Что-то там моросит

- Что-то там моросит. - Дождь? Глаза сузились. Стало холодно. Эту комнату уже не осветлит ничего: ни самый работожаждующий обогреватель, ни яркое летнее солнце - ничего. Стены благодаря тебе покрылись лёгким, но прочным слоем серо-голубых обоев. Дом перестал дышать. Когда-то на стенах были лишь голые ровные ряды красного кирпича. На кирпичах кое-как были приклеены нелепые пошлые постеры губастых порно-звёзд, завсегдатых взрослых журналов. На полу лежали бабушкины "кругляки" - небольшие равнокруглые коврики, вместо нынешних мажорских ковролинов.Окна были залеплены пестрыми газетными страницами, в комнату не часто проникал дневной свет; со всех сторон на меня глазели разнообразные знаменитости - от Пола Маккартни до Мерлина Мэнсона. Я их отлично знал; знал, хотя и не был знаком, а они меня даже не знали, не говоря уже о знакомстве... Меня, в принципе, не знал никто. В этом, чужом для меня городе - особенно. В лицо меня знали только заведующие прилавков со свежей прессой, некоторые сборщики макулатуры и баба Зина - хозяйка сего щикарного жилища, которую после месяца моего квартирантирования "заботливые" детишки поместили в дом престарелых. Так что, меня не знал почти никто. Потом появилась ты. Ты - которая сидишь сейчас на дубовом стуле и рассматриваешь свои тонкие бледные пальцы и летаешь с мыслями где-то далеко-далеко за пределами этой комнаты. Утро выдалось паршивым. Еще с ночи начал дуть яростный северный ветер, швыряя со злостью на дома клоки желтой листвы.Тучи запутались в небе, солнце запуталось в тучах, мир запутался в матовых слоях тумана. Ты примчалась ко мне, как баба Яга, что свались со ступы, - грязная, мокрая, потрепанная; гладкие белые волосы разбросались кто-куда, как конечности страшного зомби в поисках святой резинки; а глаза сверкали глупым гневом и раздражением, будто сейчас тебя ничто так не возмущает, как эта паршивая погода. Как птенчик, тёрлась о мою руку, закутавшись сразу в три полотенца, и всё пророняла: "...как хорошо, как хорошо...". А теперь вот явно заметила угрюмость нашего жилища, кою сама и сотворила. И обои выбирала ты, и ковролин стелила тоже... И всё вод цвет - серо-голубой. Помню, говорила мне, когда покупали: "От ярких цветов вечно голова болит. Надо что-то поспокойней...". Но ты ошиблась в одном: это "что-то поспокойней" часто навевает грусть да скуку. Поправил очки. Присел на корточки у батареи. - Не хочешь ко мне? - Улыбнулся. Просто не могу смотреть на дрожащую тебя без улыбки. - Не-а. Уже согрелась. - У тебя даже голос дрожал. Излишняя гордость всегда была тебе присуща и именно она всегда выделяла тебя из стада продажных девок, кои всегда готовы без оглядки погнаться за любовью, вслепую за страстью, риском, драйвом и разбиться насмерть, упав с высоты собственного достоинства. А ты была другой: такой дрожащей и холодной, но дерзко объявившей себя самой жгучей латиноамериканской дивой. - Не геройствуй. У тебя даже волосы трясутся. - последняя фраза вышла какой-то излишне насмешливой. Ты обмеряла меня своим самым критично-яростным взглядом, выдохнула и полуползком подлезла ко мне. Принципиально села с другой стороны батареи и обхватила одну "батареину" хваткой злого медведя. - Вот так. - Улыбнулся я и протянул к тебе руку. Ты как-будто не заметила и, самодовольно хмыкнув, устремила свой взгляд в тщательно выбранную противоположную мне сторону. Какая ты красивая. Струи белых волос меловыми водопадами разбросались по плечам и до сих пор тряслись. Ровный, аккуратный, немного курносый нос гордо вздымался вверх. Своим присутствием ты осветляла даже самую угрюмую комнату, вроде этой. Подползла к журнальному столику, цепляясь ногтями без лака в жесткий ковролин, взяла из сумки какую-то приличного размера умную книжку в голубой обложке и вернулась назад на исходное место - к батарее. Нервно начала листать влажные белоснежные страницы в поисках закладки. Нашла. Углубилась в чтение. После долгой минутной паузы, где все действующие лица находились в полном обездвиживании, я таки не выдержал и нарушил тишину: - Так на учёбу сегодня не идёшь? - Не. Погоду видел? - не отрывая взгляда от черно-белых строчек ответила ты. - Мог бы тебя подвести. - в голосе моём учуялась надежда. - Да ну его. Половина кафедры не явится. Я тебе гарантирую. После столь дерзкого перебивания её мыслей, ты не выдержала и громко захлопнула книжку. - Ну чего ты хочешь? - перевела на меня раздраженно-поедающий взгляд. - Сонь, ну я тебя так давно не видел... - тоном, который мог бы разжалобить бетонную стену.ю простонал я. - Я встала от тебя с постели в 6.30. Сейчас 8.15. Ещё претензии будут? - тоном, что не терпел возражений, отрезала ты. - Да, - так невозмутимо, что аж самого поразило, ответил я. - Я тебя люблю, а ты вон - читаешь очередную книжку. Твоему возмущению не было предела, а твоё возмущение часто заставляло чувствовать себя самым низким существом во Вселенной. Но по твоему лицу проскользнула улыбка. Ты, как всегда, неотразима. Журнальный столик вместе с сумкой взлетели в небо, подобно неуклюжему летающему единорогу. Книжка в голубой обложке развернулась на странице 373. Ушли проводить репетицию идеального утра где-то на Гавайском побережье. Ждать к обеду.