Коронованный наемник

Мокрая одежда была холодна, как лед, но Йолафа сейчас мало занимали подобные неудобства. Что за глупое стечение обстоятельств… Он был осторожен и осмотрителен, хотя нетерпение гнало вперед. Как же вышло, что он так глупо попал впросак? Но предаваться досаде и самобичеваниям можно было и позже, сейчас же нужно было немедленно искать выход… …Он достиг Тон-Гарта к утру. Ему пришлось дать существенный крюк, чтоб не столкнуться с армией Сармагата, широкой лавиной двигавшейся по лесу, да еще держаться наветренной стороны, чтоб его не учуяли варги. У самых скал, неприступной цитаделью отрезавших столицу от леса с запада, он отпустил Подкупа, и тот тенью растаял в рассветной мгле, но Йолаф знал, что зверь настороже и немедля услышит зов хозяина. Сам же рыцарь скользнул под причудливый выступ и прополз по извилистому и тесному ходу до совсем уж низко жмущейся к земле арки, где в сырой тьме зиял неширокий вход в каменную нору. Пробравшись хорошо знакомым путем, Йолаф услышал плеск воды, и скоро уже шагал по щиколотку в быстром говорливом ручье. Вскоре вода стала глубже, а течение сильнее, и в темноте слабо угадывались очертания пенящихся бурунов – впереди была стремнина. Задержав дыхание, рыцарь нырнул под толщу скалы, и через минуту был в шестом Бервировом гроте. Кое-как отжав полы плаща, рыцарь пошарил в нише стены слева от источника: там они с сестрой всегда прятали запас факелов и кресало. Хрупкий огонек отсыревшего дерева слегка рассеял мрак, и Йолаф быстро пошел вперед. Через полчаса он уже поднялся по узкой скользкой лестнице и осторожно вышел в малый холл. Погасив факел, он глубже надвинул капюшон и с деловитым видом чрезвычайно спешащего человека зашагал по хорошо знакомому коридору. Совсем скоро ему встретилась юная прачка, и рыцарь остановился перед ней: - Милая, я к коменданту со срочной депешей, изволь объяснить, где он квартирует. - Час ранний, сударь, комендант, не иначе, в своих покоях, - услужливо зачастила девушка, - пожалуйте в восточную башню, третий этаж, дверь дубовая с медным кольцом. - Благодарю, - отсек рыцарь и с тем же озабоченным видом понесся к лестнице. Он знал, что в полном народу замке лучший способ затеряться – это не прятаться, изображая свое полное право и даже предписание находиться здесь. Но в башне нужно было быть осторожней. Итак, не мешкать… Забрать у коменданта свиток, неплохо бы попросить и сухой камзол, если эльф окажется свойским парнем, и назад тем же путем… Йолаф бесшумно поднялся по лестнице и выглянул на площадку. Факелы еще догорали на стенах, и их багровые отсветы мешались с белесым светом утра. Рыцарь прошел по безлюдному коридору и трижды коротко стукнул в дверь. Этим отрывистым стуком тоже всегда пользовалась Камрин, и Йолаф надеялся, что Сарну уже доводилось его слышать. Ответ не заставил себя ждать. Изнутри тут же заспешили, приближаясь, шаги, лязгнул в замке ключ и дверь распахнулась. - Добро пожаловать, друг мой! Какой поразительный и приятный сюрприз! Я знал, что комендант что-то затевает, но право, не ожидал таких чудес! Перед онемевшим рыцарем на пороге стоял князь Иниваэль… …В подземелье было омерзительно сыро, на стене тускло чадил нефтяной светильник, под которым, сидя на низкой скамье, тосковал молодой часовой. Но Йолаф сам когда-то был таким же зеленым воякой и отлично знал, что в полумраке караульному отчаянно скучно и его порядком клонит в сон, в то время как у узников тьма лишь обостряет инстинкты. Скосив на стража глаза, Йолаф невольно усмехнулся. Сразу видно, что в столице беспорядок. Его караулил мальчуган, едва ли переступивший порог семнадцати лет. Воины постарше не хотят куковать у камеры с арестантом, в городе сейчас куда интересней, вот и посадили к узилищу новобранца… Рыцарь оглядел свою темницу. Он выбрался из казематов Сармагата… Не может быть, чтоб он не сумел выбраться из крысоловки, охраняемой этим юнцом. Погруженный в раздумья, он ощутил устремленный на него взгляд и обернулся: часовой глазел на него исподлобья, сурово сжав губы, но на дне широко распахнутых глаз Йолаф отчетливо разглядел искру восторга и едва не расхохотался. Конечно, в столице о нем ходило множество нелепых слухов. Ветерана, вроде Бьерна, они непременно заставили бы помнить, что он охраняет опасного государственного преступника, и тот был бы начеку. Этот птенец же видит в арестанте овеянную романтикой грозную фигуру легендарного разбойника. Что ж, отлично… - Парень, - негромко окликнул он часового, и тот встрепенулся, вскакивая. - Да, суд… эээ… чего тебе? - Не хами мне, малыш, я не проворовавшийся булочник, - многозначительно протянул Йолаф, и часовой смущенно переступил с ноги на ногу, явно отчаянно борясь с желанием встать навытяжку. Подавив улыбку, рыцарь небрежно бросил: - Я замерз, как собака. Принеси мне вина и сухой плащ. Юноша возмущенно порозовел: - Сударь, я вам не слуга! Но Йолаф спокойно покачал головой: - Я же не бесплатно прошу, дурень. С этими словами он потянулся к борту камзола, словно собираясь вынуть кошель, а часовой надтреснуто рявкнул: - Опустите руки! Не думайте, что я такой уж олух! Вы наверняка пытаетесь меня обмануть, у вас под камзолом метательный нож! Йолаф одобрительно кивнул: - Не так уж ты глуп, парень, молодчина. Но никакого ножа у меня нет, ваши волкодавы все у меня отняли. Однако если ты мне не доверяешь – тогда вот, - рыцарь встал, подошел к решетке и выставил правую руку, опершись локтем о крестовину прутьев, - у меня на запястье эльфийский браслет, наследство отцовское. Мне он уже ни к чему, а трястись от холода до самого утра как-то глупо. Возьми его сам и принеси то, что я попросил. Юноша неуверенно облизнул губы. Эльфийские украшения стоили небывалых для его семьи денег… А что зазорного в том, чтоб принести арестанту выпить? Ему и так на рассвете умирать, не по-людски это, отказать человеку в последней радости. Да и предсмертный подарок самого главаря мятежников Йолафа сделает его героем полка еще на полгода… Часовой решился и, положив руку на эфес меча, двинулся к решетке. Рыцарь все так же стоял, рассеянно глядя в противоположную стену и с машинальной брезгливостью отряхивая с мокрого камзола соломинки. Юноша подошел вплотную и осторожно попытался оттянуть рукав арестанта. Влажное сукно поддавалось плохо, караульный выпустил эфес и потянул двумя руками. На жилистом загорелом запястье мелькнула сияющая полоска серебра, и завороженный юнец нагнулся ближе, чтоб рассмотреть, где расстегивается украшение. Он не успел ничего сообразить, когда сильная рука рванулась вперед, охватила его за затылок и резко приложила лбом о решетку. Часовой обмяк и повалился на пол. - Прости, парень, - пробормотал Йолаф, просовывая сквозь решетку обе руки и обшаривая карманы часового. Ключи нашлись быстро. Отперев замок, Йолаф вышел из камеры, нагнулся и пощупал пульс бесчувственного юноши. Тот бился ровно, и рыцарь перевел дух: он совсем не собирался убивать мальчугана. Наскоро разорвав собственный плащ, беглец связал караульного, не забыв о кляпе, сунул ключи обратно ему в карман и уже собрался было двинуться к лестнице, когда навстречу ему вниз по ступенькам устремились легкие шаги… - Моргот, - пробормотал ренегат, перехватывая поудобней эфес отнятого у часового меча. Прятаться было негде, оставалось принять бой. А под аркой, куда уходила винтовая лестница, уже показались порядком обшарпанные высокие серые сапоги с затейливым тиснением по голенищу. Йолаф был опытен, а потому всегда предпочитал нападать первым, справедливо считая, что быть неучтивым лучше, чем убитым... И сейчас он, не раздумывая, ринулся навстречу спускавшемуся и сделал резкий выпад, рассчитывая обескуражить того и сразу перехватить инициативу. Но и незнакомец оказался не лыком шит. Он молниеносно уклонился в сторону, а в руке уже сам собою появился клинок. Звонко встретилась закаленная сталь, и Йолаф оказался лицом к лицу с черноволосым эльфом в хорошо знакомом ему лихолесском камзоле. Противники замерли на секунду, и эльф ухмыльнулся: - Вот морготова плешь… Я шел вас выручать, друг мой, а вы оказывается и сами уже о себе позаботились. Я Сарн, временный комендант Тон-Гарта. Йолаф опустил меч, тоже криво усмехаясь: - Вы меня до смерти напугали своим появлением, Сарн. Рад с вами познакомиться. Крепко пожимая руку ренегата, лихолесец поглядел на часового. - Жив, я полагаю? Его скоро сменят, и это нам не на пользу. - Что вы предлагаете? – осведомился Йолаф, а эльф невозмутимо спрятал в ножны меч и начал развязывать шнуры камзола. - Сейчас нам нужно только время. Чем позже вас хватятся и вышлют погоню – тем лучше. А посему раздевайтесь. Я специально принес вам сухой плащ. В моем камзоле и плаще на вас не обратят внимания, а я пока что вас здесь подменю, чтоб новый часовой не поднял тревогу. - Он и не успеет, - мрачно заметил Йолаф, - тревогу поднимет этот мальчишка, которого я огрел о решетку. - О нет, - усмехнулся Сарн, - я знаю этого паренька. Это Ольсен, у него четверо старших братьев и он страшно боится показаться несмышленышем. Он никогда не сознается, что его так просто обвел вокруг пальца арестант, тем более если он так и не сбежал. Рыцарь, натягивая лихолесский камзол, с сомнением поглядел на часового: - Вы уверены, что сумеете выдать себя за меня? - Доверьтесь мне, - отрезал Сарн, - вот, возьмите. С этими словами он протянул Йолафу кожаный чехол со свитком: - Ваша невеста ждет вас. Ничего не спрашивайте, я знаю, о чем говорю. Она не одна, ее оберегают. Спешите, друг мой. Удачи вам. - Спасибо, Сарн, - искренне проговорил рыцарь, снова пожимая узкую ладонь. Потом на миг замешкался и расстегнул серебряный браслет на запястье: - Мне неловко перед ним, - пояснил он, опуская украшение в одну из связанных за спиной рук часового… *** …По щеке хлопнула бесцеремонная перчатка, и Ольсен открыл глаза, ошалело глядя на склонившегося над ним сменного караульного. Мучительно болела голова, ныли плечи, а в памяти, мутной, словно перестоявшее вино, барахталось какое-то неприятное происшествие… Неприятное настолько, что Ольсен мучительно стиснул зубы, зная, что сейчас непременно вспомнит, и ему станет еще хуже. Но сменщик недоуменно рассматривал его лицо: - Ты чего, дуралей, белены объелся? – последовал невразумительный вопрос, в котором, однако, звучало неподдельное беспокойство, - ты чего мешком валяешься? Эвон фонарь на лбу – хоть в дозор с ним ходи. При этих словах застилавшая мысли пелена рассеялась, и Ольсен вспомнил, как глупо и опасно нагнулся прямо к руке осужденного. В желудке ощетинился ледяной ёж, и юноша взвился на ноги: - Арестант!!! Арестант бежал!!! Глаза сменщика окончательно округлились: - Ты, ей-Эру, болен, парень! Да вот же он, спит себе, куда ему деваться-то? Ишь ты, крепок, каналья. Другой бы молился, буянил, да и плачут некоторые. А он как на родной перине почивает. Совершенно сбитый с толку, Ольсен рванулся к камере и увидел узника, мирно спящего на соломе лицом к стене. Темно-синий камзол успел малость подсохнуть, спутанные черные волосы в беспорядке разметались по скудной подстилке. Юноша перевел дух, все еще не веря своей странной удаче. Потянулся потереть лоб и вдруг ощутил, что в кулаке что-то сжато. Обожженный нелепой догадкой, он повернулся к сменщику спиной и разжал кулак: на ладони лежал тонкий браслет бесподобной работы. - Вот балрог… А вина-то я бедняге так и не принес … - виновато пробормотал Ольсен, пряча украшение в карман. - Будет тебе под нос бубнить-то, чудак человек, - проворчал сменщик, устраиваясь на скамье и развязывая тряпицу с какой-то снедью, - ступай себе, проспись. А то уж вон, чего мерещится, Эру упаси… Все еще размышляя о странном происшествии в карауле, Ольсен зашагал вверх по лестнице. Конечно, придет время, и юноша, набравшись опыта, станет искушенней и внимательней к мелочам. Но он все еще был молод и наивен, а потому не заметил, что на ногах узника черные ботфорты таинственным образом сменились на высокие серые сапоги… *** Эльфийский плащ поразил Йолафа уже тем, что, туго свернутый и спрятанный под камзол, он не успел промокнуть в стремнине. Выбравшись из-под скальной громады в хмурые объятия вечернего леса, беглец задрапировался в неприметно-серое шерстяное эльфийское одеяние и свистнул Подкупу. Варг немедленно материализовался из марева лиловатых теней, и вскоре одинокий всадник уже мчался сквозь быстро сгущающиеся сумерки к оставленному рыцарями убежищу. Рыцарь гнал зверя, не щадя. Он пытался помнить об осторожности, но душа перекипела тревогой, уже нечувствительная к любым опасениям. Варг огромными скачками перелетал через овраги, петлял в темном подлеске, нырял под причудливые нагромождения бурелома, в полумраке похожие на развалины неладно выстроенных хижин. Снег был грязен, а местами вовсе вытоптан до земли прошедшим орочьим войском. Но еще через несколько лиг Йолаф уклонился вглубь леса, оставив далеко позади все следы. Здесь можно было остановиться и развести костер, чтоб, наконец, обсушить промокшую одежду. Похоже, Валар действительно наскучило измышлять ренегату новые козни, поскольку, подъезжая к штабу, рыцарь заметил в уже почти совсем темном покрове снежных облаков лоскут чистого неба, размером всего с рукав рубашки. Убежище привычно встретило его глухой тишиной и тьмой, словно ничего не изменилось, и он просто вернулся из очередного дозора. Чернильная мгла входного грота, едва угадывающиеся под потолком округлые силуэты подвешенных бурдюков с зачарованной водой. Это была его первая предосторожность после вселения в неуютное подземное жилище. Несколько стрел, наугад пущенных под потолок, делали вход в штаб смертельной западней для орков. Из-за уступа стены вынырнула бесформенная фигура закутанного в плащ часового, все так же добросовестно охранявшего убежище мятежников: - Эй, какого Моргота… Йолаф! Живой! – караульный бросился к командиру и с внезапной фамильярностью схватил за плечи. - Здорово, Сэм, - сердечно отозвался Йолаф, но рыцарь сразу уловил в голосе главаря напряженно-нетерпеливую ноту и встрепенулся: - Неладно что-то, командир? - В городе все обошлось, брат, не тревожься. Следующим отрядом отправишься домой, мать повидаешь. После подробности расскажу, а пока не серчай, я очень спешу, - Йолаф хлопнул караульного по плечу и быстрым шагом растворился во тьме лабиринта. Часовой понимающе поглядел командиру вслед, с заметным облегчением завернулся в плащ и вернулся на свой пост: оставленные в штабе караульные провели весьма беспокойные сутки, ожидая вестей из столицы. Йолаф же почти бегом несся по коридорам, на ходу сорвав со стены первый попавшийся факел. Он никогда еще не оставлял Эрсилию одну так надолго. Все эти дни он заставлял себя помнить, что она под защитой, а его соратники никогда не позволят себе недоглядеть за подопечной командира. Он должен был думать только так, иначе разум заполнялся клубящимися облаками ужаса и бессильной злобы, лишая рыцаря хладнокровия и ясности ума, а это был кратчайший путь к бессмысленной гибели. Но сейчас, когда Эрсилию от него отделяли лишь несколько фарлонгов темного лабиринта, Йолаф вдруг ощутил, как все тревоги и опасения, что он долго загонял в потаенные углы души, сейчас вдруг вырвались на свободу; как пальцы леденеют на древке факела, а сердце готово разорвать грудь. Последний поворот взблеснул россыпью мелких капель на вечно сыром камне, и Йолаф увидел неяркий свет, дрожащим красноватым контуром окаймляющий крутой изгиб коридора. Он еще прибавил шагу и ворвался в последний тоннель. Там на стене ровно горел такой же факел, как в его собственной руке. У решетки, отрезающей грот Эрсилии, на расстеленном плаще сидел человек и неторопливо чинил рукав снятого камзола. Услышав звук приближающихся шагов, он спокойно поднял голову, и на рыцаря взглянули знакомые болотисто-зеленые глаза. - Йолаф… Слава Эру. Я уж тревожился, не случилось ли беды, - варгер поднялся с пола и вдруг протянул ренегату руку, чего никогда прежде не делал. И от этого несвойственного вассалу Сармагата сердечного тона, от этой протянутой руки на Йолафа отчетливо потянуло несчастьем… Он ответил на рукопожатие и молча шагнул к решетке. Эрсилия лежала в темном углу. Тихо, покойно, и ее даже в этом облике хрупкое тело почти терялось в складках тяжелых меховых пледов. На один страшный миг рыцарю показалось, что она не дышит. Но Таргис тихо тронул его за локоть: - Войди к ней. Теперь можно. Йолаф понял его. Немеющими пальцами он отпер замки и подошел к оборотню. Опустился на пледы, и Эрсилия подняла голову с пушистого покрова. Несколько нескончаемо длинных минут он молча смотрел в ее глаза. Они все еще были жутковато-желтые, но в них не было больше бессмысленной звериной злобы. Это были почти глаза прежней Эрсилии. Задумчивые, внимательные и ласковые. …Она всегда старалась помнить о твердо внушенных ей правилах девичьей скромности, даже в разговоре она часто опускала глаза долу, как это предписывал странный этикет благородных девиц на выданье. Но порой, обернувшись на внезапное интуитивное ощущение, молодой княжеский гвардеец ловил на себе этот задумчивый и ласковый взгляд, от которого кожу долго щекотало едва различимое тепло, и ему хотелось накрыть ладонью задержавшийся след, будто поймать замешкавшуюся бабочку. А сейчас ей ни к чему было больше опускать глаза. Измученная душа в изуродованной оболочке, она уже была вне власти любых условностей или правил. Она прямо, неотрывно смотрела на Йолафа, то ли ища что-то в его лице, то ли просто давая себе эту запоздавшую свободу. И рыцарь провел пальцами по спутанным каштановым кудрям, тоже все еще прежним, выбирая из них хвоинки и машинально распутывая сбившиеся узлы. Как часто ему хотелось расчесать гребнем эту всклокоченную гриву… Отчего-то неприбранные, полные сосновых иголок локоны на голове страшного существа, бывшего прежде прелестной княжной Ирин-Таура, казались ему особенно тягостным знаком ее ужасного преображения. Но он не мог коснуться их… Терзаемый болью и злобой оборотень не позволял к себе притрагиваться. А сейчас и это уже было в прошлом, и Эрсилия покорно принимала неумелую и бережную ласку грубоватых пальцев. - Йолаф, - негромкий голос Таргиса выдернул рыцаря из оцепенения мыслей, и тот обернулся, - до весны не осталось и полутора месяцев. Ее душа совсем изнурена, я не знаю, долго ли она еще будет сопротивляться. Она почти приняла свою судьбу. Ты не серчай, если сейчас я сделаю тебе больно. Но… я не уверен, что ее еще можно откупить. Рыцарь не шелохнулся, но варгер увидел, как в его глазах разверзлась стылая черная бездна. - Иди отдыхать, Таргис, - ровно произнес Йолаф, - спасибо тебе за все. Я побуду с Эрсилией до утра. Варгер молча кивнул и тихо ушел в темноту, оставляя ренегата наедине с его бедой. А Йолаф снова взглянул Эрсилии в глаза, сжимая в кулак всю отпущенную ему от рождения решимость: - Я не оставлю тебя, слышишь? – проговорил он с твердой и спокойной убежденностью, - просто доверься мне. Я сделаю все, что в человеческих силах. Я заплачу любую цену. Нам нужно всего несколько солнечных лучей. И если Эру на них поскупится… Что ж, значит, Кэмми была права, и ему просто наплевать на нас. Но, хотя я-то обычный человек, да еще вовсе не лучший из нашей породы, одно я могу обещать. На меня ты можешь положиться и тогда, когда отворачиваются небеса. Я никогда не оставлю тебя, что бы ни произошло. Он не знал, поняла ли его Эрсилия. Она лишь прикрыла глаза, опуская голову на его руки, словно доверяясь ему без оглядки. *** Едва начинал брезжить рассвет, когда Йолаф вышел из убежища, держа укрытую плащом Эрсилию на руках. Подкуп уже ждал его, потряхивая ушами. Крупными хлопьями падал мягкий снег, бесформенные комочки, легкие, как лебяжий пух, оседали на шерсть варга, таяли на носу, и зверь фыркал, мотая головой. Рыцарь подтянул ремни легкой кожаной кирасы, перебросил через спину варга чересседельную суму и сел верхом, устраивая оборотня перед собой. Из-за скалы показался хмурый Таргис на Хорьке: - Ты куда это один навострился? – протянул он, потирая окруженные темными тенями глаза, - хорошо, что я всю ночь уснуть не мог. А то б упустил тебя, да и ищи-свищи. Йолаф плотнее запахнул на Эрсилии плащ: - Это моя забота, Таргис. Но варгер покачал головой: - Места там опасные, друг. А я… Я сам это пережил, кто знает, чем подсобить смогу. Рыцарь не стал спорить, лишь кивнул головой и дал варгу шенкеля. Таргис набросил капюшон и последовал за мятежником. Хищники помчались вперед, почти сразу сойдя с намеченной многими копытами дороги и углубившись в густую и нехоженую чащу. Они шли широкой ровной рысью, отмеряя лиги пути. Оставались позади покинутые деревни, унылые, безлюдные и занесенные снегом. Осыпались снежные каскады с отягощенных ветвей, потревоженных случайным касанием проносившихся мимо всадников. Куропатки, пригревшиеся в сугробах, вспархивали порой с заполошным курлыканьем, и одинокие лисы спешили затаиться за стволами и корягами, не попавшись людям на глаза. Но Йолаф ничего не видел вокруг. Он молча смотрел вперед, то и дело взглядывая в грязно-серое, словно пыльное небо, там и сям проглядывающее сквозь сосновые кроны. Ну же… Не нужно яркого весеннего неба, не нужно щедрого солнца, лишь один луч, и ничего другого он не попросит более у Валар… Он сжимал зубы, чувствуя сквозь плащ ровное тепло тонкого звериного тела, и неистово, как заклинание, повторял про себя: «Луч, только один луч… Дайте всего лишь один луч солнца, а все прочее я сделаю сам… Только один луч…». Уже латунное пятно лениво карабкалось по небу к зениту, когда варги вырвались из густого леса на округлую поляну, и всадники осадили скакунов. Снег здесь лежал плотным ковром, слегка волнистым от многочисленных звериных следов. Приземистые деревья раскинули узловатые ветви, облитые снежной глазурью, над невысокой грядой утесов, похожей на семейство огромных дремлющих медведей. Из надкола в самой крупной скале обильной струей бил источник, наполнявший ледяной прозрачной влагой незамерзающий водоем причудливой формы. Этим приветливым ключом на открытой гостеприимной прогалине была грозная Плачущая Хельга. Йолаф спешился, прижимая к себе заволновавшегося оборотня, а варги немедленно метнулись к источнику, жадно припав к воде. - Солнца пока нет, - проговорил рыцарь с искусственной будничностью, нимало не обманувшей его спутника, - но гости могут пожаловать. Я проведу здесь весь день до темноты, если понадобится. А пока нужно нарубить хвороста и развести несколько костров, чтоб зверье поодаль держалось. - Дело говоришь, - кивнул Таргис и вынул широкий тесак, - я вон и инструмент заготовил. Поочередно карауля Эрсилию, лежащую на плаще и тревожно оглядывающуюся, мужчины не без труда развели четыре больших костра. Промерзшее дерево разгоралось неохотно, но к полудню потрескивающий огонь уже ровно и ярко пылал на поляне. Йолаф тоже сел на плащ и с непроницаемым видом посмотрел в издевательски-серое небо. Пробормотал что-то непечатное, вынул флягу с элем, отхлебнул и передал Таргису. - Ты видел мою сестру? – спросил он сдержанно, но варгер понял, что этот вопрос давно тяготит ренегата, - я был в Тон-Гарте, но ее там не встретил, хотя на суде она бы непременно постаралась быть, как бы князь ни бесился, я ее знаю. И Вигге тоже не пришел с первым отрядом, где его балроги носят… Таргис сдвинул брови: - Камрин нет в столице? А где ж она? Погоди, приятель, да ты же ничего не знаешь! Многословен варгер не был, да и рассказчиком был сухим и последовательным, а потому все оглушающие новости о предательстве и смерти Вигге, ранении Камрин и поисках Эрсилии обрушились на Йолафа, словно снег со ската крыши. Помолчав, он снова приложился к фляге: - Таргис, Моргот тебя раздери, - не особо учтиво высказался он, а потом прибавил, - я тебя всегда недолюбливал, сколько знал. Ты мне казался скользким и пронырливым мерзавцем, преданным Сармагату, как собака, и способным по его приказу на любые подлости. Зато Вигге много лет был мне верным и надежным соратником. А вот поди ж ты… Ничего-то я, оказывается, в людях не смыслю. Таргис что-то неразборчиво пробормотал, и Йолафу на миг показалось, что тот чем-то смущен, но варгер тут же независимо отрезал: - Не мни о себе, я все это сделал не от пылкой любви к твоей пижонской роже. Но Йолаф лишь усмехнулся: - И не думал. Но ты сделал все, что сделал, и резоны твои меня не касаются. Спасибо, Таргис. Каюсь, я ошибался в тебе. - На здоровьишко, - снова сконфуженно проворчал варгер и вдруг поднял глаза, - а Вигге-то, каков ублюдок, а? Я думал, ты на меня с кулаками кинешься за эдакие новости, а ты словно и не удивлен. Йолаф устало вздохнул, проводя рукой по лбу: - Я давно уже ничему толком не удивляюсь, приятель. Сармагат, пока меня по залу туда-обратно пинал, проговорился, что все мои планы, которые я так, казалось бы, тщательно разрабатывал, пошли к лешему в болото. Мол, предатель у меня завелся. Я и раньше об этом догадывался, только уже поздно было. А если уж вся затея провалилась – значит предатель из самых приближенных. Вигге, морготова плешь… Сармагат-то прав был, не умею я в людях гниль сразу заподозрить. А ведь мать предупреждала. - Мать? – Таргис удивленно поднял брови, а Йолаф невесело улыбнулся уголком рта: - Вигге был моим братом. - Да Эру с тобой! – в этом восклицании прозвучал целый калейдоскоп изумления и недоверия, но рыцарь только равнодушно пожал плечами: - Я всегда это знал, Тон-Гарт не без добрых людей. Он всегда мне завидовал, я знал и это. Но мне было его жаль. Я рос в достатке, меня любили родители и сестра, мне прочили военную карьеру. А на Вигге косились соседи, его мать рано овдовела и была одинока и бедна, но он-то был не виноват в грехах моего отца. Я пытался помочь ему, думал, дурак, что Вигге попадет в гарнизон, перед ним тоже откроются возможности и планы, и тогда его зависть сама сойдет на нет. Я всегда скрывал от него, что знаю о нашем родстве, чтоб он не чувствовал себя униженным. Но вот, оказывается, как люди устроены. Мы ведь, вроде, подружились, стали друг другу доверять. А когда грянула вся эта заваруха, Вигге был почти единственным, кто сразу поверил мне и встал на мою сторону. Я сам виноват, Таргис. Мать перед смертью велела мне быть осторожным, дескать, Вигге может не простить мне моего же покровительства. Я не придал значения маминым словам, ведь я считал, что мама просто не может простить отцу его измену, и потому Вигге ей неприятен. Так что зря я на Эру клевещу. Он-то, выходит, вмешаться не забывает, если очень нужно. А как ты с Вигге справился? Он был очень силен и фехтовал не хуже меня. Таргис нахмурился: - Вигге убил не я. Другой кто. Не знаю, я его не видел, - отрывисто проговорил он. Йолаф хотел было что-то ответить, но вдруг резко обернулся: оба варга разом вскочили со снега и утробно зарычали. - Похоже, к нам визитеры, - пробормотал рыцарь, вскакивая, а Таргис уже принюхивался к ветру, как гончий пес: - Это просто варги, - ответил он, - но их много. Надо добавить топлива в костры. Огонь взметнулся кверху, выбрасывая снопы искр, а Йолаф с сомнением поглядел на кучу хвороста. Его было вдоволь, но горит он быстро и его хватит ненадолго, а идти за новой порцией придется далеко. Все горючее поблизости они с варгером уже собрали. Таргис снял с плеча лук: - Не беда. Стрел у нас хватает. В самом худшем случае часть перестреляем, а потом я на Хорьке уведу их в погоню, я знаю, как их раззадорить. Йолаф не услышал в голосе варгера подлинной убежденности, но тоже провел рукой по щетинящимся за плечом оперениям. У них не меньше пятидесяти стрел, а местные варги редко собираются в стаи больше, чем по пятнадцать особей, хотя на поляне подстрелить варга сложно, они очень проворны. Но беспокоиться было рано. Прошло еще два часа, и топливо начало иссякать. Увидев, что костры опадают к земле, звери осмелели, и из чащи выглянули несколько оскаленных морд. Подкуп громко и злобно рявкнул, а Йолаф сунул наконечник стрелы в костер, подождал, пока вспыхнет смолистое древко, и выстрелил в ближнего хищника. Тот отрывисто взвыл, вскидываясь на задние лапы, и рухнул наземь со все еще дымящейся стрелой в горле. - Недурно, - одобрительно кивнул Таргис и тоже вскинул лук. Но варги не отступали, то и дело высовываясь из кустарника вокруг поляны и постепенно сжимая кольцо. Эрсилия съежилась на плаще, ощетинилась и то и дело гортанно рычала – она явно была напугана. Новый хищник решил перейти к более основательным действиям и ринулся из чащи на поляну, но Подкуп тут же рванулся наперерез. Варги сцепились и с приглушенным яростным воем покатились по земле. - Каналья, - пробормотал Таргис, прицелился… И вдруг ослепительный свет ударил варгеру в лицо, на миг ошеломив. В облаках появился широкий разрыв, в который устремились яркие послеполуденные лучи холодного зимнего солнца, воды Хельги заискрились, и ветви деревьев засияли нетронутой белизной снежного покрова. - Йолаф!!! – заорал варгер, утирая заслезившиеся глаза, - к Морготу зверюг!! Я справлюсь сам!!! Делай свое дело!!! Но рыцаря не нужно было учить. Он не знал, надолго ли расчистился этот благословенный клочок голубого неба. Бросив оружие у самой воды, он подхватил на руки Эрсилию и рванулся к пологому краю водоема. От ледяной воды перехватило дыхание, но рыцарь шагал по пояс в воде туда, к самому роднику, широкой струей расплавленного серебра сиявшему в долгожданных лучах солнца. Позади него слышался звон тетивы, рычание и брань. Йолаф стиснул зубы, призывая Валар на помощь Таргису, оставшемуся один на один со смертельными врагами, и вступил под каскад холодной воды. Эрсилия остервенело завыла, забившись в его руках, но рыцарь крепче сжал ее в объятиях, спешно оживляя в памяти тысячу раз проговоренные мысленно слова. Вскинул голову к жгучим ледяным струям, задерживая дыхание, вызвал перед внутренним взором прежний образ княжны. Он был готов. Он знал, что будет готов в любой миг, когда бы он ни настал. До боли притиснув к себе рычащее чудовище, он начал: - Стоя у последнего порога, избираю свой путь. В память Первых Преданных, во скорбь о Непрощенных, во славу Бескорыстных целителей я пришел к подножию Престола твоего, Владыка Мелькор. И сердце мое – открытая книга, и руки мои чисты, и тени сомнения я не ведаю. И тебя я, Владыка, бестрепетно призываю в свидетели, и лица своего я не прячу. Эрсилия, падчерица Мелькорова! В проклятии твоем я не отрекусь от тебя… Оборотень взвыл, щелкая зубами, а потом сорвался на низкий свирепый рык, но Йолаф продолжал: -…и коли отринешь свободу мою – приму оковы твои. И коли моим путем не пойдешь – твоим путем последую. И боль твоя – моя боль, и позор твой – мой позор… Эрсилия билась, рыча и разбрызгивая кровавую пену. Извернулась, обдирая клыками кирасу, скользнула по пластинам и впилась клыками Йолафу в предплечье, а рыцарь, не запинаясь, все продолжал… … Таргис отступал к источнику. Шесть трупов лежали на снегу среди разбросанных стрел, два варга надвигались на него из леса. Дзинь! Варг молниеносно уклонился. Хитрая тварь… Таргис вынул новую стрелу, перехватывая древко лука поудобней и чувствуя, что рука мокра от пота. Дзинь! Один из хищников зарычал, опадая на простреленную лапу. Окровавленный Хорек бросился на подранка и вцепился ему в горло. Еще один… А потом новые и новые… Таргис знал, что в лесу прячутся еще варги, ожидая, не справятся ли более храбрые соплеменники с опасной добычей. От источника доносился надрывный вой, рычание и прерывистый голос Йолафа, что читал заговор, борясь с сопротивляющимся оборотнем. Заговор был длинным… И Таргис знал, что должен продержаться любой ценой. Варг шел на него, приподнимая верхнюю губу, варгер видел, как вибрирует утробным рычанием темно-серое горло. Дзинь! Промах, и вот варг, словно волшебством возникший с другой стороны, снова идет на него. Ну же, ближе… Не такие уж вы быстрые… Однако Таргис знал, что звери умны. Видя стрелу, они почти всегда от нее успевают отшатнуться. В варга надо стрелять неожиданно… И вдруг хищник потерял терпение и огромным прыжком ринулся на противника, обрушивая его на снег. Таргис выпустил лук, уворачиваясь от рвущихся к горлу клыков, выхватил клинок, погружая его в бок зверя. Тот взвыл, но Таргис знал, что рана не смертельна. И тут же от источника послышалось: - Прими!!! «Он успел…» - последнее, что подумал варгер, прежде чем у самого лица разверзлась жадная пасть. *** Таргис давно забыл, когда принадлежал самому себе. Последние годы жизни он истово и преданно служил Сармагату, последние же дни посвятил несчастной княжне, совершенно не собираясь никому давать отчет о своем решении. Но даже в смерти его не собирались оставить в покое. Сквозь черноту небытия к щеке прильнула омерзительно холодная ладонь, и чей-то смутно знакомый голос тревожно окликнул: - Таргис, дружище! Варгер раздраженно поморщился, отстраняясь от ледяной руки, но его тут же бесцеремонно потрясли за плечо. Попытавшись открыть глаза, Таргис обнаружил, что в чертогах Мандоса светит скупое и неприютное солнце, а над ним склоняется стоящий на коленях насквозь мокрый Йолаф. Встряхнув головой, варгер приподнялся на локтях. Мысли путались, болела голова, но похоже, что насчет Мандоса он поспешил. В шаге от него лежал труп огромного варга, в боку которого все еще торчал его клинок, а у основания черепа – длинная стрела. С грехом пополам припомнив последние минуты боя, Таргис взволнованно подался к рыцарю: - Э, вот балрог меня дери, что тут случилось-то, приятель? Где прочие варги? А ты… - Чего только не случилось, - мягко перебил Йолаф, улыбаясь безмятежной улыбкой ничего более не боящегося человека, и помог Таргису сесть, подавая ему флягу. Эль окончательно вернул варгера к жизни, и тут он заметил, что у Йолафа глубоко прокушено предплечье, а на шее сочатся кровью несколько рваных царапин. - Ты ранен, блаженный, - пробормотал он, протягивая флягу рыцарю и отчаянно собираясь с силами, чтоб задать какой-то еще не совсем ясный ему, но чрезвычайно важный вопрос. - Пустяки, - Йолаф тоже отхлебнул из фляги и сияющими глазами посмотрел варгеру через плечо. Таргис медленно обернулся и ощутил, как глупо и не по-мужски защипало в горле. У догорающего костра на расстеленном плаще лежал кто-то, укрытый тонким шерстяным пледом, под которым угадывались очертания тела, хрупкого, словно стебель цветка. Спутанные каштановые кудри скрывали лицо, а из-под пледа виднелась до прозрачности худая исцарапанная девичья рука…