Счастье

Мятый снег, что свалялась вата, горит рыжим огнём фонарь, жгуче въелась в меня утрата, и не в счёт теперь то "как встарь". Мутно-ломко и колко в небе за фасадом из бледной мглы. «Был когда-то ты или не был?» – вопрошаю, а едкий дым из тяжёлых от яда взвесей расклубился в моём "внутри"; позабыть бы о том, как весел ты бывал. И в моей крови растекалось тягуче-зыбко счастье искрами твоих глаз; ты юлил, озорной улыбкой выставляя мне напоказ: между нами тянулись шутка да лукаво-притворный фарс. Я ж тонула в тебе и будто правда верила в некий шанс, меркло-призрачную надежду стать тебе не совсем чужой – рвано стынет моё "а прежде..", разум хлещут и визг, и вой исхудало-больных обманом, сухо смешанных с солью чувств. Вот бы знал ты, как я устала! Так, что больше и не мечусь, лишь стою у окна и тупо, и не видя смотрю в асфальт, дерзко вылезший на минуту из-под серого снега ват. Между пальцами тлеет мягко то, что может меня убить; я затягиваюсь, украдкой теребя шерстяную нить ярко-крупной уютной стёжки, ловко связанной в свитерок, нежно-колющей зим одёжки (ты иной подарить не мог); вспоминаю, что это одурь, зло-губительный тяжкий бред, предложивший мне не-свободу, завязавший в любви обет. Тот, что я разорвать не в силах, словно это ужасный сон. Мне безумие вяжет жилы, горло путает слёзы в ком и его обнимает спазмом, так что дымом не протолкнуть, а больное маркое счастье уже больше не режет грудь. Оно молча сгорает точкой в конце третьей из сигарет, и никто мне не даст отсрочки; я в бреду провела пять лет: я любила тяжёлый воздух, светло-пыльный, холóдно-злой, а теперь в моих чувствах роздых с тошно-бурой в оскал тоской. Мне должно быть намного проще знать, что ты мой постыдный глюк, только всё внутри нытно-ропщет, мысли делают сотый крюк: «В жизни я тебя раз видала или образ твой – мой обман? Где конец бреду, где начало, сколько плотный во мне туман?» Тот смешливый и дерзкий парень, что не мог меня так любить, вихрем мыслей моих изранен, он же – дружбы фантомной нить, бредо-выдумка одинокой и мечта о другой судьбе; он же – ты, что всегда пророчил мне замкнуться вот-вот в себе. Нынче рядом друзья-таблетки, в чёрный смяты окурки Wings; их швыряю нарочно-метко в бедно топчущих снеги птиц и с горчащим обрывком вздоха вспоминаю в последний раз нашу целую не-эпоху хохотливо-обидных фраз. Безответную передружбу, обоюдную недострасть... жаль, что мне так немного нужно, чтоб умом насовсем пропасть. Спас же мне лишь один – в лекарствах (плохо – с водкой нельзя мешать). Что ты там говорил про счастье? Шизофренику им не стать.