Болезнь

Вечер. Воздух наполняла обманчивая тишина. Такая всегда бывала в комнатах, где много книг. Пыль. Старые голубые шторы были задёрнуты, две лампы, настенная и настольная, освещали пространство крест-накрест. Сухой шелест страниц, сухой кашель, и тишина дрожала под пальцами читателя. Сухой, ломкий шелест не гас. Ломкий крик, и тишину свело жестокой судорогой. Вздрогнули жёлтые лучи двух электрических ламп. Он отбросил книгу и обхватил голову руками. – Уходи, – прошипел он, – уходи, уходи. Он зажимал ладонями уши, силясь заглушить звук, то ли рвущийся в голову, то ли напротив, наружу из головы... Он согнулся, прижавшись подбородком к коленям. Это немного успокоило. – Уходи... – вновь на выдохе прошептал он. Кончилось, утихло. Шумно выдохнув, он перевернул руку, чтобы взглянуть на часы. Двадцать шесть минут десятого. Что ж, ещё не слишком поздно. Он медленно поднялся с кровати, где сидел, шелестя страницами книги, погасил одну за другой обе лампы. Чувство, будто кто-то хотел удержать его в потемневшей комнате, на мгновение остановило читателя. Но ему было известно, кто пытается его удержать. Он вышел, оставив за дверью обманутую тишину и книгу. Последнюю – недочитанной. Бывают разные болезни, думал он, покидая подъезд и нашаривая в кармане зажигалку. Замерцал оранжевый огонёк, и он сделал два шага от крыльца. Бывают разные болезни. Брат умер от рака лёгких. Он же болен книгами. Его болезнь не меньше жестока, и она сделает всё, чтобы он оказался в могиле. Что заставляло каждый раз отшвыривать книгу прочь? Не инстинкт самосохранения, не страх, что книга засосёт его, как ураган. В цепи событий и переживаний найдётся место для него, и он больше не выберется?.. Стать очередным звеном подобной цепи было бы не страшно, не жалко. Что же заставляло каждый раз отшвыривать книгу прочь, как только обострялось то странное чувство? Чувство, которое он не мог назвать, хотя ощущал так резко. Чувство... Он не знал ответа и даже толком не понимал собственного вопроса, а поэтому вдохнул серый дым и закрыл глаза. Открыл. В январе рано темнеет, вокруг не было ничего, кроме дыма и холода. Он смутно вспомнил, что не одет, но тут же снова об этом позабыл, всем телом вслушиваясь в зиму. Ветер застыл – закоченел – в ветках голых деревьев. Мороз тяжело шагал по двору, хрустя ледяной крошкой на сапогах. Читателю книг, когда он в самом деле ими болен, нет дела до реальности. Но что если эта реальность – лишь продолжение книги? Когда ты выходишь на лютый холод из зимней морозной повести, тебе кажется, что ты не покидаешь её. В этом своя, особенная прелесть... Как в кашле сквозь сигаретный дым, а потом – сквозь пыль, поднявшуюся от книжных страниц. Он затянулся, дёрнул плечами. Ещё минута, и в дом. Не стоит так надолго уходить. Книги не любят этого, да и холод внешний ещё противнее холода, который с шипением истаивает на сухих страницах. Пусть ему уже не грозит простудиться, грань между двумя реальностями он всё ещё чувствует. Шаги прозвучали по лестнице как-то хрустко, будто мороз по снегу. Читатель не спеша пересёк лестничную клетку, открыл дверь и вошёл в квартиру. Отпер свою комнату. Включил две жёлтые перекрёстные лампы. Можно было дальше... Тяжело оторвавшись от книги, ещё тяжелее к ней возвращаешься. Но он взял в руки ветхий переплёт, провёл кончиками пальцев по тиснёному заглавию и, глубоко вдохнув, раскрыл том на отмеченной странице. "И в наступившей тишине, быть может, станет слышен наш шёпот". О да, в тишине его комнаты, в его обманчивой, пыльной от старых книг тишине только это и было слышно. Только – их шепчущие, настойчивые голоса. Они звучали так близко, так страшно... Иногда это становилось нестерпимым, и он терялся: то в книге, то в себе. А иногда сбегал: отшвыривал книгу и сбегал на улицу курить. И всё же он каждый раз возвращался. И с наслаждением вслушивался в шёпот собственной смертельной болезни, и водил сухими пальцами рук по сухим страницам, разглаживая буквы, делая их голоса громче. Дочитать... просто дочитать эту книгу и на несколько часов или даже дней вернуться в настоящую жизнь. Встретить старых знакомых, быть может, или навестить старое кладбище. Какое счастье, что ему нет нужды ходить за новыми книгами в библиотеку: на это пришлось бы тратить всю свободу, а её с каждым разом меньше. Он заправлял за уши волосы, вчитывался в тусклые строки, и снова нарастало то непонятное чувство. Это была боль и радость, но как её следовало называть, он всё ещё не знал. Сколько книг придётся прочитать, прежде чем он найдёт ответ... Логика мира такова: ответ придёт, когда он простится со своим вопросом. Нужно было всего лишь уничтожить границу, отделяющую реальность от вымысла, книгу – от жизни. Неизбежный исход болезни, он близок... и даже желанен. Но сколько раз ещё придётся вот так отшвыривать книгу, выискивать потерявшееся дыхание где-то в лёгких? Сколько? Он обхватил голову руками, роняя на колени незакрытый том. – Стой... Уходи...