Когда сердце сжимается при их виде...

      Осень... Где те золотые поры? Дождь заставляет пыль, носившуюся по улицам всё лето, оседать, смешиваться с раскисшей землёй и становиться противной и хлюпающей грязью. Монотонно серое небо. Оно гнетёт и заползает в душу, выедая соей угрюмостью все остатки положительных эмоций. В тот день бы всё как обычно. Потрескавшаяся и вздувшаяся бетонная дорога, бывшая не то маленькой улицей не то чем-то иным, не имевшим цели. Одинаковый пейзаж, настолько приелся, что хотелось содрать его, словно полотно и увидеть за ним нечто иное. Заброшенные гаражи прижимались к друг другу своими облезлыми и проржавевшими стенами. Лишь с большим трудом можно было угадать, какого цвета были раньше эти железные коробки. Виденное по другую сторону дороги, казалось, удручало ещё больше. Деревья жались к кирпичному забору, закрывающему долгострой не один десяток лет. Клёны и дубы так долго росли рядом со своим каменным соседом, что кажется уже стали его частью: такие же серые и безжизненные. Грязно-жёлтые листья падали в затянутые нефтяной плёнкой лужи, не вытворяя при этом причудливых танцев, описанных когда-то мечтательными поэтами. Брошенный разлагаться автомобиль, баклажанного цвета. От него отодрали всё, что только можно, разодрали сиденья, выбили стёкла и оставили помирать среди прочего мусора. На приборной панели, среди осколков стекла и жалкой кучки земли рос чахлый кустик травы - непоколебимый символ живучести городской природы.       Я - очередная незаметная часть пейзажа, очередной не важный серый элемент, совершающий свой каждодневный путь. Я шла на автопилоте, закрывшись от гнетущего мира за стеной из мыслей и музыки. Мой взгляд привлекла шайка растрёпанных воробьёв. Кто-то из них недавно встал на крыло, а кто-то был уже бывалым малым. Они скакали прямо посередине дороги, выклёвывая из асфальта какую-то не заметную мне пищу.       Вот едет машина, часто встречающаяся на наших дорогах серебристая Лада. Быстро, да и кого тут ждать: улица пуста. Конечно же водителю не видно или наплевать на маленьких птиц. Воробьи бросаются рассыпную, но он один малец не успевает на какую-то долю секунды - его пару раз проворачивает вокруг колеса и отбрасывает в сторону... Живой. Воробей, ничего не понимая, пытается встать, отволакивает переломанное тельце, чуть подпрыгивая на одной лапе и помахивая крылом. Лежит - нет сил. Тут он начинает судорожно содрогаться, муки волнами прокатываются по маленькому телу, пока он не замирает окончательно.       Я стою и невольно снова и снова прокручиваю в голове смерть маленькой птицы. Я ещё в детстве закапывала с подругой тела маленьких животных под сиреневым кустом в соседнем дворе. Подстреленные из рогатки мальчишками, задавленные, загрызенные, умершие от голода. Для всех найденных мы выкапывали ямки совком, палками докатывали бездыханного зверя к ней и засыпали землёй бывшей чуть красноватой из-за обилия глины. Помню трубочки и кусочки коры, которыми мы помечали очередную могилку. Помню маленькие цветочки, сорванные с клумб и собранные в букетики, которые исчезали на следующий день с могилок. Нам тогда казалось, что если положить на могилу голубя ягоды рябины, то он будет есть это у себя, в своём раю. Тогда это были уже трупы, я не раз видела мертвые тела и не только животных, но не саму смерть. Всего лишь воробей, но мент меня невыносимо сильно выворачивало наизнанку. Я оглянулась в поисках каково ни будь пакета или картонки. Найдя искомое, я носком ботинка подпихнула кусок размокшей каробки к птице и закрыла его. Зачем я это сделала? Не знаю, но почему-то я чествовала что нужно как-то закрыть его, хотя бы для того что бы самой не видеть.       На обратном пути по той же дороги я не нашла воробья, наверно его кто-то съел. Это только так говорят, что кошки не едят дохлятину, им тоже хочется жить. А я всё ещё помню, и меня до сих пор подташнивает и при этих мыслях. Кому-то это покажется странным, а я не могу выкинуть из головы, как молодая птица хваталась за жизнь.