Грех, трагедия и секс

Если бы Джереми попросили описать Кэтрин Пирс всего тремя словами (никто, конечно, не просил, но все же он их подобрал), Гилберт бы сказал: грех, трагедия и секс. Он не смог бы составить хит-парад этих качеств, так как они все в равных пропорциях составляли жизнь Петровой. Это было так же, как у Деймона с Еленой, Стефаном и бурбоном: никто и никогда не выходил на первое место в одиночку. Катерина была порочна. Это единственное слово во всех языках мира, которое с точностью до сотых грамма соединяло в себе грех, трагедию и секс. Джереми отлично осознавал это, однако, недоумевал, зачем вообще тратит время на подобное занятие, как подбирать характеристику той, которая вот-вот умрет. Кэтрин, вроде как, являлась копией его сестры. Вроде как. Между ними не было ничего, буквально ничегошеньки, общего. И дело было не в разной прическе или стиле одежды, нет-нет. Дело было в Кэтрин и в том, что Пирс была в разы сильнее его старшей сестренки, как бы противно не было это признавать. Петрова была сильнее, была терпеливее, изворотливее и, безусловно, коварнее. Джереми не знал, сколько ей точно лет. “Дохрена”, - емко изъяснился старший Сальваторе, и Гилберт поспешил уйти из комнаты, насквозь пропитанной перегаром. Сейчас, когда Кэтрин умирала, у нее остались грехи прошлого, трагедии настоящего и совсем-совсем не осталось секса. Джереми зашел в ее комнату по наитию, сделав вид, что остерегается очередной каверзы умирающей уже не вампирши. — Ты знаешь, маленький-Гилберт, что имя Катерина с древнегреческого переводится, как “вечно чистая”? Ее кашель разнесся со странным эхом, и Джереми как-то бездумно отметил, что раньше не замечал акустики этой комнаты. Она лежала с закрытыми глазами под тем самым пледом, под которым они с Еленой лет пять назад прятались от грозы. — Твое имя давно не Катерина, — наудачу произнес Гилберт и понял, что попал, когда словил ее недовольный взгляд из-под склеившихся в длинные стрелы ресниц. — Джереми означает “возвышенный Богом”. У него всегда не хватало времени удивиться тому, как ловко Пирс может уйти от прямого диалога. Сейчас вот появилось лишних пять минут. Вернее, ее последних пять минут. — Только тебя он что-то не возвысил, — ее смешок скрипучий, даже немного старушечий, но Джереми больше не вслушивался в ее слова. Влажное полотенце с иронично-жизнерадостным принтом на лоб, легкое, почти брезгливое касание кончиками пальцев ее слишком бледной щеки и негромкий хлопок двери, эхом отразившийся в спальне Кэтрин. Там действительно хорошая акустика.