Во мгле прошлого

Холодные щупальца тумана неслышно тянулись из-под крон гигантских деревьев, чьи корни уходили в бездонную глубину болота. Словно вражеский лазутчик, туман крался под прикрытием широких листьев папоротника, мокрым языком пробовал на вкус подушки лишайников, которыми обросли тёмные камни древних руин. Крадучись вползал на оплывшие террасы, увенчанные развалинами некогда величественного храма. И вот уже серые прозрачные ладони сначала робко, а потом всё более решительно ощупывают крутые ступени святилища, грозя поглотить его, окутать сырой мглой до верхушек не сломленных временем колонн, а потом разлиться вокруг и затопить всю долину до самых склонов гор, что обступили её со всех сторон. Но вдруг с востока, прорвавшись сквозь узкую щель между скалами, ударило золотое копьё. Луч восходящего солнца вонзился в стену храма, и остатки росписи на пятнах штукатурки, ещё покрывавшей кое-где старые камни, заиграли сочными, первозданными красками. Туман испуганно отдёрнул щупальца и стал торопливо отползать от разрушенного святилища обратно в болото, распадаясь на рваные клочья и оставляя после себя блестящие капли росы на траве и листьях деревьев. Покрытое глубокими морщинами лицо водного мага Сатураса осветила затаённая улыбка. Он любил наблюдать за рассветом над Яркендарской долиной и старался каждое утро пораньше выбраться из нагретой постели, чтобы не пропустить этот краткий миг. Ему нравилось видеть, как сумрак Белиара на время уступает власть свету Инноса. Уступает, чтобы в свой черёд вернуться назад, подчиняясь установленным Аданосом законам великого равновесия, по которым живёт мир. Старый маг поёжился. Утренняя прохлада пробирала даже сквозь толстую мантию. Ещё раз окинув взглядом руины храма Аданоса, возведённого в незапамятные времена таинственными зодчими, Сатурас вернулся в небольшую, хорошо сохранившуюся каменную постройку, которая служила водным магам временным жилищем. Ученики Сатураса и братья по вере уже проснулись. Нефариус возился возле жаровни, раздувая подёрнутые пеплом угли. Кронос раскладывал свёртки со снедью. Миксир возносил молитву Аданосу, а Риордиан ещё сонно потягивался, сидя на самодельной койке. — Да не покинет ваши души равновесие, братья! — приветствовал их Сатурас. — Ты вовремя, учитель, — отозвался Кронос. — Мы тут как раз завтрак сообразили. Сейчас только Нефариус подогреет вино... Кронос, встревоженный раздавшимся снаружи негромким звуком, резко умолк. Все шестеро обернулись к двери, готовые, если потребуется, обрушить на незваных гостей град смертоносных заклинаний. Но это оказался всего лишь Ланс — воин Кольца Воды, исполнявший при магах обязанности разведчика и посыльного. С улыбкой оглядев служителей Аданоса, он скинул с плеча на каменные плиты пола увесистый мешок из зелёной вараньей кожи. В мешке что-то глухо брякнуло. — Да пребудет с тобой Аданос, сын мой! — обратился к нему Сатурас. — Не желаешь ли разделить с нами трапезу? — Спасибо, наставник, — отвечал тот. — Я на самом деле зверски проголодался, не спал двое суток и отсырел до мозга костей в этих проклятых топях. К счастью, бандиты вроде притихли. Почти не выползают со своих болот. Кронос и Нефариус разом усмехнулись и обменялись понимающими взглядами. — Ну так садись к столу, — пригласил его Риордиан. Маги и Ланс тесно умостились за наскоро накрытым столом. Руки их разом потянулись к еде, как только Сатурас подвинул к себе кубок с вином, подав тем самым сигнал к началу завтрака. — Что ты там притащил, Ланс? — кивнул Миксир на брошенный у дверей мешок. — Всякий старинный хлам. Нашёл в развалинах, — невнятно ответил разведчик, который как раз расправлялся с сыром и хлебом. — Подумал, что вам пригодится. А нет, так продам кузнецам, когда вернусь в Хоринис. Закончив трапезу, маги сгрудились у мешка Ланса. Сам он, проворчав что-то невнятное, с облегчённым вздохом улёгся на одну из освободившихся коек и немедленно провалился в сон. — Ого, тяжеленный! — удивился Кронос, вытащив из мешка угловатый предмет из позеленевшей от времени бронзы. — И дырка посередине. Что это за штука? — Молот. Бронзовый молот, — сразу же определил Риордиан, взяв находку в руки. — Да на нём руны какие-то! Миксир, что здесь нацарапано? Риардиан передал молот Миксиру. Тот протёр выбитую на древнем орудии короткую надпись рукавом мантии и прочёл: — Кеоф. — Что это значит? — вопросительно поднял седые брови Сатурас. — Это имя. Судя по краткости, оно принадлежало воину или простолюдину. Насколько я успел понять, представители каст жрецов, учёных, целителей и стражей мёртвых или хранителей духов, как ещё можно перевести это слово, обычно именовались более вычурно. Впрочем, имена воинов тоже порой были довольно длинными... — Что-то не похожа эта штука на боевой молот, — засомневался Нефариус. — Значит, это рабочее орудие. А имя «Кеоф» носил какой-нибудь кузнец или плотник, — заключил Миксир. — Вполне вероятно, — проговорил Сатурас. — Что там ещё? Кронос извлёк из мешка массивную вещь полусферической формы, сплошь покрытую зелёным налётом. — Посудина какая-то... — Нет, это шлем, — покачал головой Нефариус. — Видишь, вот назатыльник. А спереди небольшой козырёк. И петли для ремешка по бокам. — А сверху что это за кольцо с дырками? — Откуда я знаю? — Полагаю, в этих отверстиях крепился плюмаж из перьев, — предположил Сатурас. — Мы видели похожие шлемы на стенных росписях. Правда, там они, кажется, из дерева или кожи, а этот медный. — Вмятина на затылке какая! — повертев шлем в руках, воскликнул Кронос. — Видать, парню, который его носил, крепко досталось. — Вмятина могла появиться и позднее, — возразил Миксир, взяв старинную вещь и поскоблив ногтем зелёный налёт. — Погодите-ка, тут ещё какая-то вещица, — сказал Кронос и запустил руку в мешок. — Хм... Непонятное что-то. И, кажется, здесь ещё остались следы магии. — А это, друзья мои, не что иное, как амулет стража мёртвых! — торжественно возвестил Сатурас, забирая из рук Кроноса большую бляху из потемневшего серебра с рельефным узором по краям и угольно-чёрным полированным камнем посередине. — Просто чудо, что такая редкая вещь попала нам в руки. — Удивительно! — поразился Мердарион. — Вот бы узнать историю этих вещей и их прежних хозяев, — мечтательно проговорил Миксир. Риордиан скептически покачал головой, а Сатурас вдруг поднял взгляд к потолку и нахмурил брови, будто вспоминая нечто важное. — А что, — раздумчиво проговорил старый маг, — может быть, нам это и удастся. — Но разве такое возможно, учитель? — удивлённо переглянувшись с Кроносом, спросил Риордиан. — Вообще-то да, возможно, — подтвердил Сатурас. — При удачном сочетании определённых условий. Все три предмета из металла, так что должно получиться... — Кажется, я читал о чём-то подобном, — подал голос Нефариус. — Но помню довольно смутно. Вроде бы там какое-то сложное заклинание и зелье из нескольких десятков ингредиентов, которое нужно выпить перед обрядом. И ещё понадобится сосуд с водой. Да, точно! Большая чаша или что-то наподобие. — Вполне сгодится и обычное деревянное ведро, — улыбнулся Сатурас. — Рецепт и заклинание я помню наизусть. Но ингредиенты для зелья достать будет нелегко. Придётся потрудиться. Однако полагаю, мы сможем найти всё необходимое. Сейчас я составлю список — и за работу. Думаю, начать стоит с амулета. Это самая любопытная из найденных Лансом вещей. *** — Что это вы затеяли, отцы? — удивлённо протирая глаза, спросил заспанный Ланс. Удивляться было от чего. Перед временным жилищем магов горели костры, казавшиеся особенно яркими в удлинившихся тенях ближних скал. Между ними стоял наполненный водой бочонок. Рядом на широких светло-зелёных листьях местного растения были разложены найденные Лансом предметы. Над одним из костров булькал котёл, варево в котором помешивал длинной деревянной ложкой сам Сатурас. Остальные маги сгрудились вокруг него. — А, Ланс! — весело приветствовал разведчика Сатурас. — Мы решили заглянуть в прошлое. Узнать кое-что о людях, которым принадлежали найденные тобой предметы. Если хочешь, присоединяйся. Зелье как раз сварилось, сейчас немного остынет и можно начинать обряд. — Что за зелье? — с подозрением потянул носом Ланс. — Вполне безопасное. Помогает сосредоточиться, вводит в лёгкий транс... — поспешил успокоить его Нефариус. — В транс? А если эти головорезы с болот нагрянут? — проворчал разведчик. — О них пока можешь не беспокоиться, — ухмыльнулся Кронос. — Мы с Нефариусом встретили парочку разбойничьих дозорных на краю болота, когда собирали травы и добывали железы болотных вонючек. Ты бы видел, как эти бездельники удирали, когда оттаяли! Ещё шустрее, чем в прошлый раз... — Кто удирали? Вонючки? — удивился не проснувшийся толком Ланс. Маги негромко рассмеялись. — Бандиты, — развеял его недоумение Нефариус. — Я пустил ледяную волну, их задело самым краем. Так что теперь наши беспокойные соседи дня три из своего лагеря носа не высунут. — Ну, раз так, то я тоже в деле. Любопытно же, чьё барахлишко мне подвернулось. Тем временем Сатурас принялся разливать зелье и все выпили по полному кубку. Потом окружили бочонок с водой, в который Миксир торжественно погрузил амулет стража мёртвых. — Готовы? — строго спросил Сатурас, оглядев соратников, и принялся читать длинное заклинание, состоявшее из одних многосложных и труднопроизносимых слов. Над древними руинами будто пронёсся порыв ветра, сметая пыль времён, воскрешая давно отзвучавшие слова и угасшие сотни, а то и тысячи лет назад мысли. Маги и Ланс, едва не стукаясь головами, сгрудились вокруг бочонка. Сатурас, закончивший читать заклинание, с трудом протиснулся меж своих учеников и соратников. Семь пар глаз пристально уставились на изображение, всплывавшее из наполнявшей сосуд воды. Взгляды людей стали отсутствующими. Они увидели... *** ...Просторное помещение, украшенное рядами толстых резных колонн. На каменных стенах — красочные росписи, изображающие странно одетых людей и неведомых чудовищ. В мерцающих лучах многочисленных светильников они будто пляшут с тенями, извиваясь и раскачиваясь. Дым трав, сжигаемых на раскалённых углях в плоской каменной курительнице, пахнет незнакомо и резко, но по-своему приятно. В середине зала заполненное водой углубление, похожее на небольшой бассейн. Лучи светильников не проникают в его глубину, отчего она кажется бездонной и таинственной. В помещении двое. Один из них — высокий худой старик в ниспадающих до самого пола одеждах. Глубокие морщины на его лице подчёркнуты резкими нервными отблесками светильников. Седы ли его волосы, не видно. Голову скрывает огромный пышный убор из ярко окрашенных птичьих перьев. Бесчисленные амулеты свисают с шеи, пояса и рук старика. Второй из присутствующих — молодой человек. Череп его гладко выбрит. Из одежды — только не достающая до колен набедренная повязка, ожерелье на шее и браслеты на руках. Юноша склоняется перед стариком. — У нас всё готово, великий Ирлаксебра, — почтительно произносит он. — Внесите тело, — приказывает старик. Его голос сух и властен. — Как прикажете, — ещё ниже склоняется юноша и, пятясь, выходит вон. Старик подходит к краю бассейна и точно так же, как только что молодой человек перед ним, склоняется перед статуей, установленной по другую сторону водоёма. Статуя изготовлена из жёлтого камня, отполированного так, что его можно принять за золото. У неё плоское тело, угловатые конечности и суровые черты лица. Каменное тело покрыто искусной резьбой, изображающей одежду и украшения. Голова кажется непропорционально большой из-за отходящих от причудливого убора лучей-перьев. — О, великий Аданос, повелитель вод, хранитель равновесия и даритель жизни! Помоги мне исполнить мой долг, поддержи мой глас и укрепи дух мой! — провозглашает старик. С первых звуков голоса становится понятно — тот, кого зовут Ирлаксебра, ничуть не сомневается, что божество откликнется на его молитву. Произнеся ещё несколько ритуальных фраз, старик вновь склоняет перед статуей свои разноцветные перья и величественно оборачивается к двери, через которую четверо юношей, очень похожих на первого отсутствием волос, почтительностью и одеждой, вносят нечто, завёрнутое в грубую тёмную ткань. Чинно движутся к бассейну, опускают свою ношу на его край и снимают с неё покров. Становится видно, что это рослый молодой мужчина. Тело его чрезвычайно мускулистое, с многочисленными узорами и несколькими шрамами, украшающими смуглую кожу. Короткие чёрные волосы слиплись от запёкшейся крови. Щека перечёркнута следами чьих-то когтей... или ногтей. Глаза закрыты. Молодые люди готовятся торжественно погрузить тело в бассейн, как вдруг у входа начинается какая-то возня, звучат резкие голоса и в помещение спиной вперёд влетает давешний бритый юноша. Слегка оглушённый, он растягивается на полу. Вслед за ним вступает крупный мужчина в простой, но добротной одежде с широкими медными браслетами на запястьях и тяжёлым, причудливо изогнутым катэром у пояса. Волосы его наполовину седы, лицо густо украшено татуировками, изборождено морщинами и старыми рубцами, но чертами заметно напоминает лежащего у бассейна человека. Вернее, пустую уже оболочку человека. Мёртвую. — Я должен быть здесь! Мне нужно знать, кто убил моего сына, — заявляет вошедший, нисколько не конфузясь под тяжёлым взглядом Ирлаксебры. — Почтенный Варкар, ваше присутствие в Доме стражей мёртвых может нарушить ход обряда и всё испортить, — строго произносит старик в уборе из перьев. — Малейшая несдержанность — и всё сорвётся. — Несдержанность?! — рычит незваный пришелец. — Вы меня, одного из наиболее уважаемых сынов касты воинов обвиняете в несдержанности? Полагаете, я раскисну, как слабая женщина? — Вы, безусловно, не женщина. Ваш род — истинная гордость касты, на чьих плечах лежит защита Яркендара и расширение наших владений. Но несдержанность вы проявили уже сейчас, ворвавшись сюда. — Этот щенок пытался меня остановить! — пыхтит Варкар. — Он столь же достойный представитель касты стражей мёртвых, сколь вы и ваш... сын — украшение касты воинов, — выговаривает Ирлаксебра, строго глядя на юношу, который уже поднялся с пола и ждёт распоряжений наставника. — Прошу меня простить, — с заметным усилием смирив гнев, склоняет голову старый воин. — Но вы должны и понять меня. Латокр был моим единственным сыном, моей гордостью. Несмотря на молодость, он успел отличиться в двух войнах. Выжил и победил там, где лишались жизни куда более опытные бойцы. И теперь здесь, в родном Яркендаре, вот так нелепо... — Голос старого воина уже ровен, полностью подчинён рассудку посредством воли, что крепче каменных стен. Смятение выдаёт лишь остро пульсирующая жила на мощной шее. — Я должен первым узнать имя его убийцы. — Поверьте, я скорблю вместе с вами, почтенный Варкар, — отвечает Ирлаксебра и в его голосе впервые проскальзывают мягкие нотки. — Что ж, я позволю вам остаться, если пообещаете вести себя тихо и не вмешиваться. Любой лишний шум или движение могут нарушить ход обряда, внести помехи... простите, я не смогу объяснить этого на речи воинов, в ней нет нужных слов, — виновато развёл руками страж мёртвых. — Но поверьте, это действительно очень важно. Иначе мы можем вообще ничего не узнать, да и дух Латокра не будет достойно препровождён к Аданосу. — Я понимаю, уважаемый Ирлаксебра, — склоняет голову Варкар. — Поверьте, через миг вы забудете о моём присутствии. Старый воин отступает к стене и замирает. Если нарочно не приглядываться, то может показаться, что это всего лишь ещё один рисунок в росписи. Только более грубый и не столь красочно выполненный, как остальные. Страж мёртвых удовлетворённо кивает и даёт помощникам знак приступать. Под речитатив древней молитвы Аданосу тело почти без плеска уходит в воду бассейна. Молодые стражи мёртвых заводят что-то вроде печального гимна, слов которого не разобрать даже владеющему речью всех высших каст. Это длится не меньше часа. Но вот Ирлаксебра подбрасывает какие-то листья на угли курительницы и громко произносит слова древнего заклинания. Комната наполняется сизым чадом, из которого возникает призрачная фигура, точь-в-точь такая же, как та, что лежит сейчас на дне бассейна. Конечно, если не считать того, что сквозь эту, только что возникшую, можно рассмотреть, как чуть заметно вздрагивает одна из картин в стенной росписи — старый воин Варкар. — Внемли мне и повинуйся, — не терпящим возражений тоном обращается Ирлаксебра к призраку. — Кто звал меня? Почему я должен повиноваться тебе? — глухим, не дающим эха, голосом вопрошает призрак. — Я Ирлаксебра, страж мёртвых, призвал тебя, дух воина Латокра, чтобы ты ответил на мои вопросы. — Спрашивай, страж мёртвых. — Кто лишил тебя жизни, Латокр? — Я не видел, — чуть повременив, отвечает призрак. — Ты помнишь последний миг своей жизни? Расскажи о нём! — приказывает старый страж. — Я бежал по мосту... Потом... — призрак умолк, будто вспоминая или подбирая слова. — Потом — удар по затылку и тьма. — Ответь, как ты попал на окраину города в столь поздний час и что там делал? Кто был с тобой? — Имя, сынок! Латокр, мальчик мой, назови имя этой вонючей гадины! Я приказываю! — раздаётся вдруг рёв Варкара, о котором увлечённые обрядом стражи мёртвых действительно успели позабыть. Все вздрагивают. Ирлаксебра с искажённым от гнева лицом оборачивается к старому воину. Призрак тем временем начинает колебаться, теряя плотность и очертания. — Нет, отец, ты больше не можешь мне приказать. Ты не страж мёртвых. Я не назову имени... — доносится тихий, словно вздох, голос. Призрак исчезает. — Я же предупреждал! — кричит Ирлаксебра. — Теперь он ушёл, и мы никогда не узнаем правды! Варкар, бледный, жадно хватающий ртом воздух, нависает над сухоньким стражем мёртвых, будто гранитная скала над лёгкой деревянной беседкой. Кажется, что он вот-вот обрушится на него всей своей чудовищной мощью и раздавит. Но Ирлаксебра даже не вздрагивает. Подбородок его вздёрнут, взгляд устремлён в бешеные глаза Варкара, лицо — маска праведного гнева. И человек-скала отступает. В отчаянии рванув себя за волосы, он стремительно выскакивает за дверь. *** — Ни... чего себе! — потрясённо мотая головой, выдохнул Ланс. Он последним пришёл в себя и очумевшим взглядом обвёл магов. — Что это было, Белиар меня подери? Я же ощущал себя... внутри! Как будто стоял рядом с этим Ирлаксер... как его там? Маги тоже выглядели ошарашенными. Сатурас с трудом разогнул затёкшую спину и поморщился от боли. — Ты прав, сын мой, необычайно глубокое проникновение. Признаться, я и сам несколько... озадачен. Не ожидал столь сильного эффекта, — покачал головой старый маг. — Только в следующий раз нужно взять посудину пониже и устроиться вокруг неё поудобнее. Спина у меня уже не та, что в молодые годы. — Учитель, — тихо окликает его Риордиан, глядя на наставника широко раскрытыми глазами, — выходит, мы так и не выясним, что там произошло? Ну, кто убил этого парня и почему он не назвал убийцу. Мне показалось, он видел, кто это был. — Как знать, — проворчал в ответ Сатурас, — как знать. В конце концов, у нас остались и другие предметы. — Так давайте их тоже проверим, — предложил Кронос. — Разумеется. Но не сегодня, — покачал головой старый маг. — Взгляни на небо. Кронос посмотрел на запад, где, следуя своему извечному пути, должно было опуститься Ока Инноса. Потемневший, почти чёрный небесный свод в той стороне, низко над вершинами гор, уже едва различимо отливал багрянцем. Оказывается, ранний вечер давно сменился ночью. — Ну и зелье! Несколько часов в отключке. То-то у меня в брюхе так бурчит... — растерянно проговорил Ланс. — Давайте-ка займёмся насущными делами, братья. А продолжение этой древней истории попытаемся узнать завтра, — предложил Сатурас. — К тому же, к утру погода наверняка испортится. Ливень будет. С грозой. — Тебе явлена воля Аданоса, наставник? — поразился Миксир. — Ага, — рассеянно отмахнулся Сатурас. — Поясница болит. И определённо не только от неудобной позы. *** Снаружи бушевал ливень, мутную пелену которого время от времени разрывали вспышки молний. Но гром уже не грохотал над самой кровлей древней постройки, где обосновались маги. Раскаты его доносились издалека. — Скоро кончится, — уверенно заключил Ланс, отодвинув край полотнища грубой ткани, которой в ненастье занавешивали дверной проём. — Это хорошо, отвлекать не будет, — ответил довольный Сатурас. — Ну что, дети мои, приступим с благословения Аданоса? Сегодня обряд решили провести прямо в жилище. Убрали расставленные вдоль стен самодельные койки, отодвинули в угол жаровню. Посередине поставили широкую и плоскую каменную чашу, найденную в развалинах. Её наполнили водой, а вокруг разложили охапки травы и звериные шкуры, чтобы сидеть было удобнее. — Все готовы? — спросил Сатурас учеников и помощников, уже выпивших зелья и нетерпеливо склонившихся над водным зеркалом. Получив утвердительный ответ, он принялся читать заклинание. Вскоре отражение обшарпанного каменного потолка в чаше стало меркнуть, вода подёрнулась рябью... *** ...А что, кроме лёгкой ряби, может потревожить в такой день покой водной глади обширной бухты, вглубь которой от берега тянутся ряды деревянных причалов? Разве что плеск вёсел выходящих на промысел рыбачьих лодок да покачивание корпусов боевых кораблей, с палуб которых на доски пристани сходят усталые воины. Усталые, но счастливые и гордые. Ещё утром, когда родные берега стали ясно различимы на горизонте, все они принялись приводить себя в порядок. Придирчиво осмотрели оружие, до блеска начистили доспехи, расправили плюмажи и плащи из птичьих перьев, тщательно уложили волосы. Встретить воинов, которые считались погибшими во время разметавшей эскадру бури, пришли многие. Стража согнала простолюдинов с причалов, которые толпа грозила запрудить до полной непроходимости, и теперь прибывшие видят только море непокрытых голов позади пышных уборов представителей высших каст. Повсюду шныряют лишь вездесущие портовые мальчишки, наряженные в обрывки одежды и украшенные пятнами красноватой грязи. Латокр упругой походкой спускается по сходням, ничем не проявляя вполне естественной после долгой разлуки спешки, степенно шествует по настилу и ступает на берег родного Яркендара. Он идёт в одном ряду со своими боевыми товарищами, среди которых ему ближе всех друзья — неугомонный весельчак Апса, крепкий и надёжный, как скала, Деокес, несравненный стрелок Ксао и смелый до безрассудства Леус. Как и остальные воины, чётким взмахом руки Латокр отвечает на приветственные слова и улыбки встречающих. Султан красно-зелёных перьев уверенно вздымается над его начищенным медным шлемом. Плащ из таких же, но более мелких, перьев переливчатыми струями стекает с плеч, оттеняя красноватый блеск нагрудника и поножей. Короткий меч с причудливо изогнутым клинком свешивается с пояса слева, катэр на костяной рукояти и сумка для стрел — справа. Копьё и почти не уступающий ему длиной сарбакан Латокр несёт на плече. Он не ждал, что его кто-то придёт встречать на пристань. Отцу не пристало выходить навстречу младшему сыну; двое старших братьев пали в победоносных войнах, которые Яркендар ведёт по всему известному миру; матери обычай не позволяет уходить далеко от дома без сопровождения мужа или взрослых сыновей. Так что знакомая с самого рождения улыбка старого слуги, рука которого лежит на плече маленького мальчика, чьё лицо отмечено ясно различимыми родовыми чертами и первыми татуировками, становится приятной неожиданностью. Ребёнок неуверенно оглядывается на слугу и тот подталкивает его в спину, указывая на Латокра. Преодолев смущение, мальчик бросается к воину. — Дядя Латокл! — кричит он. Стройная колонна воинов сламывается, смешивается, чего никогда не случалось под натиском врагов. Суровую, исчерченную синими полосами ритуальных узоров бронзу лиц растапливают добродушные улыбки. Латокр передаёт копьё и сарбакан слуге, подхватывает племянника на руки, высоко, как пушинку, подбрасывает в воздух, а потом бережно ловит. Маленький Куархо хохочет, ему совсем не страшно в сильных руках. — Куархо, дружище, ты уже совсем большой! — восхищается Латокр. — Пришёл меня встречать? — Плишёл, — соглашается довольный Куархо. — А дедуська здёт дома. У него в гостях жлец Ксяхе... Кся... — О, так и Ксанекхт тоже у нас? — радуется Латокр. — Идём скорее. Он сажает племянника на плечо, не обращая внимания на смятые перья плаща, и направляется вверх по ведущей из порта дороге. Воины минуют портовые постройки, облепленные толпами зевак, уходящую влево дорогу, что ведёт к рынку, куда стекаются плоды полей и пастбищ со всей округи, и далее — Великой библиотеке. Вот уже справа виден глубокий провал с заболоченным дном, вокруг которого теснятся хижины черни, а впереди маячит природная каменная арка. Можно было воспользоваться телепортом, установленным неподалёку от гавани, но Латокр слишком соскучился по родному городу. Поэтому он идёт через главную площадь, куда сходятся все телепортационные линии и где торжественно высится новый храм Аданоса. Вокруг площади теснятся общественные постройки и дома знати из высших каст, а дальше, у подножия скал — опять видны плоские крыши убогих домишек бедноты. Колонна воинов давно уже поредела, разделилась на множество ручейков, которые растекаются по окрестным улицам и закоулкам. Рядом с Латокром остаются только два десятка человек, в том числе Деокес, Апса, Ксао и Леус. Пройдя мимо окружающих площадь зданий, Латокр на миг останавливается, чтобы насладиться открывшейся картиной. Внизу расстилается плодородная долина, украшенная пышными садами с утопающими в их зелени искусственными водоёмами и красивыми домами. Один из этих домов принадлежит его отцу Варкару. Хотя эту часть города населяют в основном представители каст жрецов, учёных и хранителей духов, здесь живут и несколько старейших семей воинской касты. Их особняки расположены в северо-восточном углу долины, близ Дома воинов и старого храма Аданоса, с которого когда-то и начинался Яркендар. — Красота... — восторженно выдыхает за плечом Ксао. — Вы как хотите, а я домой. Меня там сестрёнки, наверное, заждались. Поди, взрослые уже совсем, — весело произносит Апса, в нетерпении теребя серьгу, сильно оттягивающую мочку уха. — Но вечером, как стемнеет, жду вас всех у себя, — жестом руки, свободной от оседлавшего другое плечо довольного Куархо, отметает любые возможные возражения Латокр. — Придём, — как всегда коротко отвечает за всех Деокес. Людской ручеёк иссякает, впитавшись в зелёную тень проулков. Ещё несколько десятков шагов — и перед Латокром невысокая каменная стена, увитая виноградом и знакомая до последней трещинки, небольшая дверь из потемневших от времени толстых досок, на которых видны позеленевшие шляпки бронзовых гвоздей. Вот и выстеленный неровными каменными плитами двор, где играл ребёнком. Немолодая хрупкая женщина, увидев вошедшего, роняет кувшин, брызги воды украшают камень, стёртый ногами многих поколений предков Латокра. Баат. Мать. — Бабуська Баат, дядя Латокл плиехал! — раздаётся над самым ухом восторженный вопль маленького Куархо. — Мама! Воин, не глядя, суёт племянника слуге и бросается к женщине. Шлем, размахивая разноцветными перьями плюмажа, с глухим звоном катится по плитам. — Латокр... сыночек... Живой! — шепчет Баат, её сухие пальцы путаются в густых чёрных волосах сына. — Иди, отец ждёт, — опомнившись, говорит она. Латокр нехотя разжимает объятья и направляется к занавешённой пёстрой циновкой двери. Наскоро омывшись и сменив одежду, молодой воин идёт к отцу. Минует длинное помещение с невысоким потолком и попадает в обеденный зал, посреди которого за низким столиком восседают два украшенных шрамами почтенных мужа — знаменитый воин Варкар и всеми уважаемый жрец Аданоса Ксанекхт. Оба в праздничных одеяниях. Лишь пышные головные уборы лежат на расставленных вдоль стен каменных сундуках. Вошедший склоняется в почтительном поклоне, получает в ответ доброжелательные кивки и ловит испуганный взгляд Оллуват, младшей жены отца. Она только что закончила расставлять на столике новую порцию блюд и, торопливо подхватив опустевший поднос, неслышными шагами покидает комнату. Жрец провожает её одобрительным взглядом. Отец не удостаивает вниманием. Младшая жена его разочаровала. «Пустоцвет», как-то сказал он о ней, ещё перед отъездом Латокра. И в голосе старого воина сквозило равнодушие. Рофара, вдова старшего сына Варкара Радемеса — мать Куархо — пользуется в доме куда большим уважением... Латокр усаживается рядом с отцом. Следует крепкое пожатие протянутых над столиком рук. Ксанекхт едва приметно морщится — сильные пальцы Латокра слишком крепко сдавили его тонкое предплечье. Вернувшийся из похода воин ещё не привык соразмерять силу. В глубине глаз Варкара — теплота. Он бесконечно рад возвращению сына и гордится им. После обязательных слов приветствия и вопросов о здоровье беседу начинает Ксанекхт. — Совет Пяти и все мы были чрезвычайно опечалены известиями о гибели половины эскадры Визоки. Особенно потрясло всех известие, что знаменитый учёный, истинная гордость Яркендара, Заротхемес пропал вместе с потерянными во время бури кораблями. И мы бесконечно рады, что эти вести оказались ложными, — гладко, будто читая проповедь, произносит жрец и вопросительно смотрит на Латокра. — Да, сынок, расскажи, что же там случилось? — поддерживает друга Варкар. Конечно, старикам уже известно то же, что и всему городу. Уж им-то принесли радостное известие, как только числившиеся погибшими корабли неожиданно возвратились из небытия. Но хочется услышать об этих странных событиях из уст очевидца. — Эскадру всего лишь разметало бурей. Половина кораблей под управлением Визоки смогла вернуться в Яркендар и принесла весть о нашей гибели. А нас отнесло далеко на юг, — начинает свой рассказ Латокр. — Один из кораблей действительно погиб, но почти всех, кто на нём находился, удалось спасти. Однако Аданос разгневался на нас не на шутку. Может быть, принесённые перед отплытием жертвы оказались малы. Не знаю. Но нас носило по морю много дней, а когда буря утихла, небо надолго осталось затянутым сплошными тучами. Кормчие не могли проложить верный курс и даже знания великого Заротхемеса оказались бессильны. Запасы воды и пищи подходили к концу, грести изо дня в день нам помогали упорство и надежда на милость Аданоса... Латокр прерывает рассказ, чтобы наполнить кубки отца, Ксанекхта и свой собственный. Прожевав изрядный кусок тушёной ноги болотной крысы и запив мясо вином, он продолжает. — Одна из ночей выдалась ветреной. Мы даже стали опасаться, как бы вновь не разыгралась буря, — вспоминает молодой воин. — А к утру тучи разошлись и прямо к востоку от себя мы увидели очертание неизвестной земли. Лучи восходящего солнца вспыхнули над скалами. Зрелище было чудесное. Мы дружно пали на колени и вознесли молитву Аданосу. А почтенный Заротхемес провозгласил это божественным знаком. Неспешный рассказ снова прерывается ради трапезы, но вскоре возобновляется: — Заротхемес назвал открытый остров Питхорм. Людей на нём не было. Зато оказалось много дичи и целебных трав. Только воду мы отыскали не сразу, поскольку ни ручьёв, ни озёр на Питхорме нет. Лишь небольшие родники в лесных оврагах. На третий день Заротхемес собрал всех на берегу острова и сказал, что Аданос не просто так привёл нас к этой земле. Здесь надлежит возвести храм в его честь, построить Дома жрецов, учёных, воинов, стражей мёртвых и целителей. Словом, превратить остров в оплот Яркендара на юго-востоке Западного моря. Бывшие с нами Миннакхт и другие жрецы согласились с великим учёным. Они с частью помощников и рабов остались на Питхорме, чтобы начать работу. Заротхемес посоветовался со звёздами и указал нам путь к Яркендару. Он велел прислать ему ещё людей, металлов и орудий. — Это хорошо, — произносит Ксанекхт, задумчиво теребя многочисленные амулеты, украшающие морщинистую шею. — Чернь в последнее время совсем распоясалась. Будет неплохо отправить часть крикунов к Заротхемесу. Пусть займутся полезным делом. — Подумаешь, кучка простолюдинов... — ворчит Варкар и обращает взгляд к Латокру. — Лучше расскажи о войне на материке, сынок. — А что рассказывать? — пожимает плечами Латокр. — Вам и так всё известно из донесений и рассказов тех, кто вернулся раньше... Мы разбили западных варваров и отогнали их до пустынь и болот на юге, до самых холодных гор на севере. Люди это сильные, но совершенно дикие. Некоторые больше похожи на орков, чем на людей. И, так же как орки, поклоняются огню, повелителя которого называют Инносом, и духам предков, пребывающих во владениях божка по имени Белиар, Велиар или Бельджар. Разные племена называют его по-разному, — воин отметает дикарские суеверия энергичным взмахом широкой ладони и продолжает рассказ. — В бою они опасны, когда нападают из засады, стреляют в спины из больших луков. В схватке один на один тоже представляют угрозу, так как очень сильны и прекрасно владеют своими тяжёлыми топорами. Но против сомкнутого строя их толпы бессильны. Залп из сарбаканов в упор, копейный натиск — и вот уже одни мертвы, другие бегут, а третьи корчатся от яда, которым смазаны наши стрелы. — Пред верными сынами Аданоса сила язычников подобна праху, — назидательно говорит жрец. — Верно, почтенный Ксанекхт, — склоняет голову Латокр. — Мы согнали их с долин и холмов Срединной равнины, а в устье большой реки основали город Венгердар. Там удобная стоянка для кораблей, земли вокруг очень плодородны. А чтобы варвары впредь не высовывались из своих болот и заснеженных гор, главные тропы и перевалы перекрыли крепостями... Рассказ Латокра разматывается неспешно. Словно бы никуда не торопясь, воин подробно повествует о внезапных сшибках на горных тропах, ночных засадах в густой чаще лесов, захлёстывающих наскоро обустроенный бивак ливнях, завывании колдунов, лихорадке и воспалённых ранах воинов, решающих сражениях на равнинах и пламени, пожирающем деревянные укрепления огнепоклонников. Входят и выходят женщины и слуги, принося новые перемены блюд. Маленький Куархо притих в углу за сундуком, во все уши слушая рассказ дяди. Лишь глаза его лихорадочно поблёскивают из-под тяжёлого шлема Латокра, с которым малыш никак не хочет расстаться. Наконец, много часов спустя, рассказ окончен. Любопытство старших удовлетворено. И Латокр решается задать столь волнующий его вопрос. — Отец, здоров ли уважаемый целитель Даджеб? И как поживает его дочь Кувлит? Варкар и Ксанекхт переглядываются и опускают головы. Воцаряется гнетущая тишина. — С ними что-то случилось? — взволнованно спрашивает Латокр, привстав со своего места, будто собирается немедленно бежать куда-то. — Думаю, тебе следует забыть эту женщину, мой мальчик, — поджав тонкие губы, произносит, наконец, старый жрец. Варкар лишь пыхтит сердито и прячет глаза. — Но почему?! — недоумевает молодой воин. Голос его чуть заметно дрожит. — Её отец, Даджеб, был уличён в занятиях орочьей магией, противной воле Аданоса, — сокрушённо качая головой, отвечает Ксанекхт. — Он был изгнан из касты целителей и вскоре умер. Имущество его конфисковано, слуги разбежались. Кувлит вместе с вольноотпущенным рабом-орком поселилась где-то в нищих трущобах. Говорят, её орк таскает камни на стройке, а сама она стряпает для рабочих и... — Говорите же! — Она занялась целительством. Будто бы она мужчина. И ладно бы применяла одни лишь травы и притирания, так ещё и магию использует! Верно, слава этой еретички Астеи, возомнившей себя великой жрицей, до сих пор даёт о себе знать. Хоть с её казни прошло уже немало столетий... — И это ещё не всё, — с трудом произносит Варкар, всё так же пряча взгляд. — Ходят слухи, что с этим орком они не просто делят кров и пищу, но и... — Не может быть! — вскакивает Латокр, едва не опрокинув столик. — За это не поручусь, — виновато пожимает плечами старый воин. — Но в любом случае она тебе не пара. Латокр выбегает из зала, выскакивает на погружённый в вечерний полумрак двор и там замирает, прижавшись лицом к колонне, что поддерживает увитый виноградной лозой навес. Из груди его вырывается глухой стон. Он колотит рукой по колонне, пока боль в разбитых в кровь пальцах не заставляет его опомниться и устыдиться недостойного поведения. Испуганный Куархо, тенью следовавший за обожаемым дядей, тихо опускает на каменные ступени шлем и исчезает за дверью. — Господин, пришли ваши друзья... — раздаётся робкий голос старого слуги. Латокр оборачивается к калитке, в которую, пригибаясь, один за другим входят Деокес, Леус и Ксао, усилием воли сгоняет с лица скорбное выражение, растягивает губы в улыбке и делает шаг навстречу боевым соратникам. Впрочем, старания его напрасны. Друзья слишком хорошо его знают, чтобы не заметить неладное. — Латокр, что стряслось? — спрашивает Леус. Деокес лишь пытливо вглядывается в лицо друга, а Ксао поднимает со ступенек шлем и рассеянно вертит его в руках. — Ничего... Потом расскажу, — резко качает головой Латокр. — Вы не представляете, как я рад, что вы пришли. А где Апса? — Демон его знает, опять где-то потерялся, — пожимает плечами Деокес. В этот миг за стеной слышатся торопливые шаги, калитка с треском распахивается, и едва не сбив с ног слугу, во двор врывается растрёпанный Апса. — Латокр! — кричит он. — Там твоя Кувлит замуж выходит! — Где?! За кого? — Пойдём, поглядим на этого наглеца, — решительно произносит Ксао, нахлобучивая шлем на голову Латокра. *** — ...Да благословит Аданос ваш брак, дети мои! — произносит в завершение обряда старенький жрец, седые волосы которого кажутся синеватыми в холодных лучах магических светильников. Они едва рассеивают полутьму крохотной скособоченной часовни, прилепившейся на склоне у окраины бедного квартала. Тусклый свет тонет в выцветших остатках росписи, путается в затянувшей углы паутине, вязнет в освоивших каждую трещину алтаря лишайниках. Но Кувлит и её избраннику — молодому мужчине с мускулистыми натруженными руками и круглым добродушным лицом — нет дела до убогости обстановки. — Кеоф, милый, — выдыхает Кувлит и прижимается к широкой груди мужа. Он нежно гладит её длинные густые волосы. Многочисленные гости, столпившиеся за дверями часовни, приветствуют молодожёнов радостными криками. Верный Азбудак улыбается во всю клыкастую пасть, его маленькие глазки под покатым лбом превращаются в едва заметные щёлочки. Кеоф берёт Кувлит за руку и ведёт наружу. Впереди у них застолье в кругу многочисленных друзей, прямо во дворе крохотного глинобитного домишки, а затем... Позади толпы возникает сумятица. Чьи-то злые резкие окрики заглушают радостный гул, который сминается, рвётся на отдельные голоса и смолкает, сменившись напряжённой испуганной тишиной. Сквозь толпу к молодожёнам пробиваются пятеро мужчин. Каждый из них возвышается над толпой на целую голову. Они подобны мракорисам, ворвавшимся в овечье стадо. Пришельцы бесцеремонно расталкивают стоящих на пути гостей и останавливаются перед молодожёнами. — Латокр... — произносит Кувлит. Голос её холоден и бесцветен. Молодой воин окидывает Кеофа презрительным взглядом и цедит сквозь зубы: — Это на него ты меня променяла? Избранник Кувлит отвечает Латокру свирепым взглядом, но тот уже не смотрит на него. Он вглядывается в большие глаза Кувлит. Сейчас, в сгустившихся сумерках, они кажутся чёрными, но воин помнит, что они золотисто-коричневые, как ореховое дерево с Южных островов или дикий мёд горных пчёл. — Чего тебе от меня нужно? — в зрачках Кувлит мелькает мгновенный отсвет показавшейся над вершинами луны, но Латокру кажется, будто там вспыхнули две крохотные молнии. Сердце его, как когда-то, сжимается сладко и болезненно. — Я надеялась, что ты навсегда покинул мою жизнь. Меня обещали тебе, как обещают вещь или домашнее животное, но я никогда тебя не любила, — продолжает она. — Но наши отцы... — Наши отцы могут решать за себя, но не за меня. И мой отец перед смертью стал понимать меня куда лучше, чем прежде. А Варкар... Неужели ты думаешь, что он позволил бы тебе жениться на женщине, изгнанной из касты и долгие месяцы жившей среди простолюдинов? — Кое в чём мы с тобой очень похожи, Кувлит, — отвечает Латокр, стараясь, чтобы дрожь в голосе не выдала обуревающих его чувств. — Я тоже сам решаю, как и с кем мне жить. — Решай. Но только, прошу, без меня, — зло смеётся Кувлит. — Свой выбор я сделала. — Но... — Послушай, уважаемый воитель, оставь в покое мою жену, — мягко произносит Кеоф, оттирая Латокра в сторону. Толпа за спинами воинов угрожающе ворчит. — Да чего ты с ними разговариваешь, Латокр?! — выкрикивает Апса. — Совсем чернь распоясалась! Забыли, грязные шныги, кто правит Яркендаром. Эти слова словно заставляют застывшее ненадолго время понестись вскачь. Латокр мощным ударом отшвыривает Кеофа в сторону и подхватывает отчаянно сопротивляющуюся Кувлит на руки. Старый жрец, ошарашенный происходящим, пятится назад и усаживается на алтарь. Гости разражаются многоголосым возмущённым рёвом и разом подаются вперёд. Воинам остаётся лишь отчаянно отбиваться. Им приходится нелегко — худые плечи каменотёсов, носильщиков, плотников, плавильщиков и кожевников оказываются на удивленье сильными. Но воинам помогает многолетняя выучка, умение действовать в бою как единое целое. К тому же, Деокес и Ксао ещё в доме Варкара разжились короткими тяжёлыми дубинками, а находчивый Апса мигом раздобыл где-то заляпанную известью длинную рукоять от какого-то орудия. Гости же, разумеется, пришли на свадьбу безоружными. Спустя немного времени старый жрец стоит в дверях часовни, со скорбью озирая опустевший двор, на щербатых плитах которого осталось несколько тел сбитых с ног, а, может, и мёртвых гостей. Служитель Аданоса горестно воздевает руки к небесам и не слышит ворчания орка Азбудака, который приводит в чувство Кеофа. Тот сильно ударился затылком о стену, но голова у каменотёса крепкая, и он быстро приходит в себя. — Где Кувлит? — первое, что произносит Кеоф. — Его её уносить, — ворчит Азбудак. — Люди гнаться, но воин драться крепко. Кеоф вскакивает на ноги и, чуть пошатнувшись, полностью овладевает своим телом. — Твоя молот. Я с собой приносить, — орк вытягивает откуда-то из-за спины увесистое бронзовое орудие, насаженное на отполированную ладонями рукоять. Кеоф привычно подхватывает молот и бросается в погоню за похитителями возлюбленной. Старый орк бежит следом. Жрец провожает их отрешённым взглядом. Толпа оттесняет воинов к краю котловины, на дне которой в густой темноте дышит смрадом болото. — Беги! Мы их задержим! — кричит Леус. Латокр, поняв его мысль, с неистово брыкающейся Кувлит на руках бежит прочь по узкому извилистому проулку. Толпа наседает на воинов всё решительнее. Особенно сильным натиск становится с появлением Азбудака, вооружившегося подобранной где-то суковатой палкой. Кеоф же бросается в сторону, вскакивает на сложённый из камней забор, с которого перепрыгивает на плоскую крышу ближайшей хижины, с неё — на землю позади отчаянно сопротивляющихся друзей Латокра и мчится по проулку туда, откуда доносится крик Кувлит. Даже с сопротивляющейся ношей на руках Латокр очень стремителен. Он вовремя замечает тупик, в который ведёт его проулок, и сворачивает в сторону. Протискивается в узкую щель между домами и неожиданно оказывается на самой окраине, среди поросших корявыми деревцами скал. Впереди — пропасть, через которую переброшен ветхий деревянный мост. Латокр бежит по нему, достигает вьющейся меж скал тропы и здесь его нагоняет Кеоф. Опытному воину не нужно оглядываться, чтобы знать, где находится преследователь. Латокр не слишком церемонно отталкивает Кувлит и оборачивается как раз вовремя, чтобы уклониться от удара молота Кеофа и кулаком выбить воздух из груди каменотёса. Тут же следует удар ногой, которым он надеется сбросить настырного простолюдина в пропасть. Но тот каким-то чудом отбивается рукой, частично гася силу удара. На ногах Кеоф не удерживается, молот вылетает из его ладони, а сам каменотёс падает в шаге от края пропасти. — Кеоф! — отчаянно кричит Кувлит и слабая магическая вспышка заставляет воина пошатнуться. Будто разъярённая гарпия набрасывается новобрачная на своего похитителя. Её ногти оставляют на щеке Латокра четыре красные полосы. Воин какое-то время пытается скрутить строптивую добычу, а потом в гневе отшвыривает её от себя. И в этот миг страшный удар опускается на его затылок, вминая шлем и превращая ночной сумрак в беспросветную багровую тьму. Тьму смерти. *** — Так вот оно как было... — задумчиво проговорил Нефариус, старательно растиравший затёкшие от долгой неподвижности руки. — Такое чувство, будто это меня по затылку молотом приласкали, — проворчал Ланс. Сатурас с кряхтением поднялся и, неуверенно переставляя занемевшие ноги, направился к двери. — Воздух-то какой, — с удовольствием произнёс старый маг. — И звёзды крупные, словно дождь смыл с них пыль. — Наставник, похоже, решил в стихоплётство удариться, — едва слышно шепнул Кронос Мердариону. Тот молча улыбнулся. — Что же с ними случилось дальше? — встряхнув головой, нетерпеливо спросил Миксир, всё время после выхода из транса пребывавший в глубокой задумчивости. — А вот это, надеюсь, мы узнаем завтра. Ведь у нас есть ещё молот Кеофа, — обернулся к ученику Сатурас. *** Пламя костра бросает красноватые отсветы на стены небольшой пещеры. У костра — двое. Крепкий молодой мужчина с простоватым лицом задумчиво морщит лоб, шевеля палкой раскалённые уголья. Сидящая рядом изящная женщина обхватила колени руками и, не моргая, смотрит в огонь. В её ореховых глазах пляшут колдовские блики. Вдруг женщина настораживается и поворачивает голову в сторону узкого входа. Мозолистая рука мужчины сжимает рукоять лежащего рядом бронзового молота. Раздаётся шорох и в пещере сразу становится тесно — к костру подсаживается крупный орк, который кажется ещё больше из-за густой, с проседью, шерсти, покрывающей прикрытое лишь набедренной повязкой и массивными ожерельями тело. — Азбудак! — облегчённо выговаривает женщина. — Ваша совсем неосторожный, свет из пещера за тридцать шагов видать, — ворчит орк. — Ну, Кувлит — женщина, а твоя, Кеоф, понимать надо. Впрочем, теперь костёр надёжно отгорожен от входа широкой спиной орка, выдать беглецов может лишь запах дыма. Старый Азбудак кладёт рядом с костром короткий лук, копьё с широким медным наконечником и увесистый свёрток с едой. — Вот, ваша друзья присылать. — Нас ищут? — с тревогой в голосе спрашивает Кеоф. — Пока не искать. Никто про вас не говорить. Все говорить: никого не видеть и не знать, куда пять воин деться. А старый колдун, который вас женить, язык отняться. Но если он совсем помирать, стражи духов его спрашивать и он всё говорить. — И воины поверили, что никто не видел, куда делись пятеро из них? — с сомнением спрашивает Кувлит. — Не такие они дураки. — Зачем поверить? Не поверить, — тяжело ворочая клыками, говорит Азбудак. — Только не знать, кто что видеть и что делать. А весь простой люди и орки-рабы переказнить не можно, закон не велеть. Хы-ы, — с жутковатой усмешкой добавляет он, — и кто большой люди из касты тогда кормить и храмы строить? — В любом случае нам нужно уходить как можно дальше. Рано или поздно они нападут на наш след, — говорит Кеоф. — Ваша с Азбудак в горы ходить. Далеко, где жить народ Азбудак. Моя следы колдовством прятать. Моя быть большой шаман, всё племя Азбудак уважать. И люди там тоже мало-мало жить, который орки друзья. — Если ты такой великий шаман, то почему столько лет был рабом? И, может, твоё племя вообще давно перебили? — скорее из чистого упрямства не соглашается Кеоф. — Племя живой, мне вести много раз приносить, — весело скалится Азбудак. — А рабом моя долго быть... В плен попадать — совсем худо быть. Голова дырявый, живот дырявый. Азбудак помирать думай. Потом Даджеб моя покупай, лечи. Я его шибко уважать. А Кувлит мне стать вместо дочка. Вот я и не уходить. Дома только другой орки ждать. Баба мой давно помирай, сыны — на война убиты. Кувлит стать Азбудак родная. А твоя мне как сын. — Ладно, папаша, — улыбается Кеоф. — На рассвете двинем. Как думаешь, Кувлит? — А что нам остаётся, — вздыхает Кувлит и прижимается к плечу мужа. — Всё равно вблизи города долго не просидишь. Они или тела остальных воинов в болоте найдут и духов их допросят, или под пыткой у кого-нибудь из наших признание выбьют. Главное, что мы вместе. А здесь или в горах у орков — так ли это важно? Там мы будем не более чужими, чем в Яркендаре. — Я до сих пор не понимаю, почему этот твой... Латокр, кажется? Почему он нас не выдал? — заглядывает в глаза жены Кеоф. — Тело мы спрятать не успели, и стражи мёртвых наверняка вызвали его дух. — Не понимаю, — задумчиво отвечает Кувлит. — Он был так разъярён... Ты знаешь, у меня такое чувство, будто он и сейчас где-то здесь, неподалёку. Но враждебности я не ощущаю. — Кеоф, твоя мне теперь молот давай, — решительно произносит Азбудак, пошевелив широкими ноздрями и оглянувшись, словно почувствовал кого-то у себя за спиной. — Я его город носить и там прятать. — Зачем это? — удивлённо спрашивает Кеоф. — На его кровь Латокр. Он его смерть знал. Дух будет ходить за молот, кровь чуять. Потому моя молот прятать, а утром мы в горы уходить. *** — Вот и всё, что нам удалось узнать, — вздохнул Сатурас, задумчиво глядя на поверхность воды, наполнявшей чашу. Вода была самой обыкновенной, сквозь неё виднелась прозелень бронзового молота, лежавшего на дне сосуда, а на поверхности лениво шевелила лапами залетевшая с улицы букашка. — Так они спаслись или нет? — почесал в затылке Ланс. — Боюсь, это навсегда останется тайной минувшего, — раздосадовано проговорил Миксир. Остальные маги уже разбрелись, негромко переговариваясь, и принялись за повседневные дела. *** Ланс подпрыгнул на месте и повёл плечами, проверяя, удобно ли сидит лёгкая кольчуга, которыми снабжались все воины Кольца Воды. Потуже застегнул пояс с коротким мечом, забросил за спину лук и обернулся к Сатурасу. — Ну, я пошёл. А то, боюсь, как бы там наши разбойнички не учудили чего без пригляда. — Благослови тебя Аданос, сын мой, — ответил Сатурас. Ланс лёгкой походкой направился к краю обширной платформы, вмещавшей руины храма и других построек, а также площадь с неработающими древними телепортами. Старый маг смотрел ему вслед, пока разведчик не скрылся из виду, спустившись по широкой каменной лестнице, с верхних ступеней которой когда-то давным-давно Латокр с сидевшим у него на плече маленьким Куархо обозревали утопавшие в тени садов богатые кварталы. Ныне на их месте раскинулось заросшее огромными деревьями болото, из которого тут и там выступали остатки древних стен. — Наставник, взгляни, что мы нашли, — окликнул Сатураса Миксир и протянул плоскую каменную плитку, испещрённую непонятными символами. Оба мага склонились над письменами. А Ланс тем временем миновал покрытую руинами нижнюю террасу и оказался на краю болота. Почва, скрытая густым пологом широколистных папоротников, походила на пропитанную водой губку. Под ногами сразу захлюпало. В тени гигантских деревьев нудно гудели кровяные шершни и болотные вонючки, невидимые за серой пеленой тумана. Где-то вдалеке тоскливо кричала птица. Ланс осторожно двинулся в сторону болота, поминутно останавливаясь и прислушиваясь. Почуяв неладное, он снял с плеча лук, достал стрелу, обернулся на шорох за спиной, но обнаружить цель не успел. Удар вылетевшего из зарослей и попавшего под лопатку тяжёлого арбалетного болта сбил его с ног. Лёгкая кольчуга не защитила. Трое бандитов выбрались из зарослей, под злорадный смех быстро собрали оружие следопыта и, убедившись, что он действительно мёртв, скрылись в сыром тумане. *** Ланс не сразу поверил в то, что случилось. Он смотрел на примятые папоротники, своё лежащее ничком тело, чётко отпечатанные в жирной грязи следы убийц. Уже хотел броситься вслед за бандитами и лишь тогда осознал, что в этом больше нет никакого смысла. Он мёртв. Это его собственный дух созерцает распростёртое внизу тело, ставшее вдруг таким чужим и далёким. Ланс горько усмехнулся полупрозрачными бесплотными губами и побрёл куда-то вглубь болота, не разбирая дороги. Впрочем, топь не пыталась его затянуть, поваленные стволы нисколько не мешали, а шершни не обращали на призрачного Ланса никакого внимания. Сидящего на замшелом бревне человека он узнал сразу. Кивнул как старому знакомому. Уселся рядом. Помолчали. — Ну что, идёшь к Аданосу? — услышал Ланс негромкий голос. — А что делать? Хотел ещё пожить, да, видать, не судьба, — отозвался разведчик, глядя в призрачное лицо собеседника. — А ты что так задержался? Сколько уж времени прошло. — Не знаю. Как-то так... Брожу здесь, будто жду чего-то, — пожал плечами тот. — Так столетиями и бродишь по развалинам? — Раньше в горы часто уходил. Через море путешествовал — на материк, на остров, который мы с Заротхемесом нашли. А потом скучно стало. Теперь редко отсюда удаляюсь. — Тяжело, наверное, было видеть гибель своего народа. — На всё воля Аданоса. Ничто в его мире не вечно. Здесь вот теперь болото. А в котловине, где погибли мои друзья, вместо вонючей трясины плещется чистое и глубокое озеро... Ещё помолчали. — Слушай, Латокр, а что сталось с Кувлит и Кеофом? — Орк Азбудак увёл их в горы. Жили там около года. Правда, мой племянник Куарходрон рассказал о словах Апсы, которые слышал во дворе тем вечером... Отец с другими воинами пытался их разыскать, но попал в орочью засаду и погиб, — Латокр печально улыбнулся. — Ушёл к Аданосу тотчас же, с чувством выполненного долга. — Значит, они всё же спаслись... — Да. Через год к берегу неподалёку от стойбища пристал корабль откуда-то с востока. На нём они и уехали. Кувлит, Кеоф и маленький Хосэт, который родился в орочьем шатре холодной зимней ночью. — А орк? — Азбудак ещё долго жил в своём племени. Учил молодых шаманским премудростям. Я часто ходил на него взглянуть. Снова умолкли на какое-то время. — Тебе пора. Чувствуешь? — произнёс Латокр. — Да, пора, — ответил Ланс и поднялся. Он сделал несколько шагов, потом обернулся и спросил: — Скажи, Латокр, а почему всё-таки ты их не выдал? — А ты не понял? Страсть и ревность, толкавшие меня на путь зла, умерли вместе с телом. Осталась только любовь. А разве можно предать ту, кого любишь? Я всего лишь хотел, чтобы она была счастлива. Ланс молча кивнул и двинулся прочь. Его призрачная оболочка становилась всё тоньше и прозрачнее, пока полностью не слилась с туманом.