Du bist mir ans Herz gebaut. Zwei Seelen spannen eine Haut. Und wenn ich rede bist du still. Du stirbst wenn ich es will. Две души сливаются в одну, Сердцу мстя и кожу разрывая. Ты смолчишь, коль речь я поведу. Ты умрёшь, когда я пожелаю.*
***
Сумерки уже почти совсем заволокли лёгкой дымкой просторы парка. Тёмные верхушки деревьев ещё горели янтарным пламенем, но внизу начинал править бал обсидиановый мрак. Последние разгулявшиеся парочки в спешке возвращались к воротам, весело переговариваясь и тая надежду на дальнейшее приватное рандеву где-нибудь среди прохлады каменных городских джунглей. В воздухе запахло сыростью, и Доктор почему-то зябко поёжился. Ему совершенно не хотелось продолжать начатый когда-то диалог. А взяв во внимание обстоятельства, при которых он состоялся, и, главное, участников произошедших событий, по большому счёту стоило бы тут же покинуть место неприятной беседы. Однако Доктор остался. – В прошлую нашу встречу ты был не особо разговорчив и, сдаётся мне, тогда попал в жаркие объятия чёрной дыры. Так что же изменилось за это время? – он выжидающе взглянул на мнимого погибшего и отчего-то разом заболели оба сердца. – Скажем так, ситуация складывалась не в мою пользу. Видимо, кое-кто наверху уж слишком обозлён на вас, иначе пропуск в рай давно бы пылился в вашем безразмерном кармане, Доктор. Думаете, вы один такой – наблюдатель за маленькими человеческими жизнями с властью вмешиваться и вершить свой суд? – Я всегда оставляю право выбора за ними! – А вот тут вы ошибаетесь, друг мой. И какая же доля из общего числа возможностей досталась той розовой девочке? Доктор нахмурился. – О! Как красноречиво за вас говорит сейчас ваше лицо, – продолжил Воланд, – и эта глубокая межбровная морщина! Но, как я уже успел ранее сообщить, у нас впереди целая вечность, чтобы переменить сию удручающую картину. Дело в том, Доктор, что от себя не убежишь, не спрячешься за маской а-ля «deus ex machina». И до тех пор, пока вы коверкаете понятие веры и примеряете на себя статус демиурга, процент ушедших будет только расти. – Если я когда-то в кого-то и верил… – начал было галлифреец, но тут же осёкся. Кому здесь врать? Себе? Дьяволу ли, существование которого он продолжал отрицать, хотя тот и сидел от него в опасной близости? Богу? Он и сам бог, властитель и господин – Повелитель Времени. И об этом никогда не следует забывать! Если закрывается одна дверь, то он выломает в тонкой стенке Вселенной ещё сотни подобных! Воланд непродолжительно помассировал подбородок, как бы усмехаясь собственным мыслям, хотя в данный момент мысли как раз таки принадлежали не ему. – Позвольте спросить, а на чьи плечи ляжет спасение рода человеческого, если вы, к примеру, внезапно исчезнете? – с предельной учтивостью поинтересовался Теодор. – Вы же, как я понимаю, последний галлифрейский Каин. Что станется со всем тем миром, который вы так отчаянно защищаете? Что будет с Розой? – Это уже не твоя забота! – Доктор решительно поднялся, однако тотчас же ощутил величественный холод чёрного набалдашника где-то в районе солнечного сплетения. – И снова промах, любезный. На сей раз белыми хожу я. И наша драгоценная мисс Тайлер. Голова пуделя завибрировала; внутри Доктора что-то ухнуло, и в животе начала закручиваться спиралью сама жизнь, золотистым пламенем перетекая из пришельца в нагревающуюся трость. Доктор пытался выдернуть её из рук Воланда, однако сцепление оказалось довольно прочным, а боль настолько сильной, что таймлорд быстро ослабел. Спустя пару мгновений всё стихло. С неба на Доктора неодобрительно щурился пританцовывающий лик луны. Тело пришельца стало слишком тяжёлым, чтобы твёрдо стоять на ногах; он пошатнулся. Однако Воланд успел вовремя подхватить галлифрейца и заботливо уложить на скамью: – Ваша песня заканчивается, Доктор. Но история не знает конца. – с тем и исчез.***
Наутро Доктор очнулся от неприятного постукивания по плечу. Приоткрыв один глаз, он заметил стоящего над ним полисмена: – Извините, сэр. Вам плохо, сэр? Вы не можете здесь лежать, сэр. Вызвать скорую, сэр? От этого «сэр» у Доктора только пуще разболелась голова. – Нет-нет. Сейчас уже всё в порядке, – он перевернулся на бок и прокашлялся. Вчерашний вечер казался дурным сном. Первостепенной задачей сейчас было вернуться в ТАРДИС. Полицейский помог ему подняться и даже подал странным образом очутившееся на земле пальто. Доктор пошёл знакомой аллеей к месту условной парковки, однако корабля так и не обнаружил. Немного поискав по окрестностям и поняв, что прочеши он хоть весь Гайд-парк, ТАРДИС не появится, пришелец прижался к дереву и стал считать удары сердец, надеясь тем самым хоть как-то сосредоточиться. Но вместо знакомого церковного перезвона в груди отбивал барабанную дробь одинокий человеческий орган. И дышать стало труднее. И пальто теперь действительно грело. Кошмар из мира детских грёз встретил Доктора суровой действительностью – обычной настолько, что новорождённому землянину оставалось только расхохотаться. И листва столетних дубов, отвечая своим особенным шелестом, полностью его поддержала. Для Доктора же это прозвучало надменной усмешкой над его теперь смертной жизнью.***
Спустя неделю почти такое же июльское утро приветствовало Марту Джонс очередным семейным скандалом. Будучи студентом-медиком, она старалась ко всему подходить с научной точки зрения, однако её семья была чем-то настолько иррациональным, что на все домашние дрязги ей оставалось реагировать с изрядной долей юмора. Телефон разрывался от звонков; и пока левая рука попеременно переключала клавиши сброса и ответа, правая – крепко сжимала кипу документов; а так хотелось просто прогуляться по гудящим улочкам, заглянуть в любимое кафе за углом и в полной мере насладиться благами уходящего лета! Ещё одна неприятность случилась прямо у входа в Ройал Хоуп Хоспитал, где она стажировалась: какой-то странный тип в мотоциклетном шлеме резко толкнул её, заставляя выронить пачку бумаг, и даже не удосужился извиниться. Счесть все эти мелкие знаки за дурное предзнаменование означало бы поставить крест на медицинской карьере – ибо в мире логики её патрона, доктора Стокера, никогда не было места чуду. Наверное, именно поэтому, по иронии судьбы, позже он с таким блеском сыграл роль обеда для пришельца-плазмоеда. Ах, если бы Марта знала, чем обернётся для неё и сотни других людей тот день, наверняка бы не позволила себе увлечься на миг чудаковатым пациентом (явно сумасшедшим), уверяющим её, что он вовсе никакой не землянин, и отдавшим свою жизнь, чтобы защитить случайную знакомую от грубости межгалактической полиции; не позволила бы и злиться на отца, решившего, что какая-то глупенькая блондинка привлекательней его собственной жены, как и не позволила бы пенять на подозрительный дождь, отсекая попытки сестры вместе пообедать; не позволила бы… Сейчас, умирающая от нехватки кислорода, вдали от родного дома, под гул магнитно-резонансного сканера Марта любовалась прекраснейшим из видов: бело-голубой планетой, брошенной в черноту космоса мазком гениального художника. И скоро Марта с ним встретится. Скоро… Ско… ____________ *Эпиграфом к главе выступает композиция Rammstein - Führe mich, перевод авторский. P.s. «Deus ex machina» (лат. «Бог из машины») — выражение, означающее неожиданную, нарочитую развязку той или иной ситуации, с привлечением внешнего, ранее не действовавшего в ней, фактора. В данном случае автор рекомендует высказывание воспринимать буквально.