Но у мужчины не было ни сил, ни желания никуда ползти или идти. Спать... он закроет глаза и не проснется. Это ведь хорошо... легко...       – Эрик! Ты... Боже, Эрик! Не смей закрывать глаза! Эрик!       Звучный голос мадам Жири, приводящий обычно в трепет балерин Опера Популер, отдался гулким эхом в голове несчастного. Эрик потерял сознание.

***

      Она нежно улыбнулась. Кто была она? Эрик не знал, да и не особо это было важно. Мужчина видел только ее мягкую и немного рассеянную улыбку, черты девушки скрывала дымка. Но она улыбнулась.       – Очнись, – прошептала эта девушка неожиданно мягким голоском, который не мог сравниться, конечно, по красоте с голосом Кристины. – Пожалуйста, открой глаза. Ради меня.       – Кто ты?       В горле встал комок, и слова не желали слетать с пересохших губ.       – Не столь важно. Пожалуйста, Эрик, вставай! Тебе нужно встать! Ты не должен... не должен умереть так. Так что вставай! Дыши...       На тело навалилось что-то тяжелое, и эта тяжесть убивала.       – Дыши. Вдох... Выдох... – грудная клетка приподнялась совсем чуть-чуть и тут же опала. – Вдох... выдох... вдох... молю тебя, дыши! Я не могу и не хочу тебя терять. Слышишь?       Эрик с трудом потянулся к ней.       – Не уходи... скажи мне свое имя... – шепотом попросил мужчина.       Тишина сковала все вокруг. Образ рассыпался, как рассыпаются карточные домики.

***

      Мужчина метался в бреду по постели и звал ее. Его милую, его любимую Кристину. Кристину, которой было на него наплевать. Кристину, которая в эти минуты целовала виконта и не заботилась о покинутом учителе.