Не смог понять

Серые грязные стены. Холодные, отвратительные кривые прутья решетчатой двери. Под потолком маленькое окошко, за которым, должно быть, находится бескрайнее, полное свободы и чистоты небо. Там, наверное, лучше, чем здесь, в этом омерзительном месте. Ты должен быть там, а я – здесь. Но почему-то меня не покидает чувство, что ты тоже здесь, со мной. Уходи, зачем же ты тут...? Это моя, и только моя вина. Я ненавижу себя так сильно, что хочется сорвать голос, крича во всю глотку, разрывая связки, чтобы потом в моем горле словно пролился коктейль из битого стекла и ржавых гвоздей. Кричать, захлебываясь криком и слезами, отчаяньем и болью. Тюремная камера не является даже сотой частью того, что я заслужил. А ведь впереди суд. Зачем? Себе не солжешь, я виновен. Я должен понести наказание. Так для чего суд? Чтобы увидеть искаженные болью предательства лица? Находясь здесь, я остро ощущаю вину. Перед глазами все еще стоит тот день. И твое бледное, худое лицо. В глазах все еще стоят слезы, что я не выплакал тогда. В душе все еще царствует ужас от произошедшего, словно когтями по стеклу, царапая сердце... * * * [Восемь дней назад] Ужас, страх, недоверие. Почему, от чего? Как так получилось? Нет, не правда. Не раздумывая, я помчался в аэропорт и купил билеты на ближайший рейс. Почему так долго? Когда закончится полет? Пожалуйста, быстрее... Бегом, бегом! Покидая, наконец, аэропорт, я мчусь на ближайшую остановку. Черт, еще и споткнулся! Машинально опускаю взгляд. И замираю. Шприц. Сердце сжалось, нога непроизвольно опустилась на него еще раз, вдавливая в землю то, что от него осталось. С неожиданной злобой. Сердце сжалось. Это снова напомнило о причине моего приезда сюда. Ведь ты стал одним из них. Нет. В глубине души я в это все-таки не верю. Ты, ты же всегда был против малейшего загрязнения, будь то природа, отдельный биологический организм или душа. Ты всегда презрительно фыркал в сторону курящих. Ты ненавидел машины за загазованность воздуха. Наркотики? Бред, бред, бред... Слухам я никогда не верил. А тогда откровенно рассмеялся. Однако когда нечто подобное стали говорить многие общие друзья, среди которых был и Йо, тревога ощутимо пнула сознание. Вот тут-то я и принял решение лично убедиться, что слишком уж глупые шутки придумывать стали в наше время. Или некачественное спиртное в моду вошло... Как странно. Никогда не думал, что снова приеду в Кишу, в это странное, забытое людьми, да и шаманами, местечко. Все те же горы, тот же высокий, темный дом. Твоя родина. Нет. Тебя здесь нет. Разочарование, еще один тычок от тревоги. У твоих родственников я узнал лишь адреса, где ты мог бы находиться. Объездив, наверное, половину Поднебесной, я, наконец, добрался до маленького бедного городка. Улицы его не поражали чистотой, опрятностью, яркими вывесками или громкой музыкой. Ничего из перечисленного в нем не обнаружилось. Но все это не важно. Я знаю, ты где-то рядом... А вот и нужная многоэтажка. Обшарпанный, старый небольшой жилой дом. Ничем не выделяющийся среди других. Ты мог остановиться в подобном месте? Не слишком хорошие предчувствия кольнули душу. Нет, не важно. Нужно скорее тебя увидеть. Внутри помещение выглядит не лучше, чем снаружи. Но эта мысль пришла будто бы откуда-то издалека, словно далекое, едва слышное эхо. Потому что в этот момент меня волновал только ты. Тревоги, ощущения, страхи – все стало ярче, четче. Сердце бешено колотилось, норовя разорвать грудную клетку. И дело не только в том, что я боялся увидеть воплощение своего страха. И не только в том, что я и тебя-то не видел давно. Просто... Просто... Щек будто коснулись горящие угли. Я зажмурился, помотал головой, чтобы избавиться от лишних эмоций, но потерпел неудачу. Странно ли это, любить парня? Наверное, нет. Девчонка может любить парня. Жена может любить мужа. Родители могут любить сына. Дети могут любить отца. А я могу любить друга. Отдавать ему все, ничего не требуя взамен. И вот теперь я осознаю это полностью – теперь, когда до нашей встречи остались считанные секунды. Снова зажмурившись, я шагнул вперед и позвонил в дверь. Я долго не слышал ни звука из-за темной, грязного коричневого цвета двери. Разочарование. Я так ждал. Надеялся. Верил, что теперь, теперь уже смогу тебя увидеть... Тихие, едва различимые в звенящей тишине шаги. Щелчок. Скрип. Дремавшая надежда опять проснулась. То, что я увидел, меня будто не удивило. Я уже хотел извиниться и сказать, что ошибся дверью. Разочарование разбило надежду вдребезги. Найду ли я тебя...? Внезапно на меня свалилось четкое осознание того, что передо мной стоит именно Тао Рен. Изо рта не вылетело ни звука, на ноги словно поставили с десяток гирь. На меня равнодушно смотрел парень чуть пониже ростом, чем я. Он был настолько худым, что ему можно было дать лет тринадцать, но никак не девятнадцать. Когда-то бежевого цвета майка открывала тонкие руки, покрытые ужасающим количеством синяков. Я едва нашел в себе силы поднять взгляд на лицо. Худое, бледное, какое-то... восковое? Черты лица острые, будто вырезанные каким-то скульптором, пребывающим в глубокой депрессии. Выпирающие скулы отнюдь не добавляли этому лицу красоты. Темные, давно не стриженные, грязные, некогда такие красивые волосы обрамляли это измученное лицо. Но больше всего меня ужаснули глаза, украшенные глубокими тенями. Пустые. Без эмоций. Страшные глаза, в которых не было даже отблеска его обычного льда. Просто бездна. Пустота. Светло-лиловые глаза сегодня были темно-фиолетовыми. Без чувств, без эмоций. В них больше не было уверенности в победе, стремления чего-то достичь, упрямства или едва заметной искорки радости, какую я замечал в те редкие минуты счастья. Никакого блеска, присущего обычным человеческим глазам. Покрасневшие. Таких пугающих глаз я еще никогда не видел... О духи, почему же я увидел их впервые именно у тебя...? - Привет. Что привело? – бесцветным голосом произносишь ты. Это все, что ты можешь мне сказать после долгой разлуки? Язык едва подчинялся мне, из-за шока от увиденного я лишь неуверенно и невнятно пробормотал: - Хотел... увидеть... Хмыкаешь. Я так хорошо знаю это твое хмыканье! Сердце замерло на миг – ведь ты не изменился! Это все только внешность, а она, как известно, обманчива. - И из-за этого надо было переться в такую дыру, придурок? Мне показалось, или в эту фразу ты добавил мельчайшую капельку тепла? Чуть отступаешь назад, чтобы я мог пройти. - Это кто еще придурок?! – мгновенно вспыхнул я. И тут же рассмеялся – весело, громко, как когда-то... Когда это было? Сколько времени прошло? Годы? Века? Тысячелетия...? Да, когда-то тогда было время, и такая вот сценка происходила несколько раз на день... Но Турнир Шаманов закончен, время словно остановилось. Все мы, как листочки дерева, разлетелись в разные стороны, будто подхватываемые ветром. И мы больше не можем вернуться на это дерево... Смех мой поутих, когда я подумал об этом, а после взгляда на тебя не осталось следа и от улыбки. О духи, это наркотики до такого состояния тебя довели?! - Ну, заходить будешь, или как? Однокомнатная квартирка выглядела бедно, если не сказать жалко. В голове не укладывается – Рен не может жить так! Здесь полно грязи, а из мебели только пара дешевых табуреток, покосившийся стол, тумбочка, маленький диванчик... Даже для меня, не привыкшего к роскоши, это очевидно: это не нормальная жизнь. - Это... Это правда? – внезапно вылетело у меня. - Что? – без особого интереса спрашиваешь ты. - Г... Героин... Повисло молчание. Я запоздало удивился нелепости ситуации. Ни с того, ни с сего ляпнул... В этот момент я молился, чтобы ты сказал мне "нет", не солгав. К моему великому изумлению, ты равнодушно пожал плечами. - И? Что тебе от этого? Поделиться? – явный сарказм в последней фразе. Жестокая, злая, пропитанная горечью насмешка... Я почему-то рассмеялся. - Смешно, честно. Я почти поверил. Сегодня не апрель, правда... Сталь твоих глаз обожгла холодом. - Зачем тогда спрашивать? – с каким-то нажимом произносишь ты. А потом равнодушно продолжаешь: - Тебе-то какое дело... Колюсь, не колюсь... Точно бред. Ты никогда, никогда не сказал бы так! - И твое состояние... Ты... Ты хрипло засмеялся, и от этого смеха мне захотелось поежиться. - Уж не подумал ли ты, что я так выгляжу из-за наркотиков? Вот это действительно смешно. Нет, это не из-за героина, я точно знаю. Уточнять ты не стал, а я словно оцепенел, не в силах пошевелиться. Как просто... Как просто ты рассуждаешь о таких вещах, смеясь... Смеясь с такой печалью, болью... - Тебе не стоило приезжать. – Неожиданная усталость, утомленность в голосе. – Я не зря нахожусь в подобном месте. Хочу побыть один. Да и тебе, я смотрю, созерцание моей физиономии радости не принесло. - Но почему? Почему...? - Мир не так прекрасен, - мне послышалась жесткость в твоем голосе? – как ты думаешь. Он жесток, и эта жестокость, несправедливость – она повсюду. Даже забавно, - издевательская усмешка, - насколько наивны мы были, когда давали Асакуре Хао обещание изменить мир. Еще забавнее то, что, на своей шкуре ощутив все его прелести за тысячу мучительных лет, он на это повелся. Мне эти слова не понравились. Это напомнило мне того Рена, другого. Машину для убийства, созданную Тао Эном. Но что могло вдруг сломать тебя...? - Ты не веришь в эти слова, - едва ли не дрожащим голосом, но твердо уверенный в своих словах, начал я. – Ты говоришь это, но ты лжешь. Ты лжешь сам себе. Ты сам не веришь в эти слова. Ты хочешь верить в свет. В то, что он существует... Я удивился, что произнес такую сложную и необычайно серьезную для меня речь. Неожиданно я заметил проблеск боли в твоих глазах. - Свет существует не для всех, - прошипел ты, злобно глядя на меня. – Его судьба дарит типам вроде тебя, вроде Йо... Куда уж мне, отбросу общества...! Сарказм и боль... - Да что произошло, в конце концов?! – не выдерживаю я. Ты на какое-то мгновение задерживаешь на мне взгляд, а потом отворачиваешься. - Рен! Я резко хватаю твою руку из желания встряхнуть тебя. - Делаешь вид, что беспокоишься? – угрожающе заговорил ты. – Ты считаешь, что я ничего про тебя не знаю, а, Хоро-Хоро?! Ты просто хочешь меня. И плевать тебе на нашу половую принадлежность, плевать на мораль и на принципы. "Ты хочешь верить в свет"! Найди себе другого идиота! Как я уже сказал, в мире много жестокости. Ты – воплощение одной из них. Для меня. А свет создан не для меня – я нужен для принятия отбрасываемой им тени. Я отпускаю твою руку, ошарашено глядя на тебя. Как... Как ты можешь так говорить? Как тебе... Как тебе вообще это в голову пришло...? Рен... Рен! - Ну так давай, возьми то, что ты хочешь! Смотри, тебе никто не помешает, никто слова лишнего не скажет! Страшно? Или совесть проснулась? Чего молчишь? Я жду! Ты сам приближаешься, берешь меня за запястья. - Ну? Боязно? – шепчешь ты, с невообразимой злобой глядя мне в глаза. – Грязно? Отвратительно? Наркоманом побрезгуешь...? Звонкий хлопок пощечины. Ты отступаешь, изумленно смотришь на меня, прижимая ладонью покрасневшую щеку. - Ты просто идиот, - мой голос дрожит от гнева. – Идиот, который упрямо стоит на своем, и видит только то, что хочет видеть. И не может понять другого. Я быстро разворачиваюсь и выбегаю из этого страшного места. Дальше, быстрее... На улице я все еще пытался удержать всхлип, но уже не мог остановить себя... * * * Нет, я осел. Как же так получилось?! Из долгожданной встречи получилось вот такое... О духи... Надо же, он знает. Знает о моих чувствах. Но понять он их не смог. Он интерпретировал их на свой лад, по-своему... Слепо глядя сквозь главное... Увидел то, чего нет... Наверное, я уже несколько часов сижу здесь, на этой скамейке возле этого самого дома, снова и снова прокручивая события дня. Вон, какая-то женщина, гуляющая с мужем и ребенком примерно столько же, сочувственно смотрит на меня. Сочувственно? Да, наверное, у меня не самый лучший вид... Нет, нельзя так больше. Нельзя и дальше тут просиживать. Сейчас же вернусь и попрошу прощения. За все. ...Дверь так и была приоткрытой, какой оставил ее я. Тяжело вздохнув, я снова зашел в это маленькое помещение. Странный запах. Он мне не понравился. Ладно, не важно. Мало ли что... Я резко остановился. Не зря. Не зря к горлу подкатила тошнота. Не зря мне не понравился этот запах. Запах... - Нет... нет... Все такой же худой, но еще более бледный ты лежишь на этом сером, холодном полу, залитым кровью. Глаза закрыты, бледные синие губы изогнуты в той же страшной, жестокой усмешке. Как будто ты прятал за ней слезы, так и не увидевшие свет. Свет... Тот, в который ты не веришь... Не верил... - Нет... нет... Просто не веришь, просто не веришь! Не не верил...! Больше ничего. Из горла не вылетело больше ни звука. Крик, который рвал мое сердце, не смог выйти наружу... В свете багряного заходящего солнца, попавшим сюда через окно, блеснуло такое же красное, как солнце, лезвие. Колени подкосились, я больше не мог стоять. Не мог плакать. Я лишь только вздрагивал, давясь сухими рыданиями, глядя на свои руки, теперь тоже красные, окровавленные. Я не мог заставить себя посмотреть на тебя. Нет. Не мог. Я сжал руки в кулаки, ощущая вязкую жидкость на своей коже... С болью я смотрел на темные капли, которыми был покрыт пол. Твоя кровь с моими слезами, которые теперь уже не могли не показаться... Я никогда больше не увижу тех льдинок в твоих глазах. * * * [После суда] Я стою на улице, щурясь от яркого солнца. Равнодушно смотрю на толпу. Смеющиеся, ругающиеся или просто болтающие люди, ярко одетые и не очень... Мир полон красок, яркости. Тяжесть вины усилилась в этом ярком мире. Хоть меня и оправдали. Как ни странно, нашлись свидетели, что я вошел в дом намного позже смерти Рена. Один из них оказался весьма большой шишкой. А потом выяснилось, что была обнаружена предсмертная записка, ясно говорящая о самоубийстве. Это был почерк Рена. Содержание записки не оглашалось. Зря или нет, но после судебного процесса я уточнил его. "Я умер сам, а ты не смог меня понять". Действительно. Это я не смог тебя понять. Вот в чем моя вина. Ты же любил. Ты все-таки любил. Но ты не смог мне этого сказать, поэтому... "Ну так давай, возьми то, что ты хочешь!" Это так мучило тебя? "...в мире много жестокости. Ты – воплощение одной из них". Но я не смог этого понять... * * * P.S. На суде также выяснилось, что у умершего были основания для самоубийства. Незадолго до того, как он начал употреблять наркотики, выяснилось, что у него обнаружили гепатоцеллюлярную карциному (опухоль печени; занимает пятое место в мире среди всех найденных опухолей и является третьей по распространённости причиной всех смертей от рака, - прим. авт.).