Темный ритуал

— Так надо, Алистер, любимый. Просто доверься мне, хорошо? Он доверился ей, доверился этому хриплому взволнованному шепоту, поверил, что это действительно нужно. — Я не хочу тебя терять, не хочу, чтобы ты потерял меня. Мы останемся живы, останемся вместе, понимаешь? Горячечный шепот, ледяные руки на его щеках, холодные губы, прижавшиеся к уголку рта. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста….. Доверился. Как всегда. Как на поле боя. И где ты сейчас, несостоявшийся храмовник, самозваный король? Ты на таком же поле боя, только той, за которую ты бы не задумываясь отдал жизнь, нет рядом. Рядом вот-вот будет та, которую ты ежедневно хотел убить, задушить голыми руками. Чего ты ждешь, Алистер? Как ты думаешь выполнить свою часть сделки? Ты поверил той, что живет в твоем сердце, но веришь ли ты Морриган? Вопросы. Сплошные вопросы, и нет на них ответов. Глубокий вдох – выдох. И еще раз. И еще, и еще. Холодная комната, голые стены, кровать – жесткая, с нетронутыми простынями. Внутренний голос шепчет: «Ничего, скоро простыни сомнутся, а утром служанка найдет их – холодными, влажными и мятыми». Тошнота комком подкатывает к горлу, сердце колотится барабанной дробью. Спокойно, Алистер, дыши, дыши, вот так. Вдох – выдох. Дверь скрипит. Наверное, все слуги в курсе того, как низко падет сейчас сын Тейрина – провести ночь с отступницей! Ловят каждый шорох в поместье – то-то в нем такая тишина! Создатель, смилуйся, противно-то как. Дыши, вот так. И зачем согласился на эту пытку, зачем? Спал бы себе в своей кровати, со своей женщиной, и горя не знал бы. Перед глазами встает любимое лицо, в умоляющих глазах – слезы, губы жалко кривятся. — Я не хочу тебя терять…. Да, не знал бы горя. До поединка с Архидемоном. Морриган стоит около кровати, смотрит на него. В желтых глазах – насмешка. Конечно, ухохотаться можно от его вида. Голый, стыдливо прикрытый тонким одеялом, вид, как у затравленного зверька, должно быть. Дыши, Алистер. Просто дыши. — Да не бойся ты так, — говорит Морриган. От ее голоса хочется взвыть и убежать, куда глаза глядят. — Не съем я тебя, — говорит она и начинает избавляться от своего дурацкого платья. – Я же не Флемет все-таки. Наверное, на этом месте нужно улыбнуться. Давай же, Алистер, улыбайся. Ох. С легким шорохом падает на пол платье. Она стоит перед ним, худая обнаженная фигура, кожа белая-белая, словно светится в полумраке комнаты. — Расслабься, Алистер, — с какой-то досадой говорит она. – Я же не уродина! Нет, не уродина. Красивая. Сил хватает только на то, чтобы покачать головой. — Ты же не думаешь, что мне это нравится больше, чем тебе, — говорит она, обходит кровать и задувает свечу. – Так будет удобнее, не находишь? Нет, он не находит. Он находит, что будет удобнее сбежать – вот так, в чем мать родила, выскочить за дверь и никогда больше не видеть ведьму. Да, у нее красивая грудь, высокая, округлая; красивые ноги, длинные и тонкие, но это его совсем не заводит. Ему не нужна эта грудь и эти ноги, ему не нужна Морриган. Так что задувай свечу Морриган, не задувай – чего-чего, а удобства это не прибавит. Дыши, Алистер. Так нужно. — У нас нет выхода, — вспоминает он ее слова, слова своей любимой женщины. А что чувствует она? Что она чувствует, зная, что ее мужчина сейчас будет заниматься сексом с другой? Мечется ли она по комнате, или сидит на подоконнике, неподвижно глядя на ночной город? Алистер вздрагивает – одеяло слетает с его тела, тонкие пальцы, еле касаясь, гладят обнаженную грудь. Не думай о ней, Серый Страж, иначе сойдешь с ума. — Расслабься, — повторяет Морриган. Он чувствует ее рядом с собой, теплое дыханье щекочет шею. — Я не смогу тебя поцеловать, — неожиданно говорит он срывающимся голосом. – Не смогу. Она фыркает. — Алистер, дети родятся не от поцелуев, — шепчет в ухо. Сухая ладонь продолжает поглаживать его по груди, спускаясь все ниже по животу. Пальцы очерчивают напряженные мышцы, настойчиво, неумолимо приближаясь к паху. Будь оно все проклято. — Ну же, так у нас ничего не получится, — говорит Морриган. Она старается обуздать недовольство и говорить мягко, чтобы Алистер успокоился, и он ей за это благодарен. — Извини, — говорит он и понимает, как глупо это звучит. Она опять фыркает. Он находит ее руку в темноте и сжимает ладонь. Крепко, до боли. — Морриган, она… правда останется в живых? — Да, — коротко отвечает ведьма. — А… я? — Да, — повторяет она и добавляет недовольно: — Кажется, я никогда не врала ни ей, ни даже тебе. — Извини, — зачем-то опять говорит он и отпускает ее руку. Дышать. Просто нужно дышать, ровно и спокойно, и пытаться расслабиться. Она больше не касается его, и Алистеру становится тревожно – что она еще придумает? А, может, просто наложит на него какое-нибудь заклятье, и все пойдет так, как должно? Хорошо бы. Нет. Она начинает его целовать – грудь, плечи, живот…. Горячие сухие губы опускаются ниже и ниже, он сжимает кулаки и мнет простыню, чтобы не оттолкнуть ее. Так надо. Так, черт побери, надо. Вдох – выдох. Глубокий вдо-о-о-х – ровный, медленный…. Ох. Ох, Создатель! Морриган проводит руками по его животу, оглаживает бедра. Из его судорожно сжатых губ с присвистом вырывается воздух. Будь она проклята, эта мужская сущность! — Ну вот, хорошо, — слышит он ее тихий шепот. Тихий-тихий, словно для самой себя. Она разжимает его кулаки, мягко, но настойчиво кладет его руки себе на грудь. Руки холодные, а грудь теплая. Разбуженное желание берет верх, и он перестает сопротивляться. У нее гладкая спина, шелковистая кожа, упругие ягодицы. И сильные руки, прижимающие его плечи к подушке, когда она обхватывает коленями его бедра. — Давай же! – шипит сквозь зубы. – Ну! Ну, нет. Хватит. К дьяволу вдохи-выдохи. Он резко переворачивается на живот, подминая ее под себя. Ведьма слабее, она не может сопротивляться и подчиняется, лежит под ним, шумно дышит, прижимает его к себе. Алистером овладевает диковинная смесь ярости и желания, он упирается ладонями в жесткую кровать и забывает обо всем на свете. Ненависть, ярость, разочарование – все сосредоточено сейчас в этой женщине, что лежит под ним, и в такт дыханию сжимает пальцы, вцепившись ему в спину. Страх потерять все, что у него есть, злость и обида – толчок, еще толчок, и еще. Сильнее. Яростнее. Отчаяннее. Вдох-вдох-вдох. Он упирается лбом в подушку рядом с ее головой и глухо рычит, улавливая слабый, явно вырвавшийся против воли, стон. Шумное, прерывистое дыхание, она расцепляет горячие, влажные руки, и они безвольно падают на кровать. Он тяжело переворачивается на спину и чувствует, как по бокам стекают струйки пота. …А на утро слуги найдут влажные и мятые простыни…. Морриган шепчет что-то, тихо и неразборчиво, и Алистер приходит в себя и вспоминает: ритуал. На него наваливается усталость, тяжелая и липкая, как пот; он закрывает глаза и чувствует только опустошенность. Нет больше страха, нет ярости, нет ненависти. Морриган рядом соскальзывает с кровати, на ощупь ищет свое платье – дело сделано, им незачем проводить вместе всю ночь. Он будет жить. И она. Медленный вдох. Так что теперь, Страж? Выдох. Сделка состоялась, впереди – бой, в котором они обязаны победить. — Спасибо, Морриган, — хрипло говорит Алистер. — Прощай… партнер, — отвечает Морриган. Скрип двери. Порыв холодного воздуха. Они будут жить. Вдох – выдох.