Часть 1
24 марта 2014 г. в 00:18
Вспышка гаснет, а с ней исчезает Малькольм, падает на землю свиток проклятья. И кинжал. На лезвии которого медленно исчезает длинное, замысловатое имя.
- Румпель!!
И Румпельштильцхен медленно, неуверенно обнимает судорожно вцепившуюся в него рыдающую Белль.
***
- Я… я думала, ты погибнешь, - шепчет, чуть отстранившись, Белль и тут же вновь прячет лицо на плече Румпельштильцхена, не разводя сомкнутых у него на шее рук.
- Был миг, когда я тоже так решил, - слабо, растерянно улыбается он и встречает поверх плеча Белль взгляд Нила, и столько в этом взгляде того, что он никогда не ожидал вновь прочесть в глазах сына, что Румпельштильцхен вновь прикрывает глаза.
- Голд! - раздается вдруг резкое восклицание Реджины.
Маг оборачивается к ней - она молчаливо указывает на сгущающийся вдали ядовито-зеленый туман.
Все ближе и ближе его клубы.
Румпельштильцхен бережно отстраняет от себя Белль. Выступает вперед, поднимает руки навстречу туману.
Все молчаливо ждут, и только Реджина нетерпеливо, нервно сплетает пальцы.
Наконец маг открывает глаза и медленно опускает руки - во всем его облике вместо уверенной силы проступает что-то иное. Не слабость, а - принятие.
***
- Румпель… Румпель, что это значит? - вновь подступает Белль, доверчиво заглядывает в глаза. - Оно возвращается?
Короткий обмен взглядами между Реджиной и Румпельштильцхеном.
- Ты сможешь остановить его? - бросает королева.
- Нет.
Черные глаза испуганно, гневно, расширяются.
- Голд, черт возьми, ты…
- Я не сказал, что я ничего не могу сделать, - перебивает он ее, и Белль с Нилом облегченно вздыхают, и почти перестают слушать дальше.
А Реджина впивается взглядом в лицо бывшего учителя.
- Ты сможешь изменить его?
Румпельштильцхен молчит. Медленным, долгим взглядом смотрит на Белль, сына.
Кивает.
Королева облегченно вздыхает, вынимает из карманов воинственно сжатые руки и вновь взглядывает на стеной надвигающийся туман.
***
Румпельштильцхен медлит. Времени терять нельзя, но и слова подобрать не получается. И все же он начинает:
- Белль, послушай…
- Мы возвращаемся, да? - Белль не понимает, не может понять, отчего он так серьезен. - Но… Ты же так все и планировал, верно? Мы же не должны были навсегда здесь оставаться. Румпель. Румпель, что не так?
- Проклятие, - голос ровен. - Оно не должно было активироваться вторично, остановить его можно только с помощью магии.
- А за магию всегда нужно платить, - упавшим голосом отвечает Белль.
- Белль, моя плата - ты и Бей,- наконец выговаривает он. - Когда мы вернемся в Зачарованный Лес… вы не будете меня помнить.
Белль отважно улыбается, кладет руки ему на плечи.
- Ничего страшного. Ты же будешь помнить. Ты просто подойдешь и поцелуешь меня, да? И все вернется.
У него не хватает духу заглянуть ей в глаза.
- Чтобы поцелуй помог, он должен …
- Быть поцелуем истинной любви, и что тут не так? Ты…
Он встречает ее взгляд, и Белль прочитывает его ответ.
Она медленно опускает руки.
- Ты… Румпельштильцхен, ты не станешь искать меня. Ты… ты и не собирался этого делать.
- Белль, пойми, я стану другим в нашем мире, - прерывисто отвечает он. - Я утратил магию, я... стану прежним, таким, каким был когда-то.
- И ты не веришь, что я полюблю тебя? Как тогда не поверил, что полюбила... Ты не станешь меня искать да? Да?
- Белль,- беспомощно повторяет он, и слова обрываются.
Белль вскидывает голову.
- Нет, слышишь? Ты не можешь так поступить!
Все ближе зеленый, удушающий дым. Все проще становится говорить- потому что все ближе конец.
- Белль, проклятье создано мной, и платить должен я. Вы - мой счастливый конец.
- А как же я? - прерывает она его. - Как насчет моего счастливого конца? Если все будет так, как ты говоришь, я никогда не стану счастлива!
Он дотрагивается до ее щеки – снова все тот же, как и тогда, в библиотеке, жест прощания. Вот только теперь окликнуть его – не в ее силах, понимает Белль, и болью рвется сердце.
- Станешь. Обещаю, Белль. Только… только не со мной. Вам обоим… – он переводит взгляд на сына, через силу улыбается. - В сказке, где меня нет, будет лучше.
Белль отступает на шаг, сквозь пелену слез едва различает, как шагнул к отцу Нил, обнял его…
Белль моргает, и вот Румпельштильцхен уже вновь перед ней, и трудно дышать от обиды на него, невозможно представить, как это - расстаться с ним.
- Нет… нет!- вырывается у нее, когда она видит, что он вновь пытается заговорить. - Ты можешь что-то изменить, если не здесь, то там! Я потеряю тебя, потеряю свои воспоминания, часть себя - и даже не буду знать этого, не буду догадываться? Неужели… неужели ты не понимаешь? - шепчет Белль, и,кажется, что она уже не может дотронуться до мужчины, и все ближе и ближе безжалостно-яркая зеленая пелена. - Боль, любая боль… она лучше пустоты.
- Белль… прости.
Белль встряхивает головой, и, наперекор всему: надвигающемуся проклятью, упрямству Румпеля, его решению, собственной боли, кладет руки ему на плечи. И улыбается - смело. Если не хватает мужества у него, нужно чтобы сил у нее хватило для двоих, так ведь? И рядом с ним так и есть.
- Обещай, что найдешь меня,- шепчет она. - Обещай, что заговоришь со мной. Я... я знаю, все будет иначе. Но я узнаю тебя. Я заново узнаю тебя. Обещай.
Последним, за что ухватилось гаснущее сознание,было - он так и не обещал...
***
....Уйдешь- и станет одиноко.
На много лет.
На много лет. (с)
Белль открывает глаза, с недоумением смотрит на пробивающийся сквозь занавеси плотного шелка луч солнца. Она ведь совсем недавно легла, когда успело рассвести?
Она приподнимается, на миг устало прикрывает глаза, затем решительно встряхивается и вскакивает с постели. Она слишком много спит! А сейчас, когда они только что вернулись из странного мира, куда забросило их проклятье Злой Королевы (Белль смутно помнит те дни, отец объяснил ей, что проклятье влияло на всех сродни сильному снотворному), и дел у них невпроворот, спать так долго - совершенно недопустимо!
Белль торопливо - пожалуй, излишне торопливо – приводит себя в порядок и спускается к завтраку. Отец встречает ее поцелуем в лоб и тревожно заглядывает ей в глаза. Успокоившись, когда дочь поднимает навстречу ему спокойный взгляд, он вновь принимается за еду.
Белль присаживается и, минуя тарелку с оладьями, растерянно вертит в руках чашку, вдыхает аромат кофе, делает глоток и, поморщившись, отставляет посудину. Чуть медлит и вновь - робко, почти пугливо - протягивает руку и касается фарфоровой поверхности; рука разочарованно падает на стол. Что-то шевельнулось в ней что-то, встрепенулось - и угасло. И не вернуть, не ухватить.
Белль хлопочет целыми днями, наводя порядок в старом замке, и только библиотеки она словно избегает; длинная, погруженная в тени комната пугает ее пустотой. Той же пустотой, которая выглядывает на Белль из зеркал, овевает утреннюю чашку кофе, подмигивает вечерами, когда девушка задувает перед сном свечу. И только во снах Белль кажется, что пустота немного отступает…
А еще иногда днем среди шумной работы или в саду, когда девушка, улучив свободную минуту, заново открывает старые, почти заросшие тропинки, ей вдруг кажется, что кто-то окликает ее. Негромко, низким голосом ( «если у звуков есть цвета, то голос этот - густо-темно-коричневый" почему-то решает она), в котором сплетаются усталая боль и едва осмеливающаяся затеплиться радость.
Но, оборачиваясь, Белль всегда встречает - все ту же пустоту.
Наверное, скоро она перестанет видеть смутные сны, слышать несуществующие голоса…
Или все же однажды Белль обернется на зов и встретит кого-то, кого она еще не знает, но может узнать?
Однажды...