Не-одиночество

Имена - как бусины на чётках. Имена ушедших друзей. Кто-то помладше, кто-то постарше, но никого - рядом. Кто-то ушёл навстречу карьере, как бывшая подруга, её напарница по малой сцене, её Грёза. Славная, сильная девушка - Андре так нравилось играть с нею вдвоём. Она тоже жила сценой - или так только казалось? Она до сих пор играет кокетливых девочек в дорамах, и в глазах у неё, как ни всматривайся - ни тени прежней силы. Одно кокетство. Раньше они то обжигали режущим холодом, то согревали, как первые солнечные лучи. Теперь - только поблёскивают. Как пуговицы на ревюшном фраке. Обидно - не за то, что ушла: уходят почти все. За то, что потерялась там, в большом мире за стенами Такарадзуки. Кто-то ушёл в тихую семейную жизнь. Вязать носки и нянчить детей, присылать открытки на Новый Год и День Рождения: «Милая Юко, ты ещё играешь! Как это замечательно, пусть и дальше тебя радует твоя работа»... трогательно. Но за строками письма - почти ужас: за пятьдесят, а всё не замужем и всё ещё играет мужчин. - Говорят, между прочим, после климакса начинает портиться голос, - задумчиво говорила за чаем в прошлые выходные та, которую еще десять лет назад называли «кокоро-но отокояку». Есть и другие. Те, которые не продали себя, те, которые приходят с цветами на спектакль не только из чувства долга. Которые пишут: «Видела твоего Беккета. Плакала, веришь ли - впервые за сколько лет плакала в театре. Пожалуйста, оставайся такой же, Юко!». Отокояку или мусумэяку - они не предали себя, и это куда важнее чем то, чем они теперь занимаются. И пусть рядом со строками о Беккете - болтовня о муже и детях. Для них это важно, как для неё - театр. Есть театр бывшей дорогой ханагата, есть студия милой Рёко. Они понимают друг друга, но... Но из людей её юности в Театре остались одни сэмпаи. Те, кто пришёл на пять, на десять лет раньше, у кого свои воспоминания и свои думы. Они дружны между собой, они не одиноки... А вокруг Мэйю Андре - пустота. Наполненная шорохом апплодисментов, шепотом сыгранных и ещё не сыгранных ролей, гулом настраиваемых инструментов... и всё же пустота. Где некого окликнуть: «Эй, помнишь - мы ставили...». Некого спросить: «А тогда, тридцать лет назад в массовке - помнишь, ты смотрела на меня? До сих пор думаю: почему...». Где нет руки, на которую можно привычно опереться в поддержке, спины, на которую ориентируешься на сцене - ровесницы, с которой выходили в первый год и с тех пор играли вместе. Это всё есть у сэмпаев. Ей - не досталось. И всё-таки у неё есть другое. То, что куда важнее. У них - своя компания, свои дела, свои разговоры. А у неё - молодёжь труппы Ханафубуки. Не родной труппы, ничем не близкой. Просто требующей педагогического влияния. - Будьте для них примером, Мэйю-сан, - напутствовали её. И она была. Сперва - наперекор себе, наперекор шаблонным, картонным ролям, наперекор тянущим на себя одеяло вторым и третьим, которые мнят себя уже первыми из первых, наперекор равнодушию постановщиков, записавших спектакль в провалы и забывших. Потом - с радостью, хотя картон, увы, оставался картоном, и одеяло всё ещё приходилось отнимать с боем: она увидела молодых. Отокояку, которая вдруг, посреди полной пустоты и отчаянья, на пороге самоубийства своего геро, глянула в зал - и стало ясно: это не трусость сложившего оружие, это - последнее колебание решившегося на подвиг. Мусумэяку, одним движением руки, одним балетным прогибом спины сказавшая больше, чем её собеседница - длинным и бездушно исполненным монологом. И всей усталости, всех долгих дум об одиночестве стоило это счастье, когда одна из “учениц” улыбается - до того знакомо, что не сразу и поймёшь, что это отражение твоей улыбки. Только непохожее отражение. Отражение на совсем другом лице. Потому что две одинаковые актрисы - это две плохие актрисы, как говорила великая Сонэдзаки Хацу.

***

Домашний телефон старательно изобразил, что он играет «Лебединое озеро». - Алло? - Алло. Голос странный, смутно знакомый. Словно откуда-то из прошлого. - Простите, наверное, неверно набрала номер. Давно не звонила. Но, может быть, всё же... это Асахи Ё? - Да, я. Добрый вечер, чем могу помочь? Тишина в трубке долгих несколько секунд. - Это я. Пожалуйста, можно с тобой поговорить?