Пробуждение

Доктор Тенма просыпается где-то между Мюнхеном и Берлином. Его сосед, доктор Хартман, беспокойно ворочается в кресле, бормоча что-то сквозь сон. Операция уже два часа как закончилась, а он продолжает раздавать указания в попытке спасти жизнь безнадежного пациента. Доктор Хартман - хороший человек, он заслужил покой. Тенма смотрит в окно – плотные кучевые облака, которые с такой высоты похожи на перину, скрывают Германию. От пассажиров. От пилотов. Возможно, и от Бога. Самолет начинает трясти, но волнения нет. Может, очередная воздушная яма? Что-то металлическое громко хлопает. В ушах звучит нарастающий гул. Турбины? Нет, тут другое. Тряска становится непрерывной, тело кидает то в одну сторону, то в другую – не ухватиться, никак. Хвост самолета отваливается с оглушительным треском, его уносит прочь, красиво и сюрреалистично, прямо как в кино, а страха все нет. Только холодный пот выступает над верхней губой, на лбу и ладонях. Пассажиров раскидывает по салону, словно кегли. Часть из них безжалостный ветер вырвал, унес вслед за хвостом. Помочь им невозможно. Хочется отвернуться, не видеть… В окне уже можно разглядеть землю – серую, пустую и холодную, словно на ней никогда не было жизни. Поднять глаза повыше – и увидеть такое же небо: мрачное, низко нависшее, словно собирающееся упасть вместе с самолетом. От этого зрелища по спине пробегает холодная дрожь, а в ушах звучит голос – неясный, но такой знакомый. Доктор Тенма просыпается в машине с надписью «Врачи без границ» на борту. Он зябко ежится после сна и неловко садится. Автомобиль то и дело подбрасывает на ухабах. Ничего удивительного – в Мьянме дороги ни к черту. Хочется поскорее забыть несуразное сновидение. Должно быть, Нина права, и он слишком часто путешествует. Ему стоит взять отпуск, отдохнуть в знакомых местах. Они останавливаются у блокпоста, но водитель местный, он говорит что-то очень быстро и непонятно, и они двигаются дальше. Через небольшую деревеньку, по длинной полосе сельской дороги, лежащей словно в пустоте. По правую и левую сторону только выжженная солнцем, обветренная пустошь с редкими голыми камнями. Разве в Мьянме есть такие пейзажи? И небо – недоброе, грязное, - совсем близко. Кажется, можно дотронуться до него рукой. Машина неожиданно налетает на что-то, водитель кричит и выворачивает руль, но это не помогает – они срываются в кювет и катятся кубарем вместе с полутора тоннами металла, который теперь становится их тюрьмой, их могилой. Все останавливается посреди пустоши, и водителя уже нет за рулем – только кровавая клякса на лобовом стекле. И снова этот голос – теперь его можно узнать, хотя… Лучше было бы не слышать его никогда. Доктор Тенма просыпается от грохота разбитого стекла и тут же в панике вскакивает со стула. Из-за резкого порыва ветра окно распахнулось настежь, треснуло, и в белой раме остались только осколки. Писк аппаратов жизнеобеспечения вносит свою нотку в эту симфонию хаоса. Юноша на кровати бледен и недвижим, как кукла. Прекрасная фарфоровая кукла с кожей, словно светящейся изнутри. Ему все равно, что ветер перебирает его светлые волосы, гладит закрытые веки. Ему все равно, что будет происходить в мире. Он спит. Подходить к окну страшно, особенно зная, что за картина предстанет взгляду. Бесконечная и безлюдная пустыня, объятая низкими тучами, которые вечно гонит ветер. И нет уже ни стен, ни рамы, только осколки ранят босые ступни. Ступни ног, которые делают первые за два года шаги. – Вы видите это, доктор Тенма? Пейзаж конца света? Видите? Хочется ответить, закричать, схватиться за голову и собственными пальцами выдавить себе глаза, только бы это прекратилось. Что угодно – только бы прекратилось. Пыль, несомая ветром, забивается в нос и в рот, язык кажется не лучше мертвого камня, но ответ все-таки звучит: – Да, вижу. На красивых кукольных губах расцветает улыбка, а холодные голубые глаза, в которых плещется безумие, заволакивает радость. Кажется, Йохан говорит еще что-то, но доктор Тенма уже не слышит. Доктор Тенма просыпается…