Другая история

Очередной порыв ветра выбил зонтик из рук. Он несколько раз перевернулся, ударяясь спицами о камни мощенной мостовой, и исчез в темноте переулка. Тонкс зажмурилась, чтобы не заплакать от досады. С самого утра день не задался, и пусть она к этому привыкла, но никогда еще бардак в её жизни не достигал такого масштаба. Бардак… Полный хаос! Тонкс пнула вынесенный на обочину дождевым потоком камешек и заставила себя собраться. Хотят небеса, чтобы она насквозь промокла, пусть будет, иногда лучше не сопротивляться, чтобы потом не получилось еще хуже. Переулок смотрел на неё мрачными проемами окон, холодный моросящий дождь кусал голую шею, Тонкс морщилась, но упорно шла вперед. Ну и пусть мокрая и продрогшая. Её ждёт уютная комнатка в «Дырявом котле» под самой крышей, горячий ужин и разговор с каким-нибудь пьяницей за барной стойкой. Что ж, вполне сносный вечер. Дождь перешел в ливень, Тонкс не выдержала и спряталась под козырек какого-то крыльца. Да кого она обманывает, меньше всего ей хотелось возвращаться в гостеприимное лоно «Дырявого котла». Может быть, не стоило ссориться с родителями и сбегать из дома под вечер, прихватив с собой рюкзак, в котором всего-то и было, что игрушечный мишка и зубная щетка, гордо продемонстрированная ею матери в качестве доказательства серьезности своих намерений. И раз уж ушла, то явно стоило идти не в «Дырявый котел». Но она отчего-то испугалась, что там, куда нужно было пойти, ей скажут, что она неправа, что так нельзя, и решила, что лучше уж кабачок, чем туда. Дура. А на работе она поссорилась с начальником, потому что позволила себе слишком резкий отзыв о политике Министра, и теперь вынуждена целыми днями перебирать пыльные бумажки в отделе учета. И может быть это было бы вполне сносно, если бы не один уж очень приставучий сотрудник, который при первой удобной возможности пытается полапать её за разные выступающие части тела. Иногда Тонкс очень хочется ему рассказать, как сильно он рискует своими руками. Тонкс опустилась на корточки и прижалась спиной к стене здания. Она никогда бы в этом никому не призналась, но ей было неуютно. Ей было неуютно в доме, из которого она выросла, и с людьми, которые не хотели замечать, что она выросла. И еще на работе, где её не воспринимали всерьез все по той же причине. Выросла… Раньше ей казалось, что её личная жизнь не складывалась из-за того, что для всех она остается маленькой. Теперь же она знала, что отсутствие личной жизни обуславливалось отсутствием нужного мужчины. Несколько месяцев назад мужчина появился, но легче не стало… Внезапно дождь закончился. Тонкс удивленно подняла голову. Прямо над ней стоял Ремус, держа приподнятой волшебную палочку. Заклинание щита. Ну конечно, это же очевидно. Дура в квадрате… - Добрый вечер, Дора. Могу я к тебе присоединиться? - Ремус! – Тонкс подскочила, тут же поскользнулась о скользкий камень и полетела вниз. Люпин аккуратно перехватил её в полете. - Могу я спросить, что ты делаешь здесь так поздно? Андромеда не будет ругаться? Тонкс недовольно одернула полы мантии. - Мне не десять, Ремус! - Ну да, осталось объяснить это твоей матери, - Люпин улыбнулся, Тонкс хмыкнула и отвела взгляд. – Так тебя проводить? Куда? - В «Дырявый котел». - Встреча? – нахмурился мужчина. - Живу там, - вздохнула Тонкс. Люпин приподнял бровь. - Давно? - Вторую ночь… Тонкс на всякий случай оперлась о руку Ремуса: никогда не знаешь, когда равновесие снова решит тебя покинуть. Бардак, царивший в голове, кто-то доброй рукой накрыл тряпочкой. Стало легче. Эх, надо было сразу же… *** - Нимфадора, я требую, чтобы ты сказала мне, где провела вчерашнюю ночь! Тонкс глубоко вздохнула. Ну да, конечно же, было наивным полагать, что её мать не располагает информацией о том, что она в «Котле». Интересно, как быстро ей доложили? На всегда такой чистой кухне Андромеды сегодня царил хаос. Оставленная без присмотра магическая утварь решила самостоятельно приготовить обед. Поучения её матери, временами прерывавшиеся этим животрепещущим вопросом, продолжались уже почти час. Тонкс вздыхала, но отвечать отказывалась, сосредоточив все свое внимание на валяющемся на полу картофельном очистке. Где она провела эту ночь, её мать не касалось. И вообще никого не касалось. Эх, и зачем она только решила забежать перед работой в свой номер? Впрочем, наверное, лучше, что её вырвали оттуда, чем если бы мать примчалась на радость скучающим сослуживцам к ней в отдел. - Нимфадора, ты меня вообще слушаешь? - Да, мама… - Тогда объясни мне, как так случилось, что воспитанная девица вроде тебя, отказывается сообщать своей матери, где она была. Я ведь могу начать думать, что… «Девица»! В этом вся её мать. А ведь когда-то она тоже была молодой, бегала на свидания и наверняка до замужества ночевала не только в своей старой кроватке в детской комнате. Ну что маме от неё надо? - … И Дамблдор считает, что ты готова… - Что? Кажется, не желая слушать мать, она пропустила что-то действительно важное. - Вот и я говорю, «что»?! – Андромеда устало опустилась на стул. – Он сказал, что все равно поговорит с тобой, поэтому, думаю, мне стоит сделать это первой. Нимфадора, Дамблдор хочет пригласить тебя вступить в Орден… В этот раз сознание даже не зацепилось за набившее оскомину «Нимфадора». Дамблдор хочет пригласить её в Орден, то есть… - В Орден Феникса? - Да. Несколько месяцев назад она была бы счастлива от того, что её наконец-то заметили и восприняли серьезно. Но сейчас в голову пришла совсем другая мысль… - Скажи мне, что ты откажешься, - такой прямой взгляд глаза в глаза. - Я соглашусь. - Это опасно, Нимфадора. И ничего хорошего это не значит. Будет война, и я не согласна тебя терять, - в голосе Андромеды сквозит неприкрытая усталость. Тонкс растеряно смотрит на мать, теперь ей понятна её неожиданная агрессия в отношении вполне невинного предложения переехать в отдельную квартиру. Прости, мама, уже поздно отговаривать, она приняла решение намного раньше. - Но ты была в Ордене, мама, и… - Я была молода и глупа, и мне очень повезло, и… - Что «и», мама? - И победи тогда не мы, меня бы все равно убили из-за Теда. Прошу тебя, Нимфадора, не надо. И Тонкс внезапно понимает, каково это быть матерью. Безграничная любовь и боль. В порыве она опускается перед ней на колени и обнимает за талию. Щека привычно прижимается к мягкому животу. - Все будет хорошо, - глухо повторяет она. – Все будет хорошо. - Пожалуйста, доченька… - Я должна, мама. - Ты никому ничего не должна. Как хорошо, когда за окном июль и в комнату врывается свежий запах зелени. Как хорошо. *** Он медленно ведет носом от её пупка и выше, рисует невидимую линию, Тонкс чувствует его дыхание, внутри все скручивает. Её обнюхивают, а ей нравится, нравится чувствовать себя его собственностью. - За какие ты мне грехи? – выдыхает Ремус ей в шею. – Как же ты вкусно пахнешь… - У меня сейчас возникло ощущение, что ты хочешь меня съесть, - шепчет Тонкс. - Может быть, - отвечает он и кусает её за ухо, приглашая принять более активное участие в их небольшой игре. Они очень долго шли к этому. Она шла к этому. Раз за разом она заставляла его переступить очередную черту, и когда он это делал, вынуждала его делать следующий шаг. Она хотела, чтобы он понял: раз не хочет забирать сразу и тело, и душу, пусть для начала забирает тело, но тогда целиком, и пусть делает с ним все, что захочет. Он все твердил, что они не могут, что он не может, не должен, не имеет права, что она достойна большего и лучшего, что он испортит ей всю жизнь… Да чего он только ей не говорил. И тогда она решила действовать первой. В конце концов, зверь в нем никогда не спал, оставалось лишь заставить его поднять морду. Никогда еще она не тратила столько сил на достижение цели. И никогда еще так не радовалась успеху. Он принял её тело. Теперь оставалось самое сложное: заставить его принять её душу. И недавно у него появилась привычка. Неосознанная, как она подозревает, но очень стойкая: оставаясь с ней наедине, он глубоко и порывисто вдыхает её запах. Снимает след. Делает пробу. Пытается понять, с кем она общалась за день и как близко: с кем обнималась, кого поцеловала в щеку. И только не найдя ничего особенного, успокаивается. Это занимает несколько мгновений, но Тонкс все равно счастлива. Это не похоже на тотальный контроль её матери. Это абсолютно собственнический жест зрелого мужчины. Пусть он пока и не отдает себе в этом отчета, но он уже считает её своей. - Хочешь кофе? - спрашивает Ремус. Он встает с постели, зачем-то натягивает штаны (Тонкс всегда смешит этот момент, ну что она там не видела) и идет к импровизированной кухоньке в своей небольшой каморке, которую снимает за гроши у какого-то маггла. У этого замечательного малогабаритного жилья есть целых два неоспоримых преимущества: первое - о нем не знает никто кроме неё и Ремуса, и еще одно, отсюда прямо вытекающее - Андромеда Тонкс никогда бы не додумалась искать здесь свою дочь. Нимфадоре здесь нравится. Ей здесь уютно. - Давай. Тонкс лениво потягивается, переворачивается и изгибается. Выгибается. - Не дразни меня, - то ли просит, то ли предупреждает Ремус. – Я уже не мальчик и на длительные марафоны не способен. Тонкс в это не верит, она прекрасно знает, на что он способен. Но в такой возможности она себе все равно отказать не может. - А они когда-то были? С кем? – она встает с постели и подходит к нему, обнимает со спины. Он никогда не просит её одеться. - Не были, - отвечает Ремус. - И все же, - Тонкс аккуратно прикусывает кожу у него на лопатке. - Не-бы-ли, - произносит Люпин по слогам. Это означает, что разговор закончен. Ремус не только отказывается взять её душу, он и свою-то дарить ей не намерен. Но это только пока. Важно терпение. Тонкс не большая любительница кофе, но Люпин пьет его так, что ей всегда тоже хочется, хотя она никогда и не выпивает больше половины кружки. - Тот парень, что провожал тебя вчера… - начинает Ремус. - Дориан?.. Эй, откуда ты знаешь?.. Ты что, следил за мной?.. - Просто увидел. У тебя с ним серьезно? - Ммм, заявляешь на меня права? – Тонкс слизывает пенку с губ. - Нет, никаких прав, ты абсолютно свободна. Просто хочу знать, что он для тебя безопасен. - Ну, хватит, Ремус. Он меня не интересует, навязался вчера, а я не знала, как от него отделаться. Давай не будем о нем здесь. Тонкс кажется, что, произнося имя её сослуживца, они оскверняют их небольшое убежище, что в плотной завесе, отделяющей их от всех, появляются дыры. Но все же… Как бы Люпин не старался этого скрыть, в его глазах скользит облегчение. - Ты когда-нибудь жалела, что спишь со мной? - Единственное, о чем я жалею, что не ты первый. Тонкс улыбается ему. Она и правда об этом жалеет. И ей бы так хотелось… - Если бы ты была девственницей, Дора, то всего этого бы не было, - тихо отвечает Ремус. - Почему? – удивляется девушка. - Я бы не смог. Мне и так все время кажется, что я тебя использую, а если бы еще и это… Нет. - Ты не используешь меня, - Тонкс тяжело вздыхает. – Скорее я тебя, если уж на то пошло, - и улыбается, - мой сексуальный раб. - Глупая. Я пожил чуть больше, кое-что да понимаю. - Не так уж и больше, - морщиться девушка, она не любит все эти разговоры. – Всего на десять лет, и тридцать пять – еще не старость. Это самый расцвет. Кстати, о расцвете… Дамблдор собирается официально пригласить меня в Орден. На несколько секунд повисает абсолютная тишина. А потом лицо Люпина приобретает волчий оскал. - Нет, - говорит он. Правды никто не знает. А правда состоит в том, что долгие годы затворничества сделали из Ремуса животное куда в большой степени, чем человека. Он бежал от людей, чтобы сбежать от своей звериной сущности, но в результате лишь подошел к ней еще ближе. Если бы в Ордене хотя бы на несколько минут узрели его истинное лицо, то возможно, его бы перестали жалеть, потому что сложно жалеть того, кто наделен такой мощью. Во всяком случае, относиться по-другому стали бы точно. Ремус же так давно не выходит из дома без маски, что уже почти сам забыл, что это не он. Впрочем, может быть, он бы и правда мог стать таким. При условии, что он не был бы тем, кто он есть. Но если для Ремуса то, что он показывает ей эту сторону своей сущности, причина величайших страданий, то для неё – великая радость. Он открылся ей, доверился. Тонкс много читала про волков. Все волки – однолюбы, выбирают самку один раз в жизни. И Тонкс не боится. Как бы глупо и наивно, как бы по-детски это не звучало, но она знает: он сильный, он очень сильный, он сможет сдержаться и никогда не причинит ей вреда. И однажды они это уже проверили. И, наверное, именно поэтому она сейчас сидит здесь, и он позволяет себе быть собой. - Нет, этого не будет! – Ремус мерит шагами их убежище, и доски под его ногами неприятно скрипят. - Дора я… я не могу тебе запретить, но если я тебе и впрямь хоть чуть-чуть не безразличен… ты этого не сделаешь. Тонкс ставит кружку на стол, изнутри начинает закипать злоба: она уже большая девочка, и она способна решать сама. - Я аврор, Ремус, неужели ты думаешь, что моя работа безопаснее? - Пока Министерство отрицает возвращение Волан-де-Морта – да. - Ремус, Орден – это… - она машет руками в воздухе, пытаясь найти нужные и, главное, правдивые слова, и вдруг находит. Она замирает и смотрит ему в глаза. - Это возможность быть рядом с тобой. Возможность меньше волноваться и больше прикрывать твою спину. Ремус горько улыбается. - Дора, как ты не понимаешь, если и впрямь начнется война, то сама идея меня станет для тебя слишком опасной. И тогда я не позволю тебе на пушечный выстрел ко мне приблизиться. - Но… - Я говорил с Дамблдором. Если то, что может случиться, случится, я отправлюсь к Ферниру. Там я буду полезен. Воздуха перестает хватать. Тонкс ощущает себя рыбой, выброшенный на берег. - К Ферниру? Да как он… - У Дамблдора не так много знакомых оборотней, которые согласны работать на его стороне. - Он не может, не имеет права… - Да, точно так же, как он не имеет права втягивать во все это тебя. Ты зря думаешь о Дамблдоре слишком хорошо. Эй, ты что? Тебе плохо? Ну-ка выпей воды, присядь… Да, Тонкс плохо. На неё только что рухнул целый мир. Ремус подхватывает её, и она порывисто обнимает его. - Я люблю тебя, - шепчет она. – Ты никому не обязан быть полезен. И если случится то, что может случиться, мы не расстанемся, мы поженимся, я никогда, слышишь, никогда не отпущу тебя к Ферниру… С этим нужно быть осторожнее. Он с ней, пока ему кажется, что он оставляет пути для отступления. По крайней мере, для неё. Если он поймет, насколько все далеко зашло, то может решить, что хватит. Но Тонкс как всегда забыла учесть одну переменную. Все это уже слишком далеко зашло и для него, и она не знает, что каждый день он встает с мыслью о том, что настала пора все прекратить, но не может. Впрочем, если война начнется, у него хватит сил. Он и так уже слишком многих потерял и знает, что лучше терять живыми, чем мертвыми. - Почему я, Дора? – спрашивает он. О, как ей нравится это «Дора» в его устах. Так к ней обращается только он. Так она чувствует себя совсем его. Она чувствует себя тем, кем хочет быть для него: его женой во всех тех смыслах, которые можно вложить в это слово. - Потому что ты единственный, кто каким-то невиданным мне способом одним звуком своего голоса способен привести хаос моей жизни если не в абсолютный, то хотя бы в приемлемый порядок. Потому что без тебя меня погребет, и как бы кто ни старался, он не сможет спасти меня из под завалов, потому что никто кроме тебя не знает, где искать. *** Из зеркала на неё смотрит кто-то страшный. Исхудавшее тело, короткие волосы мышиного цвета, блеклые глаза цвета талого льда. Она только что представила, что Ремус её покинул.