Страшная любовь
5 марта 2014 г. в 20:52
Утром у Кортеза болела голова. Он проснулся, и она сразу заболела.
«Надо сходить к Чаквас, — подумал он. — Только умоюсь. Она хоть и врач, но она женщина. Хотя, какая мне разница? Я люблю мужчин».
Кортез поднялся с кровати, обул тапочки (это были его любимые тапочки в клетку и с белыми помпонами), поправил резинку на трусах и пошел в душ. Он был застенчивый и обмотался большим полотенцем. Это тоже было его любимое полотенце. Оно было то, что ему подарил муж на День святого Валентина (белое с голубыми сердечками).
Сначала он включил воду погорячее, и горячие струи воды разогревали его прекрасное мускулистое тело. От этого кожа стала нежной. А еще розовой. Потом побежала прохладная вода. Это кто-то вчера вечером так запрограммировал душ, наверное, Вега. Но так было даже приятно. Он быстро взбодрился и пришел в тонус.
Мысли о Веге заставили его задуматься, и он слишком долго давил на кнопку на мыльнице с жидким мылом. Мыло этим воспользовалось, и его много вытекло на пол, и Кортез подскользнулся.
Он упал и больно ударился сначала об пол, а потом об край раковины. Потому что мыло скользкое, и он проскользил далеко. Кортез даже заплакал.
Теперь голова болела еще и снаружи и спина снизу.
Он поднялся на ноги и посмотрел в зеркало. Оттуда на него смотрел несчастный человек, и Кортезу стало его жаль.
«Не плачь, — подумал он. — Умойся, посмотри, какими красными стали твои красивые глаза. Распух нос».
И он погладил себя по голове. Отражение сделало то же самое и улыбнулось. Кортез подмигнул парню. Так, неожиданно в его сердце зародилось новое чувство.
Весь день он думал о парне в зеркале. Заходя в туалет, смущенно улыбался парню и отводил взгляд.
«Что со мной происходит? — думал он. — Это любовь. Но ведь нельзя любить себя! Надо любить другого кого-то. Наверное, это все от того, что все тут не любят мужчин, а любят женщин. И даже Шепард, и даже Вега. Ну и пусть! Раз так, я буду любить тебя, мой парень из зеркала».
Уже к вечеру следующего дня Кортезу были известны все места на корабле, на которых имелись хотя бы немножко отражающие поверхности. Иногда парень из отражения делался уже, а иногда шире. Когда парень был шире, Кортез ласково шутил над ним: «Ты мой толстячок! Тебе не мешало бы сбросить немного веса».
Больше всего парень смотрелся хорошо, когда Кортез смотрел в столовую ложку. Тогда у него лицо было хрупким с большими глазами. Это если смотреть на ту сторону, которой едят суп. С другой стороны было лучше не смотреть.
Лейтенант наслаждался своей любовью, но никак не мог остаться наедине с возлюбленным. Им всегда кто-то мешал. Только это была не одна проблема, которая мешала их любви.
Кортезу стало казаться, что его парень преследует его. И когда лейтенанту даже хотелось отдохнуть, парень мог оказаться рядом. Особенно это мешало, когда он работал. Нет, он, конечно, понимал, что это его отражение, но все-таки.
«Это нужно прекратить, — говорил он себе. — Я больше не буду смотреться в зеркало и ложку».
Но теперь парень смотрел на него из отражения в глазах. Когда он говорил с кем-то, неважно с кем. Особенно Кортез стал бояться саларианцев: у них глаза были самые большие. А батарианцы с их четырьмя глазами стали ночным кошмаром.
— Кортез, — остановила как-то в коридоре его местная врач Чаквас, — у вас плохой вид. Вы грязный, плохо пахнете и выглядите. Почему вы не смотрите мне в глаза?
— С моей головой непорядок, — сказал он.
— Это очевидно. Когда мужчина выходит замуж за мужчин, я не считаю это нормальным. А многие одобряют.
— Нет, доктор, дело не в этом. Это не лечится. Я ударился и сошел с ума от любви… к себе. Вы можете помочь?
Чаквас вздохнула и сказала, что она тут бессильна. Это может вылечить только время. А еще посоветовала найти плохое в том, кого он любит, и тогда это может помочь. И дала ему каких-то таблеток (они были большие и зеленые, и на них была большая буква «Т»). Их надо было пить перед сном и запивать большим количеством воды. И ночью это тоже становилось проблемой.
Кортез очень старался перед зеркалом найти плохое в себе. Особенно по ночам, после лекарства. Но в нем все было красиво. Оставалось надеяться на время.