Коронованный наемник

Всего одна секунда способна повернуть человеческую жизнь вспять и изменить до неузнаваемости. Государственный изменник, приговоренный к казни разбойник и мародер, а ныне второй человек в княжестве, облеченный огромной властью, Йолаф стоял перед собравшейся на привратной площади толпой, сжимая в онемевших пальцах княжеский приказ, так неожиданно вновь пустивший его судьбу по руслу, казалось, пересохшему навсегда. Торжественность момента быстро сменилась бестолковой, но воодушевленной суетой. В толпе, недавно смотревшей на него с любопытством и особым сумрачным сочувствием к осужденному, сейчас грохотали приветственные крики. Сарн крепко и дружески сжал его ладонь, кто-то из его соратников по добровольному изгнанию уже пробился к нему, радостно хлопая по плечу и вопя что-то восторженное. И он тоже улыбался, пожимал чьи-то руки в перчатках и без, машинально отвечал на какие-то вопросы, отстраненно ловил чьи-то взгляды, одобрительные, оценивающие, а подчас и неприязненные. А в мозгу гвоздем сидела единственная мысль: он должен был сказать Эрсилии о смерти отца. Сейчас эта новость обрушится на нее тяжко и ошеломляюще, будто снег с кровли, ведь никто на площади не знает, что настоящая княжна стоит у него за спиной, инстинктивно стараясь стать незаметной и прижимаясь к боку коня… Но Йолаф недооценил Сарна. Тот вскинул руку, и в шеренге рыцарей, выстроившейся полукругом у края площади, ударили барабаны, мгновенно установив на площади относительную тишину. Сам же эльф обратился к новоиспеченному коменданту: - Мы счастливы вашему благополучному и своевременному возвращению, друг мой. В столице множество перемен, не все они отрадны, - тут лихолесец бросил быстрый и выразительный взгляд за плечо Йолафа, и тот понял, что Сарн разделяет его опасения, - а посему, хотя я знаю, как вам и вашим спутникам потребен хотя бы краткий отдых, вынужден просить вас о немедленной беседе. Я должен завтра же передать вам полномочия, а перед тем сообщить множество новостей, и сие не терпит отлагательств. Йолаф поймал внимательный взгляд карих глаз и невозмутимо поклонился в ответ, нарочито повышая голос: - Достойные мои соотечественники! Мои братья по оружию! Господа лихолесцы! Я не скрою, что потрясен этим назначением и бесконечно горд оказанной мне честью и доверием. Но мне еще предстоит доказать, что я заслуживаю их, ведь все вы помните, при каких обстоятельствах я предстал перед вами в прошлый раз. Эта откровенность всколыхнула над площадью рокот голосов, и в нем Йолаф не услышал ни ноты враждебности. Подбодренный этим фактом, он добавил еще несколько подходящих случаю фраз, изнемогая от нетерпеливого желания немедленно увести Эрсилию с площади, пока чьи-то неосторожные слова не успели повернуть ситуацию в непредвиденном направлении. Но Сарн тоже не дремал, снова загрохотали барабаны, эльфийский отряд словно бы ненароком выстроился по обе стороны от Йолафа, заслоняя от глаз толпы княжну и Таргиса, и длинная колонна военных и штатских, дворян и простолюдинов потянулась к замку. Когда тяжелые массивные створки парадных дверей отсекли толпу любопытных вместе с рыцарским эскортом, к Йолафу шагнул пожилой придворный, чьей военной выправки не скрывал ни бархатный плащ, ни щегольские кружева воротника: - Мой комендант, - начал он, слегка понижая голос, и Йолаф насторожился, делая беглый знак Сарну, - вы, вероятно, пожелаете засвидетельствовать почтение княжне. Должен предупредить вас, что сенешаль Варден был казнен за измену престолу, подробности будут вам доложены в самом скорейшем времени. Я был назначен новым сенешалем, а посему возьму на себя смелость дать вам один совет. Княжна тяжко недужна, она не покидает своих покоев с самой ночи осады Тон-Гарта, к ней допущены лишь эльфийский лекарь и служанка. Прошу вас не отягчать ее светлость никакими прискорбными новостями, всему свое время. Йолаф сжал зубы. Именно так, господин сенешаль, прошу вас не отягчать… - Непременно, достопочтенный Ральф, благодарю вас за деликатность, - придворный услышал, как рыцарь торопливо и угловато собирает фразу, явно припоминая слова куртуазного обихода, и невольно скрыл улыбку. Он не ожидал, что этот мальчуган, так похожий лицом на Акселя, вспомнит его имя… О Эру, «мой комендант…» Сарн же немедленно воспользовался этим кратким разговором, чтоб незаметно приблизиться к Эрсилии: - Миледи, - вполголоса проговорил он, - вам лучше подняться в ваши покои. Я знаю, как вам тяжело входить под родной кров, пряча лицо, но клянусь, ваши мытарства близятся к концу. С этими словами он увлек девушку вверх по лестнице, видя, что Таргис тоже успел раствориться среди общей суеты. Они вошли в пустой коридор, и Сарн, едва оказавшись вне посторонних взглядов, мягко и настойчиво взял княжну под руку. - Рыцарь, - прошелестело из-под капюшона, - прошу, ответьте мне на один вопрос. - Сию минуту, - Сарн уже поворачивал в замке ключ, чувствуя, как дрожит в его руке хрупкий локоть. Он понимал, о чем пойдет речь… Сейчас княжна спросит, почему отец не вышел ей навстречу. Эрсилия вошла в опочивальню, которую покинула больше полугода назад. Сбросила капюшон, оборачиваясь к эльфу. Тот стоял у закрытой двери. Его лицо было непроницаемо, лишь едва заметная черточка меж бровей, да искра сочувствия на дне лучистых карих глаз подсказывали княжне, что этот почти незнакомый воин уже знает, что именно она хочет спросить. - Вас зовут Сарн… я не ошибаюсь? Мы встречались однажды… – это прозвучало неловко, и эльф вдруг понял, что Эрсилия сейчас невольно вспоминает их единственную встречу в лесу. Что ж, значит, он был прав тогда, думая, что несчастная княжна понимает каждое слово… - Я счастлив вашему исцелению и весь к вашим услугам, леди Эрсилия, - мягко ответил он. - Спасибо… Скажите, Сарн, - княжна запнулась, а потом произнесла быстро и четко, словно спеша минуть опасное место, - мой отец умер? Эльф не ожидал такого прямого вопроса. Он на миг заколебался, а Эрсилия добавила позванивающим от напряжения, прерывистым голосом: - Не надо молчать, рыцарь. Не ищите нужных слов. Вы боитесь… Йолаф тоже побоялся мне сказать, я знаю… Но не нужно. Я сразу… сразу поняла это… Батюшка лишь на смертном одре мог сам положить конец своей ненависти к Йолафу… Флаги спущены… Она роняла клочья фраз, а рука в перчатке то металась по шее, будто нашаривая душащую петлю, то беспомощным жестом прижималась к губам. В глазах замер почти детский испуг, какой охватывает людей, пытающихся сохранить самообладание, но не знающих, как дать выход раздирающим изнутри чувствам. Сарн шагнул вперед, ощущая тяжкое стеснение в груди, спешно и отчаянно ища какие-то нужные слова или другую инстинктивную подсказку, как помочь этой незнакомой девушке удержаться на тонкой струне, натянутой над руинами ее прежнего мира. Но в этот миг дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел Йолаф. Он с полувзгляда понял происходящее, захлопнул дверь и крепко прижал Эрсилию к себе. Она ткнулась лбом ему в грудь, и с минуту Сарн видел лишь мелко трясущиеся руки, комкающие грубое сукно плаща на плечах Йолафа. А потом Эрсилия резко и рвано вдохнула и разразилась судорожными рыданиями. Йолаф поднял глаза и встретился взглядом с Сарном. Тот молча кивнул и бесшумно покинул комнату. *** Эрсилия не знала, сколько времени Йолаф провел в ее покоях. Она плакала навзрыд, изливая кипящими слезами скорбь по отцу, который так и не узнал о ее исцелении, печаль по матери, не успевшую отболеть и застывшую на все эти месяцы где-то в недрах ее истязаемой недугом души, а также всю бездну страха и отчаяния, пережитых ею, тоже еще не нашедших выхода и сейчас вдруг запоздало настигших ее. Она бормотала что-то бессвязное, всхлипывала, пытаясь взять себя в руки, и снова заливалась плачем. Йолаф не пытался утешать любимую. Он знал, что сейчас ей не нужны слова. Эти очистительные слезы должны были пролиться, унеся с собою перестоявшие в душе чувства и освободив ее. А потому он молча сидел на низкой оттоманке, сжимая Эрсилию в объятиях, тихо поглаживая сотрясающиеся от рыданий плечи. Но вот колотившая Эрсилию дрожь начала униматься, и девушка подняла к рыцарю лицо с припухшими глазами: - Ты уже знаешь, что случилось с батюшкой? – чуть гнусаво пробормотала она. - Сердечный удар, - ответил Йолаф, хмурясь, - Эрсилия, прости меня, я… - Не извиняйся, - перебила княжна, прижимаясь к нему и неловко вытирая слезы рукавом, - я понимаю. Это непросто сказать… Йолаф, тебе нужно идти. Тебя уже наверняка обыскались... Только… я хочу увидеть тело отца. Погребения ведь еще не было? Рыцарь отвел с лица Эрсилии прилипшие к щекам пряди: - Погребение назначено на послезавтра. Ты непременно простишься с отцом. Эрсилия, я не могу оставить тебя в таком состоянии. - Нет, правда, иди, - княжна снова рвано вздохнула, с машинальной хлопотливостью перебирая в пальцах ремешок на его камзоле, - мне нужно успокоиться. С тобой так легко быть слабой… Просто реветь тебе в плечо и ни о чем не думать. А подумать надо о многом. Только запри дверь… Наверное, мне нельзя пока появляться на людях. Я сама еще не знаю, кто я теперь, когда батюшки нет… Она невольно озвучила его собственные тревоги. И Йолаф поднялся, все еще обнимая Эрсилию за плечи: - Мне действительно нужно идти, - хмуро сказал он, встревоженно оглядывая ее лицо, - я должен поговорить с Сарном и придворными, понять, что делать дальше и как восстановить тебя в правах. Не беспокойся ни о чем, все это лишь временные затруднения. Сейчас разберусь, кто из прислуги… Княжна устало покачала головой: - Не тревожься обо мне, я ведь все равно дома, - вдруг улыбнулась она, и Йолаф ощутил, как колкая заноза вышла из души. Похоже, самые черные минуты для Эрсилии остались позади, и она готова была взглянуть в будущее без прежнего иссушающего страха. Рыцарь ушел. Эрсилия еще несколько минут сидела неподвижно, а потом медленно поднялась и оглядела свою комнату, словно видела ее в первый раз. Там почти ничего не изменилось. Заботливо протопленный очаг словно ждал ее возвращения, сохраняя в комнате тепло. Кровать была застелена тем же слегка потертым, старым, но любимым ею пледом. Арфа, заботливо накрытая сафьяновым чехлом, стояла на прежнем месте у окна. Эрсилия подошла к гардеробу мореного дуба, распахнула дверцы. Ее платья, рачительно вычищенные, висели плотным рядком, чуть в стороне теснились другие. Княжна с улыбкой провела ладонью по мягкому зеленому блио. Конечно, это наряды Камрин. На туалетном столике, над которым висело тяжелое зеркало гномьей работы в резной раме – щедрый подарок отца к двенадцатому дню рождения – лежали щетки для волос, ленты и какие-то еще девичьи пустяки. Ее собственная шкатулка с драгоценностями, запертая на ключ и покрытая лоскутом бархата, стояла поодаль. Камрин, конечно, ничего не надевала… Она была до смешного упряма в этих вопросах. Скользнув пальцами по светлому дереву столешницы, Эрсилия подошла к противоположной стене и замерла, чувствуя, как снова защипало в глазах. С большого полотна ей улыбались ее родители. Это не был парадный портрет, Хельга специально заказала его придворному художнику для комнаты дочери. Юная княгиня в простом светлом платье держала на коленях крохотную девочку с голубыми лентами в непослушных кудрях и куклой в пухлых ручках. За плечи Хельгу обнимал князь Иниваэль. Он был без камзола, молодое лицо сияло счастьем, а в темных волосах еще не было седины. Эрсилия долго смотрела в дорогие лица. - Прощайте, - прошептала она, стискивая пальцы. Она осталась одна. Последняя из их семьи. И она не вправе была предаваться унынию. Ее мать была подчас до ребячливости веселой и романтичной, а иногда вдруг невероятно мудрой и рассудительной. Она была большой любительницей балов и сентиментальных романов, она дивно плела кружева… И она погибла, пытаясь защитить ее, Эрсилию. Ей никогда не забыть той страшной секунды, когда Хельга стояла между ней и огромным варгом, неумело сжимая в руке длинный меч одного из погибших солдат… Ее отца же сгубило горе потерь. Она должна научиться жить дальше. Доказать, что все было не зря. Что она сумеет сохранить их династию, не подведет их немногочисленный народ, так много переживший за свою историю, и их маленькое княжество, таящее в своих скупых недрах такую грозную силу… Княжна резко разжала кулаки, чувствуя в ладонях саднящую боль, оставленную неровно обломанными ногтями. Последний раз долгим взглядом посмотрела на портрет, а потом решительно отошла от стены и зажгла шандал. Где сейчас Камрин? Что угрожает ей в логове Сармагата? Эрсилия никогда доподлинно не знала, что за странные отношения связывают ее отчаянную подругу с орочьим вождем. Тот, кстати, отчего-то никогда не внушал ей того страха и отвращения, которые она испытывала к прочим оркам. Йолаф сказал, что с Сармагатом установлено подобие мира. Что это за подобие и чем оно чревато? А что будет дальше в столице? Сейчас, согласно закону, до воцарения нового правителя власть принадлежит коменданту гарнизона и Городскому совету. По «Указу о наследовании», писаному еще самим Бервиром, право на престол сейчас переходит к ней… то есть, по сути, к Камрин. Но Камрин нет в столице. Как это объяснили подданным? Идя по холлу замка, она увидела неожиданно мало знакомых лиц. Где старые слуги, знавшие ее ребенком? Эрсилия встряхнула головой, будто пытаясь унять рой мельтешащей мошкары. Слишком многое она пропустила, слишком много вопросов и бессмысленных догадок, нужно просто дождаться Йолафа. Он наверняка уже многое успел разузнать. Предаваясь размышлениям, княжна вдруг услышала, как в замке лязгнул ключ. Йолаф вернулся? Она спешно бросилась к двери, и та распахнулась прямо перед ней. На пороге стояла кухарка Марджи с широким серебряным подносом… *** Эрсилия застыла на месте. Она была готова увидеть, как кухарка сию же секунду уронит поднос и заголосит, что в спальне княжны прячется всклокоченная девица в мужском платье. А Марджи меж тем поставила свою ношу на сундук, тщательно заперла дверь и воззрилась на Эрсилию сияющими и отчего-то полными слез глазами. - Хозяйка, - прошептала она, - вернулись… Радость-то какая… - и вдруг бросилась к княжне и стиснула в неожиданно крепких объятиях. Эрсилия, порядком ошеломленная этой странной сценой, машинально обняла кухарку в ответ. А та отпрянула, вытирая передником глаза: - Ох, срамота… Вы уж простите меня, дуреху, что обниматься к вам полезла. Только я уж не чаяла вас вновь живой увидеть, леди Эрсилия… Я-то раньше прибегала, да услышала, как вы по папеньке убиваетесь. Сердце кровью облилось, я тревожить вас не стала, не до меня вам было… - Марджи частила, всплескивая руками, а по румяным щекам снова текли слезы, - да что ж я! Я тут вам покушать принесла! Все, как вы любите! И вина горячего, лица-то на вас нет, голубушка! Эрсилия шагнула к кухарке и сжала ее маленькие мозолистые руки, прерывая сумбурный поток слов. - Марджи, милая, охолони, - зашептала она, чувствуя, как в груди ширится теплое чувство, словно там разом растаял какой-то застрявший ледяной осколок, - объясни толком. Я думала, что обо мне в столице не знает никто, кроме Сарна, бывшего коменданта. Как ты узнала меня и откуда вообще… все знаешь? – скомкано закончила она. А Марджи улыбнулась, качая головой: - Все-то вы, господа, слуг за олухов слепых почитаете, - промолвила она с ласковым укором, - я всегда знала, что не вы у нас в хозяйках ходите, а миледи Камрин. Только помалкивала, аки сундук на запоре. Негоже о таких секретах языком шуровать – живо под белы руки, да в каземат, чай, не дитя, понимаю. А тут засуетились господа эльфы, миледи княжна, дескать, недужна. А где ж она недужна, коли ни бульону не просят, ни отваров? Да еще часового у опочивальни поставили. Я сразу смекнула, что леди Камрин куда-то унеслась, она часто уезжала. А потом господин Элемир – такой обходительный кавалер, - Марджи потупилась и смущенно откашлялась, - заподозрил, что я обо всем догадываюсь, и шепнул мне, чтоб я, мол, всем говорила, что лично больной княжне прислуживаю. А сама княжна в отъезде по зело важному делу, и о том никому знать не велено. А тут сам Йолаф возвращается, вчера к казни приговорен был, а сегодня уж в чинах больших. За какие такие заслуги князь наш, мир его душе, мятежника в коменданты возвел? Ясное дело, сумел рыцарь дочь единственную от беды спасти. Эрсилия усмехнулась – эта наивная проницательность впечатляла: - Но откуда ты знала о подмене? И о моей… беде? Марджи посерьезнела, и ее хорошенькое круглое лицо подернулось тенью печали: - О беде-то вашей немудрено прознать, миледи. У меня самой в селе брат родной от этой хвори ума лишился, а потом и погиб… А я что… Я кухарка, леди Эрсилия, меня не проведешь. Люди лица-то менять умеют, а привычки в карман не спрячешь. Я в замке, почитайте, сызмальства. Еще матушка на кухне заправляла, а я уж, кроха, на скамеечке сидела, вилки серебряные чистить училась. Два года – не шутка, сильно девица измениться может. Но вы всегда до сладкого охочи были. Вам пироги, ягоды по душе. Мяса почти не кушали, так, иногда в охотку да попросите. А леди Камрин – та мясо уважает, да еще острое – аж слезы из глаз. За столом общим держится, овощи, сыр там, а потом на кухне уж душу отводит. Это как вы бы так за два года в Итилиэне переменились? Да еда – оно пустяк. Были и понадежней признаки. Ваша маменька, княгиня Хельга, понести не сразу смогла. Помню, как моя мать ей все огородной зелени в еду побольше клала. А в деревне всякая молодуха знает, что укроп да сельдерей хороши для женской плодовитости. А уж, как вы народились, очень вас родители берегли. Вам на кухню дорога была строго-настрого заказана. - Помню, - прошептала Эрсилия. Мать действительно панически боялась пускать ее в жаркий, пышущий паром, пропитанный запахами стряпни, суетливый кухонный мирок. - Вот. А я раз лихорадкой захворала. Господский ужин еще так да сяк, а еще челядь кормить. Поначалу хорохорилась, ковыляла по кухне, а тут княжна нагрянула. Брови сдвинула, я уж думала, сейчас за нерасторопность схлопочу, а она строго эдак: «ты, Марджи, горишь вся. Живо марш в постель, негоже тебе у печи хлопотать, почивай себе.» Я только глазами похлопала. А княжна, что ж вы думаете, передник прямо поверх блио своего барского повязала, поварят кликнула, да такой дым коромыслом учинила – любо дорого. Сама ужин охране и слугам состряпала, все только похваливали. Где б вы при маменькиных порядках этому выучились, миледи? Тогда-то мне сразу понятно стало, что девица она кровей не придворных, но в достатке воспитывалась и строгости. Ну а уж там я пригляделась, покумекала и признала подруженьку вашу. А после и о болезни вашей сообразила. Князь-то прямо сох с горя. А разве с простой хворью вас бы из дому отослали от всех глаз подальше? Нет, только с Волчьей напастью. Эрсилия несколько секунд молчала, глядя в добродушное лицо под белоснежным чепцом. Эта говорливая деревенская хлопотунья едва двадцати пяти лет от роду почти год хранила тайну, которую князь, Йолаф, Сармагат и Камрин оберегали пуще глаза… - Марджи, кто-то еще знает? – прямо спросила она. Кухарка же, против ожидания, не стала рассыпаться в клятвах. - Я молчала, как плита могильная, - промолвила она, - только миледи, я что ль в замке самая умная? Я догадалась – значит, и еще кто-то мог. Правда, опосля бунта охрана-то вся новая, вас и в лицо не знали прежде. Из прежних слуг восьмерых нет, двоих небеса прибрали, а шестеро, как эпидемия началась, к семьям в деревни поуезжали. У старой Берты дочь овдовела, с детворой осталась, у Ханса брат погиб, мать-старуха одна теперь… Но вы, миледи, не тревожьтесь. Ежели кто и знал, да молчали – значит, все вашей светлости верность блюли, беды вам не хотели. А сейчас гнали бы вы дурные мысли, хозяйка. Пироги, поди, простыли совсем. Садитесь, кушайте, а я мигом вам воды для умывания принесу. Вам отдохнуть надобно, а уж Йолаф и господин Сарн найдут, как дело уладить. Эрсилия, все еще в глубокой задумчивости, послушно села к круглому столу, глядя, как огоньки шандала пляшут по полированному серебру подноса. Марджи, все так же что-то заботливо приговаривая, налила ей вина, сняла крышки с блюд и унеслась в шелесте полотняных юбок. Принимаясь за пироги, княжна невольно улыбнулась. Она все же вернулась домой. *** Пока Эрсилия размышляла о своих неожиданных открытиях, многим другим в замке тоже было, о чем потолковать. В силу царящего в столице траура, традиционное торжество по случаю вступления в должность нового коменданта было отложено. Сарн публично оповестил Йолафа, что завтра официально передаст ему все дела и подробно введет в курс событий в столице в присутствии придворных и членов Городского совета. Но завтрашний день еще не наступил, лишние уши были ни к чему, а время ждать не могло. А посему в покоях Сарна тем вечером было весьма многолюдно. Все пять эльфийских десятников, Йолаф и Таргис расселись на чем попало вокруг заставленного всевозможной снедью стола. Когда Марджи умостила на левой руке пустой поднос, чинно поклонилась и скрылась за дверью, напоследок метнув на Элемира смущенно-томный взгляд, Сарн поднял кубок: - Господа, не все наши беды позади, но все же пора отчаяния миновала. Будьте здравы. Серебро звякнуло под гул одобрительных голосов, но, ставя кубок на стол и берясь за вилку, Эртуил тут же деловито вопросил: - А не пора ли и секреты твои вечные отправить вслед за отчаянием? Брат, я устал ходить в слепых олухах. Прежде нас Йолафом – прости, приятель – словно Морготом пугали, а теперь мы с ним за одним столом сидим. И где, позволь узнать, княжна? И что тебе старый князь перед смертью поведал? Ты от него вышел – на тебе лица не было. Сарн покачал головой, излишне сосредоточенно разворачивая салфетку, будто собираясь с мыслями: - Справедливо. Только история длинная будет, братья. И не всем вам она придется по душе, - добавил он, искоса глядя на Элемира. Тот перехватил взгляд и привычно нахмурился… …Уже спустилась ночь, когда Сарн и Йолаф, поочередно живописавшие извилистую тропу недавних событий, умолкли. С минуту царила тишина: эльфы осмысливали услышанное. Первым пришел в себя Элемир, неожиданно лучезарно улыбаясь Йолафу: - Мне твоя сестра всегда по душе была. Гром-девица, такая отвага и эльфийку не посрамит, - в устах гордеца-десятника это была высшая похвала. Эртуил вскинул на Йолафа горящие глаза: - Так значит, этот паренек, который с тобой и Таргисом приехал… - Да, - кивнул рыцарь, - это и есть настоящая княжна. - Баллада, да и только, - молчаливый Силвин сдвинул брови, - когда ее светлость собирается заявить права на престол? - Нельзя тянуть, - отсек Элемир, - княжна не на чужой титул претендует, сейчас ее права некому оспаривать. Только трон – не то место, что долго стоит пустым. Мигом найдутся шустрые да быстрые, иди потом, разгоняй. - Завтра же, - негромко, но твердо произнес Йолаф, - завтра я сам изложу Совету всю эту историю. Прошло всего три года с тех пор, что Эрсилия жила в этом замке. Она изменилась, но не стала другим человеком. Князь называл Камрин дочерью, если и были сомневающиеся – они молчали, но сейчас все эти сомнения снова вспомнятся. Нужно будет собрать всех старых слуг, что знали Эрсилию до болезни. Никогда не унывающий Рингар хлопнул Йолафа по плечу: - Самое страшное вы с ее светлостью уже преодолели. Прорветесь и тут, не вовсе же слепые твои земляки. - Но Сармагат… какой, все же, ублюдок, - пробормотал Силвин. В отличие от порывистого Рингара и упрямого Элемира, он всегда отличался благоразумием и умением не отвлекаться от сути, из-за чего слыл занудой, но втайне пользовался уважением даже самых отчаянных сорвиголов отряда. - Козни Сармагата не от банальной орочьей жажды эльфийской крови, - Йолаф замялся, подбирая слова, - я успел узнать его довольно близко. Он не питает к эльфам пустой расовой ненависти. Камрин часто слушала его рассказы об эльфах, и он говорит о них скорее с горечью, чем с неприязнью. Но Сармагат не раз упоминал, что его странная интрига в этом княжестве зиждется на мести. Стало быть, у него есть с вашим государем какие-то личные счеты. - Ну, это не диво, - Элемир многозначительно погрозил в пространство вилкой, - у многих орков есть причины ненавидеть нашего короля, только большая часть тех мстителей уже в земле гниет. Брови Йолафа дрогнули, а в глазах на миг появилось странное выражение. Но вслух он сказал другое: - Не знаю, как сложится мое комендантство после моих подвигов, но одно мне нужно непременно успеть: я велю накрыть проклятую Хельгу каменным куполом. Не будет солнца – и от кристаллов вреда не будет. Вопрос, один ли такой источник в Ирин-Тауре… Но это после выяснится, - он встряхнул головой и обернулся к Сарну, - что ты собираешься делать дальше? Десятник пожал плечами, словно его спросили о чем-то само собой разумеющемся: - Завтра я передам тебе дела и отправлюсь к логову Сармагата. А уже там по обстоятельствам. - Резонно, - Йолаф нахмурился и покусал губы, - я хорошо знаю его штаб, да и с ним знаком весьма… коротко. Мне надо бы поехать с тобой. Но и Тон-Гарт не оставишь… Хоть разорвись. - Добро пожаловать в мою шкуру, господин комендант, - ухмыльнулся Сарн и тут же посерьезнел, - спасибо, друг. Но я не один. - И все же я могу помочь тебе парой безделиц, - Йолаф встал и шагнул к стоящему в углу столику с письменным прибором, - у тебя есть подробная карта княжества? - Да, я нашел ее в бывших покоях Леголаса, - кивнул Сарн, тоже поднимаясь. Через несколько минут Йолаф развернул широкое полотнище карты прямо на полу: - Вот убежище Сармагата, - кончик гусиного пера указал на нагромождение скал среди леса, - его ты уже видел. Не вздумайте подходить к нему отрядом, оно великолепно охраняется, незамеченными вы приблизиться не сможете. - Верхом – да, - Эртуил с сомнением покачал головой, - но пеших эльфов в лесу оркам заметить очень трудно, поверь мне на слово. - Нет, дивный, Йолаф прав, - подал голос Таргис, доселе неприметно сидевший на сундуке, - охрана у господина особая. Даже вашему брату не прошмыгнуть. Я сам тех сторожей дрессировал. Одиночек они пропускают, от таких больше пользы, чем опасности. Знак подадут – а там не их забота. Но больше пяти душ – то для них уже враги. Эртуил нахмурился: - Это меняет дело. Что ты посоветуешь? Йолаф указал пером на другую группку скал: - Здесь есть отличный овраг. Глубокий, с нависающими краями, вход в него всего один и узкий, как бутылочное горлышко. Варги недолюбливают это место, еще в пору моего отрочества там нередко устраивали засады на этих хищников, а у варгов долгая память. Там можно укрыть коней. - Отлично, - Сарн задумчиво смотрел на тщательно и любовно вырисованный лес, - но, прежде чем судить, как подойти к штабу орков, нужно понимать, зачем именно нам туда идти. Йолаф, как ты считаешь, грозит ли Леголасу смерть? - Едва ли, - уверенно ответил рыцарь, - Сармагат никогда не убьет такого ценного пленника из пустой кровожадности. Но поторопиться стоит. Если я что-то и знаю об этом вожде, так это то, что он невероятно изобретателен. Мы сейчас тревожимся о жизни Леголаса, а Сармагат может измыслить ему какую-то другую участь, о которой нам даже не придет в голову подумать. И посему я предлагаю вот что. Йолаф сунул руку за отворот камзола и вынул плоскую фляжку с изящным орнаментом: - Вот, Сарн, возьми. Эта неприметная вещица – очень любопытная штука. Когда доберетесь до оврага, вынь пробку и подуй на горлышко, чтоб оно загудело. Камрин услышит тебя и явится на зов. От нее ты узнаешь, что с принцем, и как можно ему помочь. Она в штабе Сармагата – свой человек. Пожалуй, из всех нас только она там в безопасности. Эльф бережно взял в руки флягу: - Я никогда не слышал о такой волшбе… Откуда она у тебя? - Это фляга Сармагата, - пояснил Йолаф, - он… ммм… потерял ее, а Таргис нашел, - добавил он с едва приметной усмешкой, - и по чистой рассеянности именно в ней принес мне вина. Она зачарована, чтоб ее зов слышала только Камрин. Именно так я позвал сестру, чтоб передать ей украденный свиток. Зов сам укажет Кэмми, куда ей надобно явиться. Фляга прошла по кругу. Элемир долго и заинтересованно разглядывал ее, а потом восхищенно присвистнул, отдавая Сарну: - Кто б подумал, что у орков этакие игрушки есть. Мне б такую. - Чтоб во хмелю в лесу не потеряться, – хохотнул неугомонный Рингар, ловко уворачиваясь от подзатыльника. …Они разошлись почти под утро. Пытаясь заснуть, Сарн еще долго размышлял о долгожданной свободе. Наконец ничьи заботы уже не лежали на его плечах грузом долга. Завтра он отправится туда, куда так долго и отчаянно стремился. Он совершенно не знал, как и что сможет предпринять. Но изматывающему бездействию все равно пришел конец, и теперь Сарну вопреки всем доводам рассудка верилось, что он найдет способ спасти друга. *** Негреющее солнце лениво карабкалось из-за гор, в открытые ставни лился тусклый утренний свет. Эрсилия, стоя у туалетного столика, сосредоточенно застегивала длинный ряд пуговиц на левом рукаве. Покончив с пуговицами, княжна подняла глаза: из зеркала на нее смотрела худая до прозрачности девица с испуганно-упрямым выражением на бледном лице. Темное сукно платья плохо скрывало выступающие ключицы, на шее и щеках виднелись полузажившие царапины, тени лежали под припухшими глазами, темные, давно не стриженные кудри, несмотря на долгие терзания гребнем, выглядели неухоженными. Хороша… …Она провела ту ночь без сна. Вечером к ней заглянул Йолаф, попросил надеть плащ и повел темными коридорами в княжеские покои. Сарн уже обо всем позаботился – у двери стоял эльфийский караул, безропотно пропустивший рыцаря со спутницей в апартаменты правителя. Йолаф стиснул зубы, внутренне сжимаясь, когда Эрсилия тихо подошла к застеленному черным покрывалом помосту и откинула с отцовского лица край траурной парчи. Она не плакала, лишь задрожали и ссутулились плечи. Иниваэль казался спящим. Смерть разгладила на лице князя горькие складки, развеяла облако заботы на высоком лбу, и сейчас аристократичное изможденное лицо было удивительно безмятежным в обрамлении седых прядей. - Прости меня, - прошептала Эрсилия, - прости, батюшка. Прости за горе, которое я причинила тебе. Я не успела повидаться с тобой. Прости и за это. Она склонилась к неподвижной груди отца, кладя на нее голову и крепко обнимая окоченевшие плечи. Потом коснулась воскового лба поцелуем, с трепетной нежностью проводя ладонью по холодной щеке князя. Вскинула глаза на портрет матери, ловя ее ласковый взгляд и не найдя в нем скорби. Потом снова склонилась к отцу, и на сей раз горячие слезы заструились по щекам. - Прощай, - тихо и твердо поговорила она, - я обещаю, я не подведу вас с мамой. Я еще не знаю, что мне нужно делать. Но все было не зря, клянусь... … Йолаф вел ее обратно, а она пыталась унять колотящую ее дрожь. Потом снова плакала, не утирая глаз, а потом слезы вдруг в одночасье высохли, оставив на месте обжигающей боли лишь печаль, горькую, но уже не выедающую сердце изнутри, подобно огню, который жарко, но мирно горит в очаге, не бушуя в доме разрушительным пожаром. Но заснуть блудной княжне не удалось. Она долго пыталась решить, как предстать перед глазами подданных своего покойного отца, как убедить их в своей искренности. Князь открыто называл дочерью Камрин… Ее притязания могут быть сочтены попыткой представить Иниваэля едва ли не безумцем. А если все удастся? Если она сможет отстоять свои права? Что будет дальше? Сумеет ли она, вчерашний оборотень, едва вернувшийся в человеческое обличье, все еще несущий в глубине надорванной души ту, прежнюю, злобную и затравленную сущность, возглавить княжество? Йолаф упорно ни слова не говорит об их будущем, занятый лишь вопросом ее восстановления в правах на престол. Эрсилия глубоко вздохнула, глядя в потолок, на котором рассеянный свет луны вычертил тусклый слепок оконного переплета. Ее никогда не готовили к правлению… Отец вообще всегда относился к ней, как к хрупкому ребенку, которого ни к чему утруждать государственными заботами. В истории патриархального Ирин-Таура можно было по пальцам перечесть правящих княгинь. И те, как правило, становились ими, овдовев. Хельга пребывала в убеждении, что Эрсилия в свой час выйдет замуж за какого-нибудь достойного и энергичного вельможу, на которого и падут заботы о княжестве, а посему дочь надобно воспитать скорее для роли княжеской жены. В памяти легко всплыл малый зал близ отцовского кабинета… Горит камин, матушка сосредоточенно колдует над коклюшками, сплетая узор тонкого кружева. Тринадцатилетняя Эрсилия сидит у огня на низкой скамеечке, опустив на колени вышивку, а Хельга, изредка поднимая глаза на дочь, говорит будничным тоном, словно не знает, что девочка ловит каждое ее слово: - Ты должна быть для мужа подобна кольчуге под камзолом, Эрси. Мало кто видит тебя, лишь некоторые о тебе догадываются. Но муж всегда чувствует тебя у самого сердца. Всегда знает, что ты незримо стоишь на страже, никогда не подведешь его и не предашь. Сейчас тебе это кажется вздором. Так думала и я, выходя за твоего отца в шестнадцать лет. Но, поверь, однажды ты убедишься в моей правоте. Не слушай краснобаев, что пишут романы, которые тебе привозят из других земель послы и торговцы. Задача супруги монарха – не блистать. Ее долг – хранить семью князя, его покой, его тылы. Именно это – фундамент престола. Масло легко затекает в щели тех твердынь, против которых бессильно оружие. Если к правителю приезжает несговорчивый сосед – обаяй его жену. Просеивай мелкий ситом ее болтовню – кто знает, какие важные тайны ее мужа останутся в ячейках? Тщеславие – женская слабость, Эрси. Зная о ней – избегай ее сама и пользуйся ею у других. И помни – чем ниже ты стоишь на лестнице над толпой подданных, тем легче им подхватить тебя, если ты упадешь. Никогда не считай испорченное платье прачки меньшей неприятностью, чем свое собственное. Обогрей в замке каждого, любому дай чувствовать, что он для тебя Том, Эван или Луиза, а не просто конюх, истопник или горничная. И тогда ты не будешь бояться внутренней гнили, которая намного чаще и вернее подтачивает любое дерево, чем топор дровосека… … Княгиня нередко заводила эти разговоры. Она никогда не называла их наставлениями, лишь вскользь и к слову вплетая их в долгие вечера наедине с дочерью. Эрсилия слушала, но втайне считала материнские слова старомодными и скучными, поскольку их практическая суть была начисто лишена романтики. Родители вообще были парой унылой. Они никогда не ссорились, всегда и во всем держались общего мнения, словом, не знали, что такое пылкость и накал чувств. Годы шли, и княжну настигла первая страсть. Волнующая, щемяще-запретная, она стала главным, что тревожило юную Эрсилию в то время. В ней все было не как в сухо-благоразумных материнских нравоучениях. Дерзкий и волевой сотенный Йолаф, со своими сильными руками, уверенными манерами и загорелым лицом совсем не походил на холеных придворных юношей, как его веселая и острая на язык сестра Кэмми, умевшая даже стрелять из лука, была намного интереснее сверстниц Эрсилии ее собственного круга. Отец был в ужасе от причуды дочери, честил сотенного «похотливым солдафоном», отчего-то не понимая, что Йолаф… увы, совсем не видел в княжне даму сердца, как в ее любимых книгах, и придерживался с ней учтивого и сдержанного тона. А потом пришел страшный день, когда отец решил сослать дочь в Итилиэн. Эрсилия весь вечер рыдала в комнате, а потом набралась храбрости и решила попытаться переубедить батюшку. Уже подойдя к покоям князя, она услышала из-за двери крик… Хельга, преданная и никогда не спорившая с мужем, кричала на князя, не понижая голоса: - … губишь ее, Вейль!!! Что ждет Эрси в Итилиэне? Два года бесполезного прозябания? Или же брак с каким-нибудь чужеземцем? Она должна жить здесь, в княжестве, где однажды станет княгиней!!! Чем не по душе тебе сын Акселя? Да, он сорвиголова и буян, но он еще так молод! И при этом пользуется в гарнизоне авторитетом, о котором комендант в его годы и не помышлял! Вейль, не обманывай себя! Мы – клочок земли среди леса, окруженный опасными землями! Кто, как не воин, может быть лучшей партией для Эрсилии? Ирин-Таур не может возглавлять поэт! - Замолчи, безумная!! – рявкнул в ответ князь, - этому не бывать!!! Женщины… Вы везде видите любовь и романтические бредни! Что будет, если я не пресеку этот бессмысленный роман? Эрси отболеет этим увлечением, а Йолаф? Ты что ж думаешь, он согласится отойти в сторону, когда ему уже почти прочили княжеский трон? И к чему придет твое прекраснодушие? Либо к несчастному браку, либо, если Эрси изберет другого, к междоусобице!.. Дальше Эрсилия уже не слушала, она бежала, сломя голову, к своей опочивальне, чувствуя, как нутро сжимается от ужаса. Впервые она услышала, как о ее страсти к Йолафу говорят всерьез, впервые ощутила, что страсть эта – реальна, и может иметь реальные, а вовсе не навеянные ее девичьими мечтами последствия. И впервые узнала, что ее скучные родители тоже могут схлестнуться в настоящей ссоре… … Эру, как все это было важно тогда. Все эти детские неурядицы, отроческие переживания. Как безжалостно по-настоящему все стало потом… Встряхнув головой, Эрсилия еще раз долгим взглядом посмотрела в зеркало. Ей нечего стыдиться. Ей незачем врать. Увы, не все и не всегда зависит от жалких людских планов и усилий. Не бояться… Просто не бояться – и все. С ней уже случилось худшее. Она уже знает цену настоящему и поддельному. У нее снова есть ее истинный облик. У нее снова есть Йолаф. Так не все ли равно, будет ли у нее престол? *** Бесснежное морозное утро снова застало на площади у замка многосотенную толпу, как в недавний день суда над рыцарями. Йолаф вышел на открытую галерею, где еще недавно стоял арестантом со скованными руками. Его сопровождали Сарн, сенешаль Ральф и еще несколько высокопоставленных вельмож. Вдоль галереи блистал латами рыцарский караул. Рыцарь принес присягу, эльф передал новому коменданту главные ключи от ворот города, от цейхгаузов и складов, придворные поставили подписи под княжеской грамотой с назначением. Подняв над головой ключи в традиционном жесте, Йолаф шагнул к парапету, и площадь взорвалась приветственными криками. Нет, не все в этой толпе считали, что с опального рыцаря по справедливости сняли обвинения. Не все доверяли недавнему ренегату, да и нравился он не всем. Но не это сейчас было главным. Это назначение означало окончание смутного и пугающего времени, когда покинутая гарнизоном столица замерла в страхе перед собственным взбунтовавшимся гарнизоном, самый перспективный из молодых рыцарей был обращен молвой в кровавого лесного разбойника, над княжеством нависла угроза войны, а уход эльфов грозил разгулом новой волны мародерства и насилия. Йолаф молчал, вслушиваясь в гул площади, вглядываясь в лица, пытаясь понять настроение толпы. В другой день он упивался бы лучами своего триумфа, но сегодня этот блистательный момент был для него лишь прелюдией к намного более важному и ответственному моменту, от которого, в сущности, и зависела дальнейшая судьба княжества. Опустив ключи, он воздел вторую руку, призывая к тишине. Вздохнул, мысленно призывая на помощь Валар. - Жители Ирин-Таура, соотечественники, братья! Я благодарен вам за доверие и оказанную мне честь. Достойные сыны Лихолесья, ваши заслуги трудно переоценить, и я никогда не забуду вашей отваги, благородства и самоотверженности. Но начать свою службу я должен с вестей поистине невероятных. И я взываю к своим землякам в надежде, что они отбросят предрассудки и подозрительность, и выслушают мой рассказ с открытым сердцем. Я сам призываю гнев Эру Единого на свою голову, если солгу вам. На площади воцарилась мертвая тишина. Йолаф сделал паузу и больше ощутил, чем услышал, как Сарн шагнул ближе к нему, словно предлагая незримую поддержку. Снова оглядев замершую толпу, Йолаф начал: - Ирин-Таур скорбит о кончине князя Иниваэля. Но многие из его подданных наверняка обеспокоены продолжительной болезнью княжны, которая ни разу не появилась на людях после окончания битвы за Тон-Гарт. Сегодня пришло время положить конец домыслам и слухам. Йолаф уже собирался сказать следующую фразу, когда за его спиной расступился строй рыцарей, и чья-то затянутая в перчатку рука тронула Йолафа за плечо. Комендант отступил в сторону, осекшись, поклонился. Позади него стояла девушка в темном блио и плаще, капюшон затенял лицо. Она выступила к самому парапету и поклонилась толпе, зарокотавшей взволнованными голосами. - Приветствую вас, господа ирин-таурцы и воины Лихолесья! Я прошу прощения за то, что дерзнула прервать речь коменданта. Но то, что он собирается поведать вам – по справедливости должна сказать вам я. Ибо комендант защищает сейчас мое доброе имя. Я здесь после долгого отсутствия. После многих испытаний и несчетных интриг. И мне не след прятаться за его спину и ждать, покуда он возьмет на себя мою заботу. Сенешаль Ральф откашлялся, выступая вперед: - Кто вы, сударыня? И каким образом связаны с комендантом? Девица замолчала на секунду, коротко вдохнула и сбросила капюшон: - Я – Эрсилия, княжна Ирин-Таурская, дочь Иниваэля и Хельги, единственная законная наследница Бервирова престола. Эти слова повергли толпу в тишину столь плотную, что ее, казалось, можно было резать ножом. Несколько секунд протекли в молчании, а потом одинокий голос крикнул: - Вот уж дудки! Я знаю княжну! Кажный день в замок дрова привожу! И тут же над площадью взметнулся шквал криков: - Самозванка! Лгунья! Сговор! Только в коменданты – уже смуту затеял! Еще княжеское тело земле не предали! Но рыцари разом ударили мечами по щитам, и оглушительный звон отсек какофонию воплей. Йолаф повысил голос: - От вас не ждут, что вы молча склоните головы и поверите на слово мне или кому-то еще! Я сказал прежде – вас ждут вести, что потрясут вас! Так что вам стоит выслушать их? Если после раскрытия всех тайн и ответов на все вопросы вы все же сочтете меня лжецом и интриганом – моя виселица готова!!! Но я и многие другие люди и эльфы потратили месяцы для того, чтоб наступил этот день! Так потратьте же и вы жалкие полчаса!!! Йолаф всегда обладал даром заставить толпу подчиняться себе. И сейчас гул на площади опал, словно ушедшие в песок волны, и повисла напряженная недоверчивая тишина. И Эрсилия снова заговорила, глядя перед собой, задерживая глаза на отдельных лицах, словно обращаясь к каждому в отдельности: - Все началось почти три года назад, после памятной атаки орков, при которой была похищена сестра нового коменданта, Камрин. После тех скорбных событий батюшка отправил меня с матушкой в Итилиэн, где нас любезно принял князь Фарамир и его супруга… …Она рассказывала свою историю просто и без прикрас, сначала суховато, стараясь выбирать главное, а затем все более подробно, оживляя перед замершими слушателями непростую историю своих злоключений. -… Путь на родину был долог, но благополучен. Мы не могли тогда знать, что беда подстерегает нас у самого родного порога… … Я никогда не видела столько варгов. Эру, как сражались наши воины! Один из них встал перед хищником, сжимая меч в левой руке, а правая… правой не было… Но он все равно встал с земли и изготовился к бою… Я даже не знала его имени… … Со мной обращались, как с почетной гостьей. Через два дня ко мне привели девушку человеческой крови. Это была сестра Йолафа, Камрин, два года считавшаяся погибшей, а на самом деле томившаяся в орочьем плену… … В родном доме мне казалось, что все произошедшее было лишь дурным сном. Дни шли, и я все больше успокаивалась. Пока не пришел один вечер… Ко мне зашел отец и спросил, желаю ли я поужинать с ним в его покоях. А я… я ощутила отчаянную, необузданную, беспричинную злобу. Я бросилась на него, поцарапала ему лицо, крича что-то отвратительное и сама не понимая, что со мной происходит… Я весь вечер потом проплакала от стыда и страха… … Камрин приходилось нелегко, орочий вождь следил за ней, но она часто приезжала к Йолафу, чтоб рассказать ему о новостях в столице. Йолаф потом пересказывал их мне. Не думаю, что он всерьез считал, что я понимаю его, но он никогда не пренебрегал этими разговорами… … В убежище рыцарей я жила в гроте за прочными решетками. Несколько раз я пыталась вырваться, ранила многих солдат, двоих едва не загрызла… … Если бы не Йолаф, эльфийский принц убил бы меня в тот вечер и был бы прав… … Камрин узнала о готовящейся атаке за два дня, и они с комендантом успели подготовить столицу к обороне… … Очнулась я уже в рыцарском штабе и долго не могла осознать, как поднести руку к лицу – пальцы казались мне чужими… Эрсилия говорила и говорила. Она запиналась, то и дело прерываемая возгласами изумления, криками возмущения или ярости. Она смотрела во множество глаз, полных то слез, то отвращения. Она ловила взгляды – взволнованные, сочувствующие, злые, скептические. Но никто не пытался помешать ей – толпа завороженно слушала эту поразительную сагу. Солнце успело подняться довольно высоко, когда княжна закончила свой рассказ. Она перевела дыхание, окинула площадь одним долгим взглядом: - Теперь вы знаете все, - недрогнувшим голосом заключила она, - перед вами моя беда, мой позор, мое избавление… и мой спаситель. Я не прошу ничего – ни жалости, ни доверия, ни помощи. Я жду вашего решения. И если вы рассудите, что честь моя запятнана, и мне негоже унаследовать отцовский престол – воля ваша. Я лишь взываю к вашей справедливости, что непременно помогут вам по совести оценить самоотверженность и бесконечную храбрость коменданта Йолафа. И если я недостойна возглавить Ирин-Таур – то он безусловно достоин этого. Я все сказала. Эрсилия отступила на шаг назад и выпрямилась, словно стоя на эшафоте. На площади же снова царила тишина, нарушаемая лишь свистом ветра и поскрипыванием флюгеров и ставень. Наконец к парапету подошел сенешаль Ральф: - Господа, - ровно и весомо проговорил он, - я не скрою, что потрясен. Мой первый долг, как ближайшего доверенного лица князя, спросить – есть ли тут кто-то, кто может однозначно подтвердить или опровергнуть слова леди, именующей себя истинной княжной Ирин-Таура? Вперед шагнул Сарн: - Я могу подтвердить ее слова. Я лично слышал всю эту историю от леди Камрин перед битвой за Ирин-Таур. Я также слышал о подмене от князя Иниваэля перед его смертью и своими глазами видел леди Эрсилию… недужной. В конце концов, сравните фамильные портреты. Площадь загудела: - Эльфы не заинтересованы! – выкрикнул кто-то. - Мы всегда по праву доверяли коменданту Сарну! – рявкнул в ответ другой голос. - Так что ж, все это время в замке ошивалась орочья… - этот крик оборвался хлесткой пощечиной, и в толпе послышались звуки борьбы. В этот миг один из солдат вывел на галерею пунцовую от смущения Марджи. Кухарка, мнущая в руках передник, тоже подошла к самым перилам: - Я… того… тоже подтверждаю, - дрогнувшим голосом сказала она, но тут же откашлялась и строго сдвинула брови, - подтверждаю, - повторила она тверже, - я леди Эрсилию с малолетства знаю и ни с кем ее не спутала бы. А только князь молчал – и мне рот разевать не след. И леди Камрин была ко мне добра. А теперь, знамо, пора с секретами-то заканчивать. Вот. И, независимо подняв голову, скрылась за спинами солдат. Сенешаль помолчал, а потом добавил: - История этой леди поразительна, но при этом я не нахожу в ней ничего невозможного. Увы, сличение портретов не особо поможет, самое взрослое изображение княжны относится к ее одиннадцатилетнему возрасту. Придворный художник умер тогда от тифа, и нового долго не могли найти, с настоящими мастерами в княжестве плохо. Единственная миниатюра, написанная позже, затерялась. Йолаф при этих словах прикусил губу. Он знал, где «затерялась» миниатюра… Но ларец его так и лежал в штабе. Предвидя новый арест, Йолаф не взял его в столицу. Пожилой вельможа поклонился княжне: - В отроческие годы леди Эрсилии я был послом князя и редко бывал в замке подолгу. Но сия юная особа имеет несомненное сходство с княжеской дочерью… как, впрочем, и с леди, которая считалась княжной все эти месяцы. - Неудивительно, - громко и веско заявил стоявший тут же придворный лекарь, - Ирин-Таур мал, все хорошие семьи княжества уже давно в родстве меж собой и с правящей династией. Я затрудняюсь утверждать что-либо наверняка, хотя меня зело удивлял тот факт, что после возвращения из Итилиэна княжна перестала бояться вида крови. - Миледи, - меж тем продолжал сенешаль, - позвольте задать вам несколько вопросов. Что подарил вам в семилетнем возрасте прибывший из Эсгарота посол? Эрсилия слегка улыбнулась: - Господин посол преподнес мне фарфоровую куклу в лиловом платье. В десять лет я нечаянно разбила ее, уронив со ступенек, и обливалась слезами несколько дней. - Любезный Ральф! – голос Эрсилии потонул в громком восклицании, и к сенешалю приблизился казначей, - все это прекрасно, а только если даже кухарка уже почитается за ценного свидетеля, укажите мне причину, по которой историю с фарфоровой куклой не могла за три медяка продать самозванке любая служанка! - Я стар, но еще не слеп! – повысил голос сенешаль, - и сия девица несомненно весьма похожа на княжну, какой я помню ее! - Неужели? – казначей вскинул брови, - а где же тогда та особа, которую князь Иниваэль столько месяцев называл дочерью? Куда она делась? Согласитесь, ее свидетельство было бы самым надежным. И какого Моргота вообще было замещать кем-то княжну? Не иначе, если эта девица не лжет, то ее предшественница была обыкновенной шпионкой своего орочьего патрона. - На это вам могу ответить я, - раздался голос Сарна, - леди Камрин разыскивает нашего командира принца Леголаса, пораженного той же болезнью, что и княжна Эрсилия. Увы, она не знает, что князь Иниваэль почил. Иначе она была бы здесь, чтоб засвидетельствовать слова подлинной княжны. Подмена была задумана, дабы не сеять в княжестве панику и не провоцировать раздоров. Что же до предшественницы… - тут эльф сделал паузу, и в его голосе зазвучала ледяная сталь, - не вам, милорд, судить женщину, которая лично ездила в деревни, чтоб отвезти селянам лекарственные снадобья, которая пеклась о каждом в этом замке, от самого князя и до мальчишек-конюхов, которая предупредила меня об атаке на город, которая сама руководила обустройством лазаретов, и которая, едва не погибнув, вывезла из штаба орков документ, что позволил исцелить истинную княжну, а теперь, вероятно, позволит исцелить еще многих, которых их семьи уже успели оплакать. Эта отповедь всколыхнула в толпе взволнованный рокот: об этой стороне возвращения княжны, видимо, никто подумать не упомнил. Казначей нахмурился и резко спросил: - Миледи, где ныне находится гранатовая брошь, что изображена на портрете княгини Эйлин в парадном зале? - Ашлин, - поправила Эрсилия, и казначей нахмурился сильнее – ловушка не сработала. – Брошь погребена вместе с моей прабабкой Гвендол. - Это тоже общеизвестный факт, - огрызнулся придворный и отошел от княжны. - Погодите, господа, - раздался негромкий голос, и на галерею поднялся седой сухопарый мужчина, - мне кажется, я знаю, как именно доказать истину. Скажите, дитя, - обратился он к Эрсилии, - вы знаете меня? - Конечно, - княжна впервые улыбнулась открыто и приветливо, - вы мой первый учитель музыки, мастер Адамар. Я не видела вас столько лет… Вы уехали в Гондор, говорили, что навсегда. - Я не прижился в этом шумном краю, - усмехнулся Адамар, - и вернулся всего полгода назад. - Вот оно что, - протянул сенешаль, - а ведь вы правы, княжна не узнала вас, когда вы вошли в замок и приветствовали ее. - Именно, - кивнул учитель, - я тоже крайне удивился произошедшим в ее облике переменам. А на все мои просьбы вернуться к музицированию княжна отшучивалась, и я видел, что сия тема ей неприятна. Не скрою, меня это зело огорчало. Дитя, не уважите ли старика? Йолаф мгновенно понял старого музыканта, и лицо его просветлело. Он кивнул одному из часовых, и через четверть часа на галерею осторожно вынесли арфу. Эрсилия шагнула к инструменту, провела ладонью по слегка пыльному чехлу, стянула тонкий сафьян, и солнечные лучи блеснули на тугих струнах. Опустившись на услужливо принесенную скамью, она несмело коснулась пальцами струн: - Даже не расстроена… - пробормотала она. Адамар кивнул: - Я настраивал ее сам, пенял княжне на леность. Эрсилия на миг закрыла глаза. Подняла руки и взяла первый аккорд. Тонкие пальцы побежали по блестящим нитям, спотыкаясь, запинаясь, беспомощно замирая и будто вслепую ища следующую ноту. Но вскоре потерявшие сноровку руки словно проснулись, вспоминая прежнее мастерство. Плавный перебор струн плыл над замершей площадью. - «Хельга», - пронесся вздох в толпе. Эту мелодию Адамар лично написал для княжны. То был их общий подарок княгине к какому-то событию, единственный раз, когда Эрсилия играла перед подданными, здесь же, на этом открытом балконе, украшенном тогда стягами и гирляндами цветов. Эрсилия не замечала, как по ее щекам снова заскользили горячие дорожки слез. Она играла, то ли запоздало прощаясь с ушедшей матерью, то ли напротив, оживляя для себя прежние счастливые дни, которые не умела тогда ценить. Говор струн взмыл к шпилям старинных башен, последний аккорд растворился в морозном воздухе. Недолгая тишина повисла над площадью. А потом сенешаль шагнул к Эрсилии и преклонил перед ней колено: - С возвращением, ваше сиятельство. Еще через секунду казначей, все еще хмурясь, последовал его примеру. Лязгнув доспехами, одним движением склонились перед княжной ряды рыцарей. Еще несколько мгновений площадь безмолвствовала, пока одинокий голос не выкрикнул: - Храни тебя Валар, светлая княжна! И, подхватив этот возглас, которым в Ирин-Тауре издревле сопровождали коронацию, многосотенная толпа опустилась ниц перед изнуренной девушкой в слишком просторном черном платье, единственной наследницей Бервирова престола. NB:Все желающие могут послушать композицию "Хельга" по этой ссылке. Не чинитесь другим названием и исполнителем. Фанфик - так уж во всем))). https://www.youtube.com/watch?v=QFlKx3YPL5I&index=1&list=RDQFlKx3YPL5I