Полоса белая, полоса черная, а что потом? (рабочее)

Как часто вы увидите девушку моющую посуду на кухне общепита в костюме за парочку тысяч баксов? Уже видели, да? Ну прям ничем вас не удивишь, но если вы еще не оценили это зрелище, предлагаю посетить наше шикарное заведение… Хотя это я просто от злости, и честно говоря, от банальной усталости юродствую. Ничего страшного или ужасного в нашем заведении не было, кафешка как кафешка, цены правда кусаются, и еще меня-шеф повар пугает, а так стандарт… Но с другой стороны, если бы я не опоздала сегодня на свою вынужденную подработку, то успела бы переодеться, и мне не пришлось бояться, испортить единственную приличную вещь в своем гардеробе. А про цены, мне же тут кушать не предлагают - правильно? Мне за прошлый заказ, причем не мной съеденный, рассчитаться бы, и судя по моим подсчетам, это займет у меня еще парочку месяцев. С поваром, которого зовут – Марик, мы не сошлись во мнениях в первый же день моей работы в этом заведении, когда я не особо оценила ту красу неземную, что он соорудил на тарелке очередного клиента, выдавая это за шедевр. Настроение у меня в тот день и так не ахти было, а тут еще он со своим шикарнейшим тирамису. Кусок кекса с непонятной ягодкой на верхушке, что пришло в голову, то и ляпнула, не подумав о последствиях и заработав в его глазах непримиримого врага. А стоило всего лишь свой язык прикусить, промолчав, и все бы прошло без эксцессов… На самом деле в последнее время я вообще была похожа на сонную муху, ни о чем кроме сна не думающая и не мечтающая, и засыпающая, стоило только прислонить свою голову к подушке. Списывая все на банальный весенний авитаминоз, я продолжала надеяться, что с приходом лета моя жизнь наладится и снова войдет в привычную колею. Поэтому ругаться у меня настроения не было, собственно как и мириться, хотелось одного – домой, и спать! Но жизнь - это вам не сказка, а моя работа - это не конфетка. Проходившая мимо официантка, задела своим вторым девяносто поднос, что я несла в мойку, и он с ужасным грохотом свалился на пол, разбивая на мелкие осколки все свое содержимое. Маруська тут же стала кричать, обвиняя меня в медлительности и кляня мою не расторопность, а я присев на корточки рассматривала искрящиеся под лампами кусочки стекла, что когда-то были бокалами. На Машку я не обижалась, обычная девчонка с обычным среднестатистическим складом ума, и телом, что заставляло пускать сопли и слюни многих представителей сильного пола. Внешность же у нее была самая, что ни на есть обыкновенная: блондинка (натуральная, это подтверждалось ее интеллектом) с голубыми глазами и хорошей фигурой. У нашей "богини" были вполне меркантильные планы: устроить свою жизнь за счет богатого папика, а я же в эти планы совершенно не списывалась. Для своей цели ее гардероб был подходящим. Вечные мини-юбки, едва приковывающие те места, на которые людям не позволяют смотреть их моральные принципы, хотя если так судить, то у нас половина посетителей и работников были гуманоидами, коротенькие топы и туфли на высоком каблуке также были вечными спутниками нашей "крысявицы". Первое время она только шипела в мою сторону, и я попыталась поговорить с ней, объясняя, что не наш босс, которого я, к слову сказать, видела только один раз в жизни, в тот момент, когда объясняла ситуацию с выплатой долга, ни кто-либо другой из мужского пола меня не интересуют. Нужно отметить, что говорила я все равно, что со стеной, и все мои старания остались без ответа. Мне объявили негласную войну, записав в разряды лесбиянок, и её даже не смущал тот факт, что меня бросил жених, тут же в этом заведении, что полностью, по сути, опровергало саму эту идею. Обидно, да, но не смертельно, пусть говорит что хочет, ей все равно мало кто верит, но все-таки мне мешает, продолжая и всех остальных держать на расстоянии. Не могу сказать, что меня это особо радовало, ведь я тоже живой человек, и мне тоже хочется найти нормальных друзей, а не тех, кто дружит с тобой, пока у тебя есть деньги в кошельке. Просто в последнее время я все чаще стала ощущать одиночество среди толпы, чувствовать голод по простому человеческому общению. Хватило бы простого разговора ни о чем, обсуждения фильма или книги… Но на работе я была изгоем из-за своего начальника, а тут из-за глупых сплетен. Я постоянно была в коллективе, меня окружали десятки человек, однако в итоге я все равно оставалась одна… Верила ли Маша в то что говорила, или просто старалась хоть чем-то досадить, понимая что меня мало задевают ее колкости, и я на нее просто не обращаю внимания?! Неважно, я уже практически научилась абстрагироваться и приспосабливаться, осталось дело за малым, научится не дышать. Подумаешь, проблема! Но на данный момент меня интересовало совсем иное, перспектива рисовалась совсем не радужная, и мне было жалко себя до зеленых соплей. Понятно, что к моему долгу сегодня припишут еще пару ноликов, не зря же меня еще в первый день предупредили, что посуда тут дорогая. С тяжелым вздохом я потянулась к самому большому осколку. – Не трогай, еще порежешься. Мою руку перехватили и сжали сильные и горячие мужские пальцы. Простое, ничего не значащее соприкосновение, двух разных людей, а чувство было такое, словно столкнулись две вселенные. И это заставило мою кровь течь по венам быстрее, согревая изнутри теплом и нарушая ритм сердца. Я еще не пришла в себя, а он уже продолжал говорить, и не со мной: – Захлопнись, Маруська. Давай неси веник из подсобки и убери здесь все, что ты на куролесила, пока кто-то не пострадал из служащих, – голос был уверенный и очень знакомый, причем с официанткой пытались спорить, не одобряя ее поведения, лишь несколько человек, а людей, которых она бы слушалась, было вообще вымирающее количество. Маша еще пыталась протестовать, но ее даже никто не стал обращать внимание. – А что, это я? – А давай ты не будешь сейчас вставать в позу, хорошо?! Галопом унеслась! Одна нога там, другая здесь. Иногда бывают такие моменты, незаметные для окружающих, но которые становятся решающими для вас. Не знаю, что сказалось, может быть то, что я отвыкла доверять кому-либо и ждать защиты, ждать помощи. Знаете, как говорят: "Жизнь - хороший учитель, берет дорого, но объясняет доходчиво". Но вот рядовой случай заставил меня поверить в невозможное и посмотреть на своего спасителя, как на ангела Божьего, присланного мне в дар. Привыкшая полагаться только на саму себя, знающая цену словам и поступкам окружающих людей, я снова заплутала в облаках… Медленно поднимая глаза от наших переплетенных рук и растянув губы в улыбке, посмотрела на того человека, что решился помочь мне. Мне, той, что так давно не видела от людей ничего хорошего, что уже даже забыла, что говорят в ответ на доброту. – Спаси… Слова замерли на губах, когда я поняла, кто помог мне сегодня. – Рот закрой, муха залетит! – А-а?.. – Не акай, иди работай, за тебя тарелки никто мыть не будет. От окрика и сквозившей в словах иронии я испугалась и резко дернулась в сторону, вырывая свою руку из захвата чужих пальцев и резко вставая, вернее, пытаясь встать. Не рассчитав силу инерции, я начала клониться, как пизанская башня, и все что я успела сделать, это выставить руки ладошками вперед, смягчая падение. То, что это была неудачная идея, меня тут же оповестила сильная боль с тыльной стороны руки, и я с удивлением перевела свой взгляд на неё, желая найти источник боли. И он был тут же обнаружен, им оказался большой осколок стекла. Мне нужно было что-то срочно делать, но я вместо визжания, которое издала бы Маша или любая другая девушка, просто впала в ступор, продолжая тупо пялиться на свою пронзенную, чуть ли не насквозь, ладонь. – Дай посмотрю! – голос был настолько требовательный, что не подчиниться было просто невозможно, но если быть уж совсем откровенной, боль тут тоже сыграла свою роль, причем далеко не последнюю, в решение позволить вытащить это чудище из моей руки. Мою ладонь потянули на себя, темноволосая голова склонилась, разглядывая рану, сквозь зубы бормоча проклятия. Он одним ловким движением вытащил стекло и, зажав края рваной раны, попытался остановить кровь. – Вот если бы ты не порезалась, это была бы не ты, да? – повернувшись, заскользил глазами по толпе за спиной. - Вадик принеси аптечку. – Сейчас все будет, – парень в форме официанта, расталкивая людей, унесся, сверкая пятками, а я все еще думала, мне уже плакать, или и так сойдет?! Осторожно взяв меня за запястье, мой спаситель потянул его к крану с водой. Я дернулась всем телом, зашипев от боли, когда холодная струя воды ударила в самый центр кровоточившей раны. Услышав стон, он повернулся, глянув через плечо на мое перекошенное болью лицо, и его взгляд тут же смягчился, засверкав добротой и состраданием. Это первый раз, когда я видела его таким – не знаю, как это назвать, человечным, что ли. – Терпи. Подскочил Вадик с чемоданчиком первой помощи. – Куда поставить? – Давай сюда, открой его и найди перекись водорода. Он повернулся так, чтобы я не видела происходящего, закрывая широкими плечами обзор. Что-то шелестело, звук открывающейся ампулы. Я могла только догадываться, что он там делает с моей рукой, и поэтому в очередной раз дернулась всем телом, когда почувствовала укол, будто от иглы, непосредственно в эпицентр боли. – Тс… Не дергайся… Уже не больно… Это простая инъекция от столбняка. Уткнувшись в его спину, куда-то между лопатками, зажмуриваясь и кусая губы, сдерживала непроизвольные стоны боли. Конечно, он просто перестраховывался, без укола вполне можно было обойтись, но я ему была благодарна за заботу. Наш шеф-повар еще минут пять возился с моей рукой, причем, нужно отметить, все его движения были мягкими, уверенными и абсолютно не причиняющими боли. Пока Марик занимался моей рукой, я постаралась приложить все свои силы, чтоб полностью отключиться от реальности, спускаясь в глубокие дебри раздумий о сущности бытия. "Какие все-таки люди могут быть разные", – думала я. - Как несправедливо мы иногда судим. Ведь он, кто бы мог подумать - ОН оказал мне такую своевременную помощь, – продолжала философствовать я. - А та же Машка, я уверена, продолжила бы ворчать, но вот помочь, оказать бескорыстную помочь... Пошла бы она на это? Хотя, может быть, я ее плохо знаю, может быть, она просто не такой человек? А какой человек Марик? Я ведь почти ничего не знаю о нем. Хотя до того случая Вадик, официант, который сейчас принес аптечку, с которым мы, кстати, стали более или менее дружны, мне что-то между делом рассказывал". Подавив очередной приступ боли, я нахмурилась, пытаясь вспомнить подробности. Детство у Марата было трудным, мать умерла рано, отец пьянствовал. Стандартная история, в которой пострадавшим оказался двенадцатилетний мальчик. Как рассказывал Вадим, поначалу он старался всеми силами вырвать отца из запоя, что ему с трудом удавалось, но лишь на определенный срок. Свое бессилие в этой ситуации и слабость отца перед зеленым змием, очень расстраивало парня. Но, видимо, оставшись без жены, его родитель перестал ценить свою жизнь, полностью утратив к ней интерес. Ровно через шесть лет его мучениям и мучениям его сына пришел конец, и он отправился вслед за женой, "осчастливив" этим сына на его же (сына) день рождения. Я не знаю подробностей, но мне и этой информации достаточно, чтобы нарисовать картинку его дальнейшего будущего. После такого детства и отрочества становилось понятно, почему этот мужчина стал одиночкой и настолько замкнулся в себе. А с годами, так и не научившись доверять другим людям, все его страхи только обострились, лишь меняя очертания и становясь орудием, которым он отныне защищался от всех окружающих, и им стал сарказм. Между прочим этот свой прием он не раз применял и ко мне, пряча за колкими словами свою душу. Надо бы его расспросить, узнать побольше, вряд ли, конечно, он пустит меня в свою жизнь, но попробовать все же стоит, как говорят: "Попытка не пытка". А вдруг мне повезет? Из глубины мыслей меня вырвал голос моего спасителя. Его радостное: "Готово!" - внезапно наполнилось непонятной, но безумно приятной отеческой заботой, которой ни я, ни, как выяснилось он, по сути не знали. После того как он справился о моем самочувствие, а я поблагодарила его, Марик отправил меня домой, грозно посмотрев в ответ на цокнувшую язычком Марию. Когда я уже уходила, мне кажется, я даже слышала начальную часть возмущений официантки (вы же поняли о какой идет речь), но на данный момент мне было все равно, на ее очередные возмущения. Баюкая гудящую от боли руку, мне без всяких эксцессов удалось добраться домой, но на этом полоса моего везения благополучно закончилась. Ведь после двойного поворота ключей в замке я снова с головой окунулась в, полную проблем, жизнь, не то чтобы я оттуда хоть на время уходила, но все же. Мама, оставив невесомый след прикосновения к щеке, поплыла (именно поплыла, как призрак) к своей комнате. Она не заметила ни мое белое от боли лицо, ни перевязанную руку, а я, я впервые не пошла за ней в бесполезной надежде утешить. Осознавая, наконец, свою основную ошибку, понимая, что своей заботой делаю все только хуже и, решаясь на немыслимое, включение режима полного пофигизма. И поэтому, не испытывая ни малейших угрызений совести, я отправилась в свою комнату, на кро... совсем забыла, матрас. На меня тут же нахлынули воспоминания. Счастливые воспоминания, которые были большой редкостью в последнее время, ибо со счастьем у меня в жизни наблюдался дефицит. И под мысленный смех девочки, то бишь меня, уронившей свое мороженое на улыбающегося папу, я заснула в умиротворенном состояние духа. В темную квартиру зашел человек, клацнув клавишей, включил свет, разулся в прихожей и молча прошествовал на кухню, ставя на стол тяжелые пакеты и начиная выгружать из них многочисленные продукты. Когда по квартире уже пошел запах почти готовой, испеченной в духовке курицы с картошкой и сыром, дверь в закрытую комнату приоткрылась, и оттуда выглянул второй мужчина. На цыпочках, словно крадучись, он прошел на кухню, и даже на первый взгляд было понятно, что назвать этого мужчину молодым и здоровым, может только человек с большим воображением. Весь его облик складывался из противоречий, его возраст терялся где-то между годами сорока-пятидесяти, и столь противоречивым цифрам только способствовали темные круги под его глазами, сало, что свисало с его боков, и чудовищного вида залысины, что совсем его не красили. Но самым ужасным было вовсе не это, самым пугающим и настораживающим были его потухшие глаза, без малейших признаков жизни. – Как день прошел, Марик? – вялым голосом спросил вошедший, демонстрируя никудышную попытку изобразить энтузиазм.