***
Вечером того же дня Алистер столкнулся в коридоре со странно-вычурно одетым мужчиной, со стянутыми в хвост светлыми волосами, нахальным взглядом и рыжим котом на руках. — О, — протянул он, почёсывая кота за ухом, — а ты, должно быть, тот самый Алистер? Наслышан, наслышан. — Прошу прощения… мы, кажется, не знакомы? — В самом деле, где же мои манеры. — Мужчина перекинул кота через плечо и протянул Алистеру руку. — Андерс, некогда подлый отступник, а ныне гордый полноправный Серый Страж, спасённый и обласканный нашим прекрасным командором. Она такая умница, всегда всех спасает, верно? — Да, так и есть, — согласился Алистер, пожимая его руку и наблюдая за котом. На плечах Андерса колыхалось целое облако пушистых серых перьев, мерцающих золотыми искорками, и рыжий лениво пытался поймать лапкой одно из них.***
Ночью Алистеру спалось скверно. Разбуженный очередным тревожным сном, он попытался устроиться поудобнее и снова заснуть, как вдруг что-то кольнуло его в бок. Алистер сунул руку под одеяло и недоуменно поднёс к глазам серое перо, поблескивающее золотым в лунном свете. «…спасённый и обласканный», как-то совсем некстати всплыло у него в памяти. Алистер свёл брови к переносице и приподнялся на локте, глядя на спящую Джиневру. Ресницы слегка подрагивают, рот чуть приоткрыт. Такая очаровательная, такая безмятежная… как и всегда. Алистер медленно провёл рукой по её обнажённой спине. Она выгнулась, как довольная кошка, перевернулась к нему, приоткрыла один глаз и едва разборчиво пробормотала: — Ты чего не спишь? Алистер заставил себя улыбнуться. — Да ничего, просто… думаю, милая. — Хорошее дело, — она сонно чмокнула его в подбородок, отвернулась и тут же снова заснула. Алистер опять поднёс к глазам перо, повертел его, потом зачем-то сунул под подушку и прижался к тёплой спине, обнимая Джиневру и легонько целуя её в шею. У Амелл всегда были несколько странные представления о том, что нормально, но Алистеру было плевать. Он оттеснял её за свою спину в бою, она перевязывала его раны после, они вместе прошли через Мор и войну, и когда она говорила, что любит его — он знал, что так оно и есть. Уж если она что-то говорила, то никогда не врала. И глаза её не врали, эти дивные синие глаза... И что бы там ни было, она всё равно оставалась его женщиной, и ничто не могло этого изменить. Хотя перьями могли бы и не разбрасываться.