Ю Дже Сок объявил накануне, что на генеральной репетиции всё будет максимально приближено к спектаклю. После заданного мальчишками вопроса, что это означает, снизошёл до объяснения:
— Это значит, что завтра прогон сцен будет проводиться в полном облачении, плюс макияж.
— Макияж?! — Джеджун был в шоке.
— Да, именно. Я понимаю, вы у меня и так красавцы писаные, но макияж всё же необходим — женские роли обязывают.
— И почто нам такое унижение! — картинно заломил руки Ючон. — Женские роли, платья, так ещё и разрисуют как кукол.
— И чья это идея, позвольте спросить? — прищурился Джеджун.
— Распоряжение директора, — коротко ответил учитель, пожав плечами, он и сам был удивлён.
Джеджун давно стал подозревать, что за всем этим кто-то стоит. Сначала было жёсткое условие, чтобы главные роли исполняли он и Чон, потом — тряпки из театра, теперь — макияж. Было очевидно, что кто-то просто развлекается. Но вот кто и почему — это оставалось загадкой. Ким поделился своими догадками с друзьями и Юнхо, даже язва Чанмин вынужден был согласиться с доводами Джеджуна, что всё это неспроста. Но никто из мальчишек не подозревал, кому они могли так насолить.
Двумя днями ранее.
В кабинете директора зазвонил телефон селекторной связи. Подняв трубку, он услышал сообщение секретаря, что к нему пришёл посетитель и требует немедленной аудиенции. Едва мистер Чхве дал добро, как в кабинет к нему вошёл Ким Хичоль. Как же этот молокосос раздражал. Но ссориться с ним было невыгодно, поэтому приходилось терпеть выходки избалованного мальчишки. А тот, словно точно знал о чувствах директора, ухмыльнулся и, абсолютно не церемонясь, не считая нужным спросить разрешения, буквально плюхнулся в глубокое кресло напротив Чхве.
— Чем обязан? — только и спросил директор.
— Дело в том, что, как я слышал, подготовка к представлению идёт полным ходом. Поэтому я опять хотел бы предложить свои услуги.
— Да? — удивился директор. — И какие же на этот раз?
— Ведь очевидно, что актёрам необходим хороший гримёр. Парни на женских ролях — это всё равно парни, а макияж и грим исправят все недочёты, да и мавр должен быть как минимум чёрен лицом, если следовать тексту пьесы.
— Согласен, и что Вы можете предложить?
— Я приглашу гримёра из театра. Он два дня будет работать в школе.
— Почему два дня? — озадаченно спросил мистер Чхве.
— Как, вы не знаете, что генеральная репетиция должна проводиться в максимально идентичных представлению условиях, то есть, при полном параде, как говорится? Мистер Чхве, не ожидал от вас подобного невежества.
— Молодой человек, не забывайтесь!
— Ладно, простите, — ухмыляясь, произнёс Хичоль, но в голосе не слышно было и намёка на раскаяние.
— Надеюсь, это всё? — раздражённо поинтересовался директор.
— Да, абсолютно.
Когда Ким Хичоль вышел за дверь, Мистер Чхве от души шваркнул о стену увесистое пресс-папье. Да, время чернильных ручек прошло, но директор любил этот предмет. Он напоминал ему о детстве, когда маленький Шивон сидел в кабинете отца и, не дыша, слушал, как скрипела, бегая по бумаге, авторучка, наполненная чернилами, и с нетерпением ждал момента, когда отец допишет страничку и разрешит ему, наконец, промокнуть её этим самым пресс-папье. Улыбаясь, директор чувствовал себя сентиментальным дураком, но это были самые светлые и яркие воспоминания. Поэтому сей коллекционный предмет всегда лежал на столе. Порой мистер Чхве специально использовал гелевую ручку, чтобы можно было, как в детстве, промокнуть буковки, не успевшие как следует высохнуть. И вот сегодня этот мелкий засранец умудрился настолько вывести из себя директора, что тот, не задумываясь, пожертвовал сим предметом, дабы приглушить ярость, снедающую изнутри.
Учебный день прошёл очень даже спокойно, что уже настораживало. Даже Ючон ничего не натворил — видать, сказалось волнение. И если актёры, исполняющие мужские роли, ещё как-то могли смириться с необходимостью два дня подряд облачаться в ненавистные сценические костюмы, а некоторые даже находили определённую прелесть в этом, то Джеджун и Ючон просто негодовали по данному поводу. Но кто услышит голос вопиющего в толпе, которая только и ждёт момента, чтобы крикнуть азартное, но жестокое: «Ату!»
Приунывшие мальчишки направлялись в актовый зал как на эшафот.
В зале под гримёрную выделили угол и отгородили его ширмой. Едва парни вошли в помещение, увидели декорацию к первой сцене. Хёнджун даже присвистнул от удивления.
— Ни фига себе! — восхищённо воскликнул он.
Его товарищи только и могли, что согласно кивнуть. Поражены были все присутствующие. Ибо нарисовано было действительно правдоподобно. И только Джунхо сохранял спокойствие. Он знал, сколько труда вложил его братишка в этот проект. Сколько эскизов он набросал на стандартных альбомных листах, прежде чем решиться воплотить все идеи на большом полотне. А Дже Сок улыбался, видя, насколько поразила картина учеников, он был доволен собой, ведь именно ему принадлежала идея привлечь потерявшего голос Кима к подготовке декораций. А мальчишки, весёлой гурьбой поднявшись на сцену, принялись разглядывать картины к остальным сценам. То и дело раздавались восхищённые возгласы. Джунсу стоял в сторонке, мило краснея. Он был жутко доволен тем, что его работу так высоко оценили. Даже учитель накануне искренне похвалил его. Тут вся эта вопящая куча-мала кинулась обнимать художника. Тот был смущён таким вниманием к своей скромной персоне. Вот кто-то крикнул: «Качать его!» — и Джунсу почувствовал, что кто-то уже ухватился за его руки. Он изо всех сил пытался сопротивляться, но что он мог против толпы заведённых фанатов своего творчества… Спас положение Ю Дже Сок:
— Так, шалопаи, прекратили! Нечего время тянуть. Первыми на грим идут Яго, Брабанцио и Отелло с Дездемоной, — распорядился учитель.
Воцарилась мертвая тишина, все мгновенно забыли о художнике. Исполнители названных ролей прошли за ширму, где их ждала довольно хорошенькая девушка. Она внимательно осмотрела парней и первым усадила в кресло Чанмина, так как на него времени должно было уйти меньше всего. Руки гримёра мелькали с такой скоростью, что невозможно было уследить за всеми манипуляциями. Всего пять минут — и вот солдат и знаменосец с загорелым обветренным лицом смотрит на окружающих, недостойных его внимания людишек-обывателей, прищурив свои стального цвета глаза, чуть нахмурив густые брови. Итук, Джеджун и Юнхо просто онемели от разительной перемены, что на их глазах произошла с мелким. Сейчас перед ними стоял суровый мужчина возрастом «немного за двадцать пять». Осталось только облачиться в костюм. Стоило только первому персонажу показаться из-за ширмы, по залу пронеслось дружно произнесённое: «О!».
Тут не умеющий долго унывать Ючон прошептал на ухо Дежджуну:
— Представляешь, как мы будем смотреться?
— Уже представил, — хмуро ответил тот.
— Да, но хуже всего придётся Чону — его же всего гуталином перемажут, — хохотнул Пак.
— Ну, допустим, не гуталином, а гримом, — поправил друга Ким. — И я не думаю, что ему будет хуже, чем нам, ведь он всё же мужика играть будет.
— Ха, профессор, да какая разница чем, главное — результат. Ты только подумай: чёрная моська, одни зубы блестят да белки глаз, ещё парик из каракуля — загляденье.
— Угу, а мы в платьях и с разукрашенными как у кукол рожами будем смотреться вполне адекватно, ты так считаешь?! — возмутился Дже, после чего Ючон немного приуныл, но ненадолго.
— А давай мы своих «мужей», так сказать, возбудим и не дадим? — азартно загорелись его глаза.
— Ты в своём уме? О чём ты вообще говоришь? Над нами и так все ржать будут, ты ещё большего позора хочешь?
— А чего, мне его идея нравится, — ухмыльнувшись, вставил свои пять копеек Хёнджун, что молча наблюдал за перепалкой товарищей. — И я к тому же буду рядом — так что помогу расправиться с особо языкастыми и «рукастыми», если таковые обнаружатся.
— Придурки, — тяжело вздохнув, констатировал Джеджун.
Тут закончили гримировать Итука, и после переодевания из-за ширмы вышел дородный сорокалетний мужчина. Весь зал снова ахнул в предвкушении, как же будут выглядеть главные герои.
Настала очередь Юнхо. Действительно, выглядел он весьма претенциозно, почти так, как описывал Ючон, разве что кудряшки на парике были немного крупнее, нежели у каракульчи.
— Ну что, негра старая*, проверим твою воздушную подушку под черепушкой? ** — тут же скаламбурил Пак, стукнув Чона по темечку ладошкой. Тот, оскалившись, попытался дать пинка наглецу, но, не успев этого сделать ввиду особой прыгучести последнего, только произнёс с некоторой издёвкой:
— Девочки, теперь ваша очередь, прошу, — с шутовским поклоном он указал рукой на кресло в «гримёрке».
Убив его взглядом, Джеджун, тяжко вздохнув, уселся в ожидании. Девушка долго не колдовала. Немного подвела и без того красивые, выразительные глаза, мазанула туши на ресницы, чуть-чуть румян на ставшие уже пунцовыми от смущения щёки, отчего казалось, что румяна, напротив, осветляют их. Ещё добавила розового блеска на губы, парик из длинных светло-русых волос, забранных в витиеватую прическу и украшенных россыпью искусственных камней и жемчуга, искусно вплетённых в золотистую сетку, голубые линзы — и четырнадцатилетняя*** жена мавра готова. Едва Джеджун отвернулся от зеркала, друзья дружно присвистнули. Перед ними стояло само воплощение юношеской мечты. Девушка реально выглядела на все сто, разве что нервно подёргивающийся кадык выдавал настоящую сущность актёра. Дружно надели платье, попутно облапав, чтобы окончательно убедиться, что чудо, стоящее перед ними — их друг, затянули шнуровку и вытолкнули из-за ширмы. В зале воцарилась тишина, её нарушил один-единственный возглас:
— Ёпамама…
Кем это было сказано, Дже не понял, но, подняв глаза, увидел, сколько взоров обращено на него. Жутко захотелось спрятаться. Но, определив, сколько парней смотрят на данный момент на него с восхищением и неприкрытым вожделением, Дже вновь начал закипать. Однако, решил, что надо привыкать, ибо завтра будет хуже. Ведь сегодня на него смотрело от силы пятнадцать человек, а завтра… завтра здесь будет полон зал школьников, учителей и родителей, не считая представителей комиссии. Поэтому, взяв себя в руки, Джеджун с вызовом посмотрел на всех, через силу улыбнулся, стараясь сделать это как можно обаятельнее, и присел в реверансе, вызвав тем самым аплодисменты и одобрительный свист. Оглянувшись назад, он увидел две довольные мордашки, выглядывающие из-за ширмы, что улыбались ему, поддерживая, а Ючон ещё и поднял большой палец, одобряя действия друга. Воодушевлённый дружеской поддержкой и провокационным подмигиванием Пака, косившего в сторону Отелло, стоявшего, как, впрочем, и большинство в зале, с открытым ртом, Джеджун подошёл к муженьку и «подобрал» ладошкой его челюсть со словами:
— Дорогой, нехорошо хвастаться. Уже весь зал видел, что дантист у тебя превосходный, — а на ухо зашипел:
— Гланды простудишь.
В зале раздалось покашливание, которое должно было замаскировать смех, вырывающийся наружу. Глаза Отелло сверкнули, он быстро включился в игру и выдал, плотоядно улыбаясь:
— Милая, мы с тобой чуть позже всё обсудим, без свидетелей, — чем весьма огорчил этих самых «свидетелей», уже настроившихся на очередное представление от КимЧонов — слишком уж тихо те вели себя последние несколько дней, лишая всех привычного развлечения, затем, практически касаясь розового ушка «супруги», добавил:
— Продолжишь разговаривать со мной подобным образом — трахну, — слегка погладил он Кима пониже спины.
— Обязательно, — игриво парировала Дездемона для «зрителей» и, повторяя действия Юнхо, дыша тому в самое ухо, добавила:
— Попытаешься повторить подобное, я тебе яйца оторву, причём настолько быстро — испугаться не успеешь.
Все, кто видел улыбку Кима, позавидовали Чону, и лишь тот, кому этот оскал был адресован, не обольщался, прекрасно понимая, что означает он всего лишь быструю, а посему практически безболезненную кастрацию…
Когда к залу вышел Ючон, возгласов восхищения и одобрения было ненамного меньше. Ибо «девушка» в ярко-розовом платье, с пухлыми губами цвета спелой вишни, глазами болотного оттенка и длинными темно-каштановыми волосами была действительно хороша. Пак, подхватив полы платья, лучезарно улыбнулся и крутанулся вокруг своей оси, давая всем присутствующим в полной мере насладиться зрелищем и удостаиваясь, как и Джеджун, аплодисментов. Затем хитро посмотрел на Чанмина, который уже чувствовал, что попал. Ибо такая Эмилия пугала его ещё больше. Пак, заметив замешательство сценического мужа, заговорщицки подмигнул тому, давая тем самым понять, что развлечение только начинается.
Хёнджуна же гримировать практически не потребовалось. Ибо мальчишка и так выглядел старше своих лет. По сценарию — он герой положительный, следовательно, добавлять ему хищных черт — как это было в случае с Чанмином — не понадобилось. Поэтому ограничились лишь небольшим количеством грима, придающего коже загорелый оттенок, да чуть подвели глаза, сделав их немного выразительнее.
На остальных понадобилось ещё меньше времени.
Репетиция прошла более-менее спокойно, ибо зрителей как таковых ещё не было, а текст все актёры уже знали назубок, причём не только свой. Поэтому все прошло относительно быстро, если не обращать внимания на то, что актёры, исполняющие мужские роли, периодически зависали, глядя на Джеджуна и Ючона. Но общего впечатления это не испортило, ибо всё можно было списать на соблюдение театральной паузы.
Расходились все в приподнятом настроении, никто за всё время репетиции так и не поругался. Ючон, хотя и обещал Чанмину взглядом все прелести семейной жизни показать, вёл себя вполне адекватно. Лишь один раз, когда в сцене участвовала «супружеская пара» и Дездемона, обе «девушки» одновременно нехило хватанули Яго за попу, что заставило несколько расслабившегося парня подпрыгнуть, непроизвольно взвизгнув.
Учитель Ю был доволен, теперь он был согласен с директором, что генеральную репетицию следовало провести в полном облачении и гриме, как это делали в театрах. Ибо теперь парням будет проще на завтрашнем выступлении.
На следующий день все занятия в школе отменили. Ученики убирались, подготавливая здание к приёму многочисленного количества людей. Класс, отвечающий за спектакль, готовил актовый зал к премьере, проверял наличие реквизита, выстраивая декорации в соответствии со сценарием. «Продовольственный комитет» во главе с Шиндоном накупил разной всячины, рассчитывая, что еды хватит, и не придётся отвлекаться во время спектакля на беготню по магазинам, дабы полностью насладиться представлением, ибо обещано было нечто фееричное.
Все актёры заметно нервничали, некоторых слегка потряхивало, всё-таки выступать перед такой обширной аудиторией детям ещё не приходилось. Правда, они надеялись, что больше и не придётся. Пытаясь разглядеть зал в щёлочку между двумя полотнищами занавеса, ребята видели, что помещение постепенно наполняется, первые зрители уже рассаживались. Юнхо «рисовали», последним, так как боялись, что от жары, спровоцированной большим количеством народа, грим может потечь.
Общий восхищённый возглас прокатился по залу, едва открылась первая декорация. Мальчишки играли, по мнению Ю Дже Сока, так вдохновенно, как ещё не было ни на одной из репетиций . Видать, всё же осознание того, что на тебя смотрит множество глаз, несколько дисциплинировало. Да, парни смущались, краснея, порой заикались от волнения, но сколько чувств было вложено — нельзя было не заметить, что эмоциональность оставалась на должном уровне.
Когда появилась Дездемона, все ахнули. А один из кураторов городского отдела образования даже поинтересовался у сидящего рядом с ним директора школы, неужели это мальчик. Получив утвердительный ответ, мужчина только и смог, что покачать головой — настолько не сходилось у него то, как, по его мнению, должен был выглядеть мальчик, независимо от того, надет на него костюм или платье, и то, что он видел. И вынужден был признать, что актёр на роль молодой женщины был подобран идеально, как, впрочем, и остальные.
И вообще, «девушки» на сцене как-то распоясались, воплощая в жизнь план Ючона «возбудим и не дадим». Дездемона и Эмилия неприкрыто флиртовали не только с мужьями по пьесе, но и со всеми героями. Если бы в своё время учитель не заставлял актёров назубок выучить свои роли, кто знает, во что вылился бы весь этот спектакль. Зрители всё списывали на довольно необычную трактовку пьесы. Ю Дже Сок, в свою очередь, лихорадочно соображал, как он будет объяснять то или иное действие героев, выходящее за рамки спектакля. И так как практически все присутствующие в зале знали, чем должна окончиться пьеса, многие, глядя на поведение жён главных героев, посчитали, что «развратницы» просто обязаны умереть. Уже к третьей сцене все в зале готовы были помочь мавру и его знаменосцу расправиться с негодницами, правда, с одним маленьким условием: сначала основательно их поимев. Причём совершенно забывая, что, в своё время, читая это произведение или просматривая его экранизации, всегда жалели «бедняжек».
Но всё это, как ни странно, нисколько не портило впечатления, наоборот, даже разбавляло немного мрачный сюжет пьесы, превращая её в трагикомедию.
И вот, наконец, она, последняя сцена.
Дездемона:
«Убей хоть завтра, дай мне ночь прожить!»
Сказав это, Джеджун ловко попал коленом точно между ног Отелло, прошептав на ухо:
— Бубенчики побереги.
Глаза Чона увеличились в размере. Увидь он сейчас себя в зеркале, больше никогда не стал бы причитать по поводу их маленького размера. Джеджун без всякой операции за пару секунд помог побороть этот комплекс. Зрители дружно ахнули, увидев, что творится на сцене. Половина зрительного зала из солидарности была готова помочь мавру расправиться с сопротивляющейся женой, другая же половина решила, что строптивая Дездемона придаёт пьесе больше живости, нежели «тряпочка», которую принято изображать в классическом варианте. Тот же куратор, что интересовался исполнителем главной женской роли, заметил, что ему нравится подобная несколько вольная трактовка произведения. Директор облегчённо вздохнул.
Немного отдышавшись, Юнхо вынужден был продолжить, несмотря на ощутимый дискомфорт.
Отелло:
«А, ты сопротивляться!»
— Чуть яиц меня не лишил, засранец, — яростно зашептал он на ухо «жене».
Дездемона:
«Хоть полчаса!»
Отелло:
«Все решено! Что медлить?»
Дездемона:
«Дай помолиться мне!»
Отелло:
«Теперь уж поздно!»
Когда мавр начал душить супругу, Киму даже показалось, что Чон реально решил это сделать. Покраснев, он захрипел:
— Ну, козёл, пусть только занавес дадут — тебе я отомщу!
На что Юнхо, улыбаясь, ответил:
— Ким, да ты никак стихами заговорил.
— Угу, я тебе ещё посмертный мадригал сочиню…
Через некоторое время на сцену вылетел Ючон:
— Убийство, добрый господин, убийство! — орал он, бегая по сцене с выпученными глазами, переходя на ультразвук.
В зале послышался восхищённый шепоток: «Как эмоционально играет!» Это вдохновило Пака ещё больше. Поэтому после стона Дездемоны «Убита… Без вины…» и еле слышной реплики в сторону «Мой муж — козёл и сволочь», что была произнесена исключительно для одного участника, он продолжил носиться по сцене с воплями:
«О, ужас! Горе! Голос госпожи!
Сюда! Сюда! На помощь! О, скажите
Еще хоть слово, милая синьора!»
Причём периодически задевая Отелло, стоящего рядом с кроватью, накрытой балдахином. Тому пришлось несладко, ибо прилетало ему куда попало. Раз Ючон, всплеснув руками, смачно шлёпнул его ладонью по лицу. В другой попал точно под дых, отчего мавр стал напоминать выброшенную на берег рыбу. И так продолжалось, пока слова у Пака не закончились. Вот тогда Юнхо и вздохнул облегчённо. Но рано.
Отелло:
«Она в распутство впала, стала тварью!» — Чон грозно топнул ногой.
Эмилия:
«Ты на нее клевещешь, черный дьявол!»
В ответ Пак наступил на ногу Чону так, что тот невольно подпрыгнул. После чего перепалка продолжилась.
Отелло:
«Она была неверной, как вода!»
Эмилия:
«Как безрассудный пламень, ты спалил
Ту, что была самих небес вернее!»
После этих слов последовал удар под дых…
И, наконец, последние минуты спектакля.
Отелло:
«Я перед казнью целовал тебя…
Так и умру — целуя и любя!..»
На этих словах Юнхо, решив отомстить строптивому партнёру, упал прямо на «мёртвое тело» жены, лежавшее на кровати. Джеджун даже пошевелиться не мог, так как считался мёртвым, а Чон наглым образом пользовался этим, обжигая шею Кима горячим дыханием. Тот не выдержал и зашипел:
— Слезь, козёл.
— Не могу, я мёртв, — ответил тот, из вредности лизнув шею парня, явно провоцируя того.
— Щас я тебя действительно убью, — продолжал негодовать Ким.
— Ты тоже мёртв, так что лежи и не дёргайся, — хитро улыбнулся Чон.
Тут они услышали шквал аплодисментов и голос Ючона, стоящего рядом:
— Вставайте, извращенцы, потом налижетесь.
Дездемона тут же выпнула мавра с кровати, от чего тот шлёпнулся на пол, приземлившись точнёхонько на пятую точку, после чего резво подскочил. Все актёры, взявшись за руки, дружно поклонились зрителям и отступили вглубь сцены. Как только большое полотнище занавеса скрыло от зрителей участников пьесы, Чону вдруг срочно захотелось в туалет. Ким бежал за ним, подобрав полы дурацкого платья.
А в зале, практически все зрители разошлись. Только двое человек всё ещё сидели на своих местах.
— Ну, что ж, Хичоль, я честно выиграл. Как видишь, спектакль состоялся, Ким с Чоном живы и даже, как ни странно, подружились, даже я такого предположить не мог… давай ключи, — протянул руку Канин.
Хичоль нехотя протянул ключи от новенькой «Хонды». Он привык возвращать долги.
Вот и закончила я этот фанф. Писала его относительно долго, но я честно забросила все остальные свои задумки, чтобы дописать его в максимально — по моим меркам, не по вашим — короткие сроки))
Жду ваших комментариев, поделитесь произведённым впечатлением.
