Я никогда не...

      Каждый вечер я прихожу к нему и готовлю скупой ужин. Каждый вечер после возвращения в Двенадцатый. Война закончилась, а я опустошена, я в депрессии, я на мели. Я ничего не хочу, более того, я никого не хочу. И всё равно иду. Каждый вечер иду к нему. К моему бессменному ментору Хеймитчу Эбернети, законченному алкоголику и просто отличному человеку, который всё еще пытается меня спасти от самой себя.       Стоит мне открыть никогда не запирающуюся дверь в его дом, как я вся пропитываюсь алкогольными парами. Этот мужчина, похоже, напрочь забыл о том, что значит проветривать помещение. Но мне, в сущности, наплевать: моя работа заключается лишь в приготовлении ужина. Большее меня не интересует.       - О, солнышко, я уже заждался. Ты сегодня поздно, – я вижу, что он сидит, развалившись в своем кресле на кухне, и не трогается с места. Неужели так трудно меня встретить, когда я иду с огромными сумками, в которых, между прочим, тащу тебе жратву?       - Неужели соскучился? – я взяла свои сигареты? О, подарок, они в кармане, значит, я успею перекурить и вернуться, пока он не заметил.       - Во что сегодня поиграем, детка? – хищный оскал, лукавая улыбка, не думай Хеймитч, что я ничего в этом не смыслю. Хоть ты и не надрался, как обычно, определенно сегодня будет весело.       - Для начала я не откажусь выпить. Ты же угостишь меня по старой дружбе, не так ли? – замечаю, как он отливает в стакан немного бурбона и ловким движением руки поджигает миниатюрную свечу. Как романтично, только мне не до романтики, тем более с Хеймитчем.       Ужин проходит почти гладко и ментор по странному стечению обстоятельств совсем не пьет. Я знаю, что он задумал. Эту игру мы придумали тогда, когда вернулись в Двенадцатый, и я умирала от скуки и безделья. Эти месяцы были так же бессмысленны, как и всё мое прежнее существование, только еще больше. Игра проста: я говорю какую-нибудь фразу, а мой собеседник, в зависимости от того, делал он это или нет, выпивает, если делал, и не выпивает, если нет. И так по кругу, без остановки, пока мы не упьемся вусмерть. Довольно забавное зрелище; так я научилась пить, почти не пьянея, памятуя о своем первом неудачном алкогольном эксперименте пару лет назад после объявления о Квартальной бойне. Кстати, тогда мы тоже выпивали вместе. Ирония судьбы: Китнисс Эвердин спивается со своим ментором. Звучит, как заголовок для статьи из дешевой желтой газетенки.       - Готова? Я первый. Я никогда не участвовал в Голодных играх, – как скучно и банально, Хеймитч, но спасибо за глоток.       - Ты всегда с этого начинаешь. Не надоело? – он оценивает меня с ног до головы, пока я сажусь напротив него за стол. – Теперь моя очередь? Что ж, я никогда не была замужем.       - Какие твои годы, кстати, ты лишила меня выпивки, - я же не виновата в том, что ты не женился. Твой ход. – Я никогда не спал с женщиной, – свинья, конечно же, я не спала с женщиной. С ним кашу не сваришь, но ментор, кажется, доволен очередному глотку.       - Я никогда не спала с мужчиной, – и мы оба не выпиваем. Вообще-то я спала с Питом, но дальше сна дело так и не дошло, а теперь он пропадает где-то в Капитолии и вряд ли вернется ко мне, так что терять собственно уже нечего.       - А хочешь? – вижу, как Хеймитч отставляет стакан, вставая со своего места и подходя ко мне. Походка его на редкость безупречна. Видимо, хмельной раствор еще не успел насытить кровь.       - Чего? – он кладет руки на мои плечи и опускается к уху, еле шепча:       - Думал тебе двадцать, а не пять, – когда мужчина делает вам нетривиальные намеки, как вы себя ведете: поддаетесь или спасаетесь бегством? Я обычно впадаю в ступор, но не сейчас, сейчас я всё в той же кухне, всё с тем же мужчиной. Хочу ли я убежать? Конечно. Хочу ли я поддаться? Безусловно. Во мне нет стеснения или тупой бравады. Наконец, я доросла до того возраста, когда секс не будет рассматриваться, как преступление ни для меня, ни для него. И я поддаюсь, закрываю глаза, шумно выдыхая:       - Думала, ты никогда не решишься, – я встаю со стула и разворачиваюсь, оказываясь аккурат напротив лица моего ментора. Чувствую его учащенное дыхание, сковывающее мои губы, и легкое прикосновение, с каждой секундой требующее большей, еще большей отдачи. Он продолжает углублять поцелуй, ловко расстегивая пуговицы на моей клетчатой рубашке, срывая ее и отправляя прямиком туда, куда не доходит свет от нашей свечи. Я не успеваю задуть огненную красавицу, как слышу его тихое «не здесь», и понимаю: он захочет отвести меня в гостиную. Там, на полу перед зажженным камином, лежит мягкий ковер, где мы проведем остаток беспокойной ночи, там, мы встретим новый день в объятьях друг друга.       Мы двигаемся бесшумно, почти как на охоте, только в этот раз мишень – это я. Мне доставляет огромное удовольствие наблюдать за тем, как он пытается справиться с молнией моих брюк, тогда как его футболка и брюки уже давно скрылись в неизвестном направлении от вихревого водоворота, приведшего нас к уютному камину.       Куда пропало мое былое смущение от обнаженного тела? На меня определенно плохо влияет алкоголь, превращая в развратную, похотливую девицу. Впрочем, Хеймитч не лучше. Я лежу под ним, чувствуя его легкие, но в то же время требовательные поцелуи в шею, его резкие покусывания моих губ и груди. Он ласкает меня, всё мое тело, а мне остается только лишь извиваться в его мертвой хватке. Я хочу прикоснуться к нему, притянуть ближе к себе, но мои руки, заведенные под его давлением назад, не дают мне проделать эту операцию. Я полностью в его власти, но я не боюсь того, что произойдет. Это должно было когда-нибудь случиться. Я всегда ощущала связь между нами. Теперь она перестала быть только духовной.       За чередой минувших страданий мы просто обязаны были ощутить друг друга, и мы ощущаем. Он толчком проникает в меня, наполняя до основания и продолжая держать мои руки над головой. Я хочу кричать и уже не разбираю грань, отличающую боль от удовольствия. С ума сойти, как я жила без этого столько лет, не понимаю.       Он то ускоряет темп, то замедляет, заставляя меня умолять о пощаде. Я думала, что прошла через все возможные пытки, которые только можно было представить, но нет. Оказалось, осталась еще одна. Он отнюдь не безмолвен, но мне кажется, что ментор не привык к столь бурному проявлению чувств. Что ж, со временем мы это исправим.       Хеймитч ослабляет хватку, и я понимаю, чего он хочет: моей инициативы. И я поддаюсь, снова поддаюсь, видя его затуманенный взгляд и плутовскую улыбку. Я могла бы делать это часами, но что-то сильное, что-то животное накрывает меня с головой, и я чувствую разливающуюся по телу истому, падая ему на грудь. Эту ночь я никогда не забуду.