Надежды уходят вместе с розами

Стелется кружевной дымкой перед глазами мысль. Неуловимая, неосязаемая, издевательски близкая, но не дающая схватить себя и поколотить ближайшим стулом. Серовато - голубая, чем то напоминающая рассыпающуюся прахом льняную одежду, превращающуюся в облачко дыма, забивающего нос. Ты вот-вот чихнешь, еще секунда и... И выдыхаешь с хрипом, захлебываясь кашлем от смрада. Смрад этой мысли был хуже всех вместе взятых ароматов выгребных ям и мешков с чумовыми телами, сам воздух вокруг нее съеживался, извивался и вопил от боли, умоляя лишь об одном - чтобы эта неведомая дрянь была стерта с лица мира, с лица всех остальных миров, живущих как параллельно, так и противоположно этому... Чтобы стекло, усеянное трещинами, впустившими в себя озлобленную ухмылку, разбилось в дребезги. И оно разбилось. Я уставилась в немом изумлении на собственную руку, уйдя мыслями настолько далеко, что потеряла связь с настоящим. Никакой крови на руке не было. Скользнув глазами по осколкам, сложившимся в немом укоре на ковре, увидела разбитое стекло и богохульное отсутствие бокала с вином на столе. Ну... хотя бы додумалась делать это не кулаком. В комнату тут же вбежало несколько охотников за знаниями об окружающих их четырех стенах. Услужливо кивая и сметая осколки, пряча за фальшивыми вздохами раздосадованную злость, они оставили меня в одиночестве через считанные секунды. Уединившись с дырой в окне, которая впускала отнюдь не романтичный прохладный ветерок, я обняла себя за плечи, и прикрыла глаза. В надежде поймать за оставшийся клочок хвоста свое спокойствие. ...Улыбка, протянутая рука и надежный взгляд. Не твердый, не чужой, не мимолетный - он всегда сопровождал меня все это время. Я хотела его видеть, хотела ощущать спиной, чтобы щекотало между лопатками до зубовного скрежета, почти договорилась по приемлемой цене со своей гордостью, чтобы попросить об этом взгляде... А получила удар в сердце спереди. Не то, чтобы это было смертельно. Нет, отнюдь. Когда ты веришь ему... когда позволяешь маленькими, неуверенными шагами пролезть сквозь толстые занавеси предрассудков в свою душу, в конце концов, приглашающей рукой раскрывая последние створки, когда сама поражаешься своей гордости тому, что спина защищена так, как не защищена ни у кого в этом потрепанном мире... когда ты искренне надеешься, что самое опасное будет именно впереди, но никак не сзади, когда горечь во рту появляется не от безнадежности и страха, а от турнепса, который незваным гостем очутился в блюде, которому лучше не давать названия хотя бы из уважения к повару... когда дрожишь ночью не от холода, а страха... дрожишь не одна, а в согревающих тисках, все так же сжимающих со спины... Когда все это происходит, сама того не замечаешь, как мир переворачивается. Но не с ног на голову, как поют напившиеся в свинку барды, а задом наперед. Медленно, день за днем, неделя за неделей ты разворачиваешься назад. Сначала коротко оборачиваясь, чтобы сберечь себя от неприятных неожиданностей. Потом все медленнее, чтобы тщательнее рассмотреть эти неожиданности. Встречаешься с неожиданностями глазами. И широким, суицидально щедрым жестом разворачиваешься полностью, чтобы угодить в объятия, которые разжимаются в следующий момент. И вот уже ты стоишь у разбитого окна, чувствуя себя сравнимо, разве что, с водой - вылетев волной из этих объятий, слишком быстро, слишком больно, пытаясь унести хотя бы остатки за собой... Хотя бы жалкий, вызывающий ностальгию мусор. Так вот нет. Это не смертельно. Не смертелен удар спереди, хотя должен был идти сзади. Не смертелен он и после десятков повторений, разговоров, слез, молений. Смертельным может стать только эта мысль, которая ядовитым клубком продолжает разъедать истину, стержень, что всегда вел вперед. Я обреченно опустила руки, направляясь прочь из комнаты. Сердце не может кровоточить, если не вырвано из груди. Слезы приведут только к ушибленным коленкам, размывая реальность к черту. Дух не может быть сломлен, он не из железа. Все это лишь усталые жалобы разума, который не получил своего ХОЧУ. Не смертельно. И если находишь в себе силы не рыдать от упрямства, глядя в тупом изумлении на торчащую рукоятку, то вытащи. Вытащи клинок, которого никто и никогда не увидит, как и рану, и протяни в ответ красную розу с бархатными лепестками. Улыбнись, и верни ее назад, открывая с обреченным ехидством термин «розоносец». Получай в ответ то, что берег у самого порога души, безжалостно осыпая неловкими комплиментами. Получай за то, что так просто отвернулся от меня. Вот это и будет смертельно.