Дружеская услуга

      Вечерний сплин нарушил громкий лязг железной двери камеры. Сидельцы оживились, но не сдвинулись с места. Все, что выбивалось из расписания, сулило либо развлечение, либо нешуточные неприятности. В тишине четыре пары глаз повернулись в сторону двери. Охранник втолкнул в камеру сутулого худого человека, процедил, будто нехотя: - Принимайте, - и с грохотом захлопнул дверь. Скрежетнул засов, отсекая тех, кто внутри, от всего остального мира. Новенький, стоя у порога, молча оглядывал камеру. Генерал на правах старшего по званию, кашлянул и проскрипел: - Откуда переводом? - What? – сдавленным шепотом, будто отвыкнув от человеческой речи, отозвался худой, обросший человек у двери. - О, как, - крякнул Генерал и посмотрел на соседей. Эйнштейн пожал плечами. Калмык поцокал языком. Генерал кивнул на свободные нары. - Ну, проходи, коли так. У нас по-простому. Ты к нам с душой — и мы к тебе со всем уважением. - Да чего ты с ним, - прохрипел из угла Роналду. - Он же немтырь. - Англиски, - неожиданно сказал новенький, улегшись на нары в обнимку со своим вещмешком. - Руски — не очьен. - Видим, что не очень, - проворчал Генерал. - И откуда ты такой на мою голову... - Лушанка, - отозвался англичанин и отвернулся к стене. В камере повисло долгое молчание. Потом Калмык изумленно присвистнул. Генерал зыркнул в его сторону, и тот затих. Все вернулись к своим обычным делам, но нет-нет, да и бросали заинтересованные взгляды в сторону неразговорчивого соседа, который то ли спал, то ли просто не желал общаться.       Неделю спустя новенький пообвыкся. Он все еще вздрагивал, когда ключ поворачивался в замке двери, но уже не дичился и даже пытался говорить. Калмыка это смешило больше всех, наверное, потому, что он и сам не слишком хорошо говорил по-русски, но все же получше этого доходяги.       Привыкнув к режиму, немного отъевшись, английский подданный перестал выглядеть таким уж заморенным. Из-под отросшей челки сверкали ярко-голубые глаза, походка стала мягче и увереннее. Он перестал сутулиться, и оказалось, что в нем почти два метра росту, и он даже выше Генерала. Но это не значило ровным счетом ничего: Генерал держал шишку не габаритами. Как-то вечером, пытаясь расшевелить новичка, завели разговор о прозвищах. Выяснилось, что клички у англичанина не было никакой. Калмык покачал головой и зацокал, но Генерал снова бросил на него один только взгляд, пресекая осуждение. - Погоняло заслужить надо, - сказал он примирительно. - Вот почему я Генерал, например? - Why? - вяло заинтересовался новичок. Генерал, ожидавший вопроса, встал и стал раздеваться.       Новенький забеспокоился было, но видя веселые усмешки остальных, продолжал сидеть спокойно, лишь брови его поднимались все выше и выше. В свете полудохлой лампочки Ильича под потолком он увидел, что под тюремной робой у Генерала надет мундир, самый настоящий генеральский мундир: брюки с широкими лампасами по бокам и китель. Звездочки на погонах говорили, что ЗК по кличке «Генерал» находится в чине генерала-майора, а орденские планки выдавали участие по крайней мере в трех боевых операциях и имеющиеся за это награды. Только очень уж плотно по фигуре сидел этот неуместный в тюремной камере наряд, и лишь наклонившись ближе, англичанин разглядел, что мундир просто наколот на коже заключенного. Изумление на его лице изрядно повеселило сокамерников, и в особенности самого Генерала. - Вот так-то, - заключил он, снова натягивая штаны. - А он — Калмык, потому что... калмык. А это Эйнштейн — он чокнулся на науке и знает все на свете. - И есё — Роналду, - напомнил Калмык, кивая в угол на бормочущего себе под нос чудака. - Ну, и Роналду... - Football? - попытался угадать заинтересованный новичок. - Футбол — это понятно, - кивнул Генерал. - Он знает наизусть результаты всех матчей высшей и средней лиги за последние десять лет. Можешь проверить. - Нет, я вьерю, - замотал головой англичанин. - But why? - А он в одиночке пять лет просидел, - нервно отозвался Эйнштейн. - За мокруху с особой жестокостью. - Ну а с тобой-то что делать? - почесал в затылке Генерал. - Тебя зовут как? - Лукас, - ответил англичанин с грустной улыбкой. - Без вариантов, - хохотнул Эйнштейн. - Генерал, пусть так и останется. - Добро, - Генерал хлопнул новичка по плечу. - Так и решим. Лукас.       Постепенно Лукас влился в коллектив, стараниями и справедливым судом Генерала живший вполне мирно. Сроки все мотали немалые, обживались обстоятельно, надолго. О том страшном месте, откуда прибыл Лукас, его никто не спрашивал, о сроке и статье — тоже. Генерал строго следил за этим, зная больше, чем остальные, но держал информацию при себе. Через месяц такой жизни, однажды вечером Генерал подошел к нарам Лукаса. - Вставай, - скомандовал он. Лукас послушно поднялся. В камере что-то готовилось. Калмык мыл руки под краном, Эйнштейн скручивал из наволочки узел. - Что случилось? - спросил Лукас, чувствуя напряжение сокамерников. - Сядь, - веско сказал Генерал. - И слушай. Лукас сел на стул, стоявший посреди камеры, и вопросительно взглянул на соседей. Генерал опустился напротив него на нары. - Когда ты пришел к нам, ты сказал — Лушанка. Лукас вскинул глаза. Калмык со свистом втянул воздух сквозь зубы, но Генерала это не сбило с мысли. - Я знаю о ней. Гиблое место. Но тебя там сломать не смогли, отправили наших вшей кормить. Испугать хотели, да ты, видать, не из пугливых, - в голосе Генерала слышалось глубоко скрытое одобрение и почему-то веселье. Лукас продолжал смотреть на него спокойно, не понимая, к чему тот клонит. - Ты шпион, - не спросил, а утвердительно сказал Генерал. - Я работник разведки, - медленно ответил Лукас. Генерал кивнул. - Мне все равно. Я не очень-то большой патриот. Но тебя скоро вернут обратно. Лукас вздрогнул. - Почему... ты знаешь? - Знаю, - отрезал Генерал и прищурился. - Нравишься ты мне. Помочь тебе хочу. - Как? - в глазах англичанина появилось загнанное выражение, очень похожее на страх. Генерал дернул головой в сторону Калмыка. - Наших блатных нигде не трогают, даже в Лушанке — это закон. Будь уверен. Но нужны доказательства, что ты сидел здесь. - Какие... доказательства? Калмык поднял руку с маленьким черным аппаратом. Блеснула игла. Генерал хитро усмехнулся. - Политическим шкуру не красят. Ну что, вязать или тихо сидеть будешь? Лукас понял, что выхода у него нет, и кивнул. - Я... тихо. Не надо вязать. - Наш человек, - хохотнул Эйнштейн. - Вибирай узор, блатной, - расплылся лицом Калмык. - Красивий будесь. Спустя несколько часов все четверо сокамерников стояли, склонившись над спиной англичанина, и молча смотрели, будто там показывали интереснейший фильм. Потом Генерал поднял руку и отвесил Калмыку звонкую затрещину. - Ты где такие купола видел, косоглазый, - негромко спросил он, но Калмык тут же кинулся оправдываться. - Не шуми, как лутьсе хотел! Лукас наш друг, я старался. - Старался он, - проворчал Генерал, отходя в сторону. - А почему восемь? - Число красивое, - вздохнул Калмык. - Бесконесьность... - Восемь за мокрое дают, - вставил свои пять копеек Эйнштейн. - Или за особо крупные, - возразил Калмык. - Цыц, - спокойно одернул их Генерал. - Главное, Лукас, ты теперь блатной. А что этот хмырь там наворотил — дело десятое. - Спасьибо, - отозвался англичанин. Болело все тело, и он знал, что болеть будет долго, но все же понимал — эти люди сделали для него очень много, возможно, они спасли его жизнь. - А рисунки... неважно. - Это ты спину свою не видел, - хмыкнул Генерал, укладываясь на нарах. - Все. Отбой.