Истерзанные души

Прохладный ветер ворвался в приоткрытое окно, мгновенно наполнив небольшую палату холодом. Раздражённо открыв глаза, девушка медленно выдохнула и поёжилась. Соскочив со своей кровати, она прошлёпала босыми ногами по направлению к окну, морщась, когда ступни касались ледяного пола. Ощущая, как веет с улицы осенним холодом, она закрыла окно и замерла, тоскливо смотря на улицу. Она ужасно устала коротать свои дни здесь и хотела вырваться… Вырваться? Но куда? Будто бы прилипнув к окну, она вглядывалась в унылый осенний пейзаж, размышляя, куда она отправится, когда её наконец выпишут. В голове всегда всплывал очевидный ответ, слово, дарующее тепло и уют: домой. Однако она понятия не имела, где жила до сих пор, а это горестная истина означала лишь одно: ей некуда возвращаться. Она сглотнула, ощущая скопившую в горле горечь. Ей в последнее время отчаянно хотелось вырваться из больницы, но она ни разу не допустила мысль — боялась подумать — о том, что ждёт её там, за этими стенами. Дом? Но у неё нет дома. Только она сама, позабытая всеми, даже самой собой. Проходили дни, а её боль угасала. Проходили дни, а она тонула в тоске. Но её страх оставался вечен, и жутко было подумать, что всё может остаться таким навсегда. Голова внезапно закружилась, а в груди поселилось отчётливое чувство страха. В сознании теперь мелькали ужасающие образы её будущего, в котором она даже не могла где-то жить. Пугаясь этих мыслей, стараясь отрешиться от них, она бездумно взглянула вниз, на асфальт под её окном. Все тот же самый вид, не изменившийся с тех пор, как она оказалась здесь в первый раз. Главный вход в больницу внизу, чуть дальше — дорога, всегда заполненная машинами, и лес. Девушка задумчиво смотрела, как оголенные деревья едва заметно покачиваются вдалеке, стряхивая с веток последние сухие листья, которые ветер безжалостно гнал прочь, закручивая в неведомом танце и роняя их под машины или ботинки прохожих. Небо, раскинувшееся над улицей, пропускало последние скудные лучи осеннего солнца. Если бы в осени было что-то важное, образ настолько яркий, что побудил бы воспоминания... Нахмурившись, она пристально вгляделась в лес, казавшийся слишком тёмным и неуютным в такую холодную погоду. Обрывок какого-то образа предстал перед глазами столь неожиданно, что вначале она не отличила его от реальности. Здесь тоже была поздняя осень, завладевшая городом. И лес. Но он был теперь не вдалеке за оконным стеклом, а совсем рядом. Вместе с кем-то она шагала по шуршащей листве. Вдыхала воздух, пропитанный прохладой, и смеялась. Видела прозрачные тени деревьев, раскинувшиеся на голой земле, и лёд воды, что отражал в себе осеннее небо. И всё. Стоило ей моргнуть, как образ пропал, словно бы его и не было. Все звуки, запахи и чувства, сопровождающие его, исчезли, вновь оставляя её одну в угрюмой палате. Возможно, это была лишь иллюзия, созданная многострадальным разумом, но почему она так походила… так походила… на воспоминание? Она вздрогнула и резко отпрянула от окна, ощутив смешанные чувства — испуг, смятение, удивление, радость… и надежду. Она была крошечная, едва искрящаяся в глубоком мраке, но она была. Если это мимолётное чувство означало, что для девушки ещё не всё потеряно, значит, она может позволить себе надеяться. Девушка вновь прислонилась к окну, устремляя взгляд на деревья и отчаянно желая вновь увидеть этот образ. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Дай только вновь ощутить это, и мне будет достаточно. Я хочу знать, что ещё не всё потеряно. Я хочу вспомнить…. Ничего. Никаких образов больше не возникало, она видела лишь улицу, такую же, что и пять минут назад, — серую, пустую, холодную. Редкие прохожие спешили укрыться в своих домах от пронзительного холода. Ветер тоскливо завывал. Ничего из этого не таило в себе нечто сокровенное. Девушка разочарованно выдохнула и попятилась назад, к своей кровати. Её светлые мысли увяли, подобно заброшенному цветку, и лишь слабая надежда из последних сил шептала, что ещё ничего не решено. Нельзя вот так вспомнить всё сразу, всему своё время, уверяла она. Брюнетка задумчиво обвела взглядом палату и решила, что пока не стоит огорчаться, хотя разочарование тьмою разрасталось в груди. Время ещё не пришло… Она повернула голову, бросив взгляд на кровать соседа. Он сам, как ей показалось, спал, но вскоре девушка заметила, что мужчина лежит с открытыми глазами, устремив угрюмый взгляд в потолок. Пабло лежал неподвижно, безвольно опустив руки, и, казалось, мыслями находился далеко-далеко отсюда. Её взгляд случайно наткнулся на какую-то маленькую бумажку, лежащую на полу возле кровати Пабло. Озадаченно прикусив губу, она посмотрела на мужчину, по-прежнему лежащего неподвижно, и решилась его позвать, подозревая, что это его вещь. — Эй… гм… Пабло, — негромко произнесла она, гадая, откликнется ли он или проигнорирует. Попав в больницу, они оба пребывали в постоянной меланхолии, и она знала, что порою бывает такое состояние, когда не хочется ничего. И разговаривать тоже. — У Вас, кажется, что-то упало. Прошло несколько секунд, за которые в голове девушки успело проскочить тысячи мыслей, и мужчина с трудом повернул голову. Встретив его вопросительный взгляд, она кивком головы указала на пол, и Пабло опустил руку, чтобы поднять бумажку. Когда он поднял её, девушка увидела, что это была фотография. Разглядеть, что же было на ней, не получилось, но когда мужчина бросил на неё взгляд, то зажмурился и сжал кулаки. — Господи. Это слово он даже не сказал — он почти простонал его, и в голосе его слышалась безграничная горечь и тоска. Дрожащими руками он разглаживал фотографию так бережно, точно это была самая ценная вещь на свете, и прижал к груди. Мужчина тяжело дышал, словно не мог оправиться от увиденного, и его пальцы поглаживали бумагу. Девушка неловко смотрела на него, пребывая в смятении. Указывая Пабло на выроненную вещь, она не ожидала, что он так отреагирует на это. Она ощутила себя почти виноватой за произошедшее. — Простите… — сама не зная, за что извиняется, она пролепетала это, растерянно водя пальцем по простыне. Пабло молчал, наверняка даже не услышав её, но спустя несколько мгновений бросил на неё быстрый взгляд и вновь сосредоточился на фотографии. — А? О, это меня простите. Спасибо, что нашли фото. Здесь моя семья… — и он с удручённым видом рассматривал её. Фотография находилась далеко от девушки, но она могла разглядеть, что на ней изображено три человека — темноволосый мужчина, светловолосая женщина и такая же светловолосая девочка. Кажется, они улыбались. Из услышанного вчера девушка могла знать, что случилось с семьёй Пабло. Ей было страшно представить, каково это — потерять близких людей. Более того, даже если бы захотела, теперь она с трудом могла представить это — ведь она никого не помнила. Если у неё кто-то был, если у неё тоже была семья, она не помнила её, а предполагаемая семья не навещала её — и это было равносильно потере. Но если Пабло остро скорбил по погибшим жене и дочери, она лишь ощущала опустошённость. Можно ли тосковать по кому-то, если ты чувствуешь себя так, будто никогда не знал этих людей? Она покачала головой. — Пабло, я… я соболезную Вам, — спустя какое-то время отозвалась девушка, рассеянно перекидывая волосы за спину. — Мне жаль... очень жаль, что у Вас всё так… Пабло тяжко вздохнул и наконец взглянул на девушку, на этот раз внимательнее изучая её взглядом. Его глаза были пусты, а сам он нахмурился , будто бы обдумывал что-то. — Кто ты? — вскоре спросил он, и по выражению его лица нельзя было сказать, что он сейчас чувствует. — Как тебя зовут? Как только девушка услышала этот вопрос, её рассеянность и отрешённость испарились без следа. Вскинув взгляд на него, она замерла, не в силах даже пошелохнуться. Разум опустел, все мысли предательски разбежались. Что ответить? Она не знала. Вопрос, который задал Пабло, был ужасен, поскольку для неё было жутким то, что она не знала на него ответа. А ведь это было почти невозможно, ведь люди всегда знают своё имя, разве что тогда, когда его у них нет. Нет. Вот оно: у неё нет имени. Она потеряла его так же, как потеряла воспоминания, этого имени словно никогда и не было. Будто бы никто раньше не звал её. Будто бы в тот миг, когда она родилась, никто так и не придумал, как назвать её. Всё так просто… — Я не знаю, — в конце концов прошептала она, поняв, что молчание затянулось. — Я не знаю, как меня зовут. Я этого… не помню. Пабло потребовалась пара секунд, чтобы полностью осознать это, и он в откровенном недоумении уставился на неё. — Не помнишь? — переспросил он, видимо, не до конца веря её словам. Она качнула головой, опуская взгляд. — У меня амнезия, — едва слышно ответила она. — Я ничего не помню: ни имени, ни родных, ни… Девушка не успела закончить фразу, поскольку дверь открылась, и в палату заглянула Оливия, на лице которой застыла бледная улыбка. Она подошла к Пабло, и тот сразу сосредоточил всё своё внимание на враче, впившись в неё взглядом. — Что с моей дочерью? — настойчиво вопросил он, не успела женщина и рта раскрыть. — Вы говорили, что проверите её. Как она? Улыбка её увяла, и теперь Оливия выглядела немного опечаленной. Нахмурившись, она взглянула на Пабло и покачала головой, прежде чем ответить. Мужчина, застыв в преддверии новостей, не сводил с неё настороженного взгляда. — Мне очень жаль, Пабло, — вздохнула Оливия, смотря на искалеченного мужчину. — Ваша дочь мертва.