Зяблик

Тук-тук, тук-тук. - Неужели ничего нельзя сделать, доктор? Голос отца. Она слышит его хорошо. Даже слишком. Все нотки отчаяния, все непролитые слезы. Такой голос бывает только у родителя, который уже похоронил еще живого ребенка. Ту-у-у-к. - Мы делаем все возможное, мистер Дорейн, но, боюсь, вашей девочке, вряд ли что-то поможет. Её сердце… Понимаете, дело в том, что у неё серьезные травмы черепа, а при вашей болезни… Простите за излишнюю прямоту. Мне очень жаль. Доктор. Такой милый мужчина. Приносит ей книги, разговаривает, смеётся. Его лысая голова иногда блестит и её хочется потрогать, чтобы удостовериться в том, что она не стеклянная или лакированная. Тук-тук, тук-тук. В палате с белыми стенами тепло и тихо. Из приоткрытого окна веет сиренью и солнцем. Там весна, скоро откроют ежегодную ярмарку, но её там не будет. Её вообще нигде больше не будет. Только в этих стенах, только в этой кровати останется девушка. Она будет лежать тут, пить бесполезные таблетки и выполнять указания врача. Будет слушать свое слабое сердце и как плачет мама, как стучит в висках кровь. Это она будет делать, а вот гулять с друзьями - нет. «У меня нет друзей» - напоминает она себе, даже не пытаясь сдержать слезы. А зачем? Кто это видит? Даже если и видит, то пусть. Поплакать иногда полезно, как говорит её бабушка. И она плачет. Плачет о себе, о своих несбывшихся мечтах, о своих планах. Даже о том камне, которым одноклассницы размозжили ей голову. Столько всего потушил этот никчемный осколок кирпича. И не догадывается об этом. Лежит, наверное, на той злополучной детской площадке и не о чем не ведает. Тук-тук. Ту-у-у-у-к. Бледная, маленькая рука ее осторожно тянется к тумбочке, на которой лежит порванная книга сказок. «Уродка! Ненормальная! Сказочница!» - шумят в голове ненавистные голоса. Сказочница… Да, она обожает сказки, не взирая на возраст. Но им все равно. Она не такая: странная, чужая, дикая для их восприятия. И её надо наказать. Избавиться от ненужного звена, которое забрело в их яркую цепь по ошибке и никак не может вырваться. «Мы поможем» - решили они и, схватив камни и палки, пошли искать «ошибку природы». Пришли все. Но не Тим. Он был с ней. Сидел рядом и слушал её фантастический бред. Самый красивый мальчик в классе, сидел перед ненормальной уродкой и, раскрыв рот, словно дитя, слушал её голос. Он звал её Зябликом. Маленькой, но очень храброй птичкой. Он слушал её песни и сказки, кормил мороженым и катал на мотоцикле отца. А однажды пригласил посмотреть на звезды в телескоп старшего брата. Тук. Но им было плевать. Тим Хеззевей вдруг обратился предателем, стал ненормальным. Поэтому его тоже нужно было наказать. Но не сильно. Только чтобы запомнил свое место. И он запомнил. Теперь его место в гробу. - Мама! – зовет она слабым надломленным голосом. – Мама. Тук-тук-тук. В палату вбегает миниатюрная женщина с длинным лицом и огромными покрасневшими глазами. Её рыжеватые, с сединой, волосы выбились из хвостика, и их медный оттенок подчеркивал нездоровую бледность лица. - Да? Ты звала, милая? Что-то принести, Зяблик? – спрашивает она, хватая дочь за руку. - Мам, принеси, пожалуйста, тетрадь и ручку, - просит девушка, улыбаясь. В синих усталых глазах матери блестят слезы. - Конечно-конечно, птичка. Сейчас сбегаю вниз. Неужели ты придумала сказку? – лопочет мать, доставая из сумки кошелек. Её руки мелко дрожат. Дочь впервые за целый месяц запишет свое чудо. - Да, мамуль. Сказку, - кивает Зяблик. Уж теперь-то она устроит им Сказочницу… Ту-у-у-к.