Монологи Амелии Понд в её голове, и её диалоги с Доктором между строк

Открытие номер один:       Можно ли любить двух людей одновременно? Возьми ТАРДИС, отправляйся в прошлое и спроси Амелию. Она скажет тебе, что нет, ведь как можно любить кого-то, кроме тебя? Ты бы сказал ей, что она не права, уж ты то точно знаешь, как это, ты всех любишь. Я теперь тоже знаю, потому что недавно, за завтраком, я поняла, что люблю Рори. Эта мысль пришла ко мне спокойно и тихо, без неожиданностей (не ломала сарай и мою психику, не обрушивалась тяжелым ударом на голову, не заставляла сердце выпрыгивать из груди). Я просто поняла, что он — моя семья, и поняла, что без него я уже не справлюсь — привыкла, что он всегда рядом, что он заботится обо мне, что мы вместе ходим в магазин по субботам и смотрим фильмы в пятницу вечером. Привыкла к его рукам на своей талии, и — люблю их, потому что если их не будет, мне будет очень больно. Это тоже любовь, но — другая, тихая, мягкая, кофейно-семейная, спокойная и без неожиданностей. Такая, с которой можно прожить долгую счастливую жизнь и умереть в один день — ты ведь этого для меня хотел? Ну, так радуйся.       А к тебе моя любовь — ураган, сила всей вселенной, вихрь, крушащий все на своём пути, к тебе моя любовь — солнечный свет, — действительно солнечный, подойди ближе — сгоришь. Моя любовь к тебе — постоянный сигнал в моем мозгу, который не выжечь, не выбить, не забыть. Моя любовь к тебе — безудержное, но болезненное, счастье, счастье прикасаться к твоим волосам, поправлять тебе бабочку, счастье слышать твой голос, счастье видеть тебя. Моя любовь к тебе — невыносимо задыхаться, когда ты далеко (теперь — почти всегда), и дышать-не надышаться, когда ты рядом. Моя любовь к тебе такая невыносимая, что, кажется, упади я в неё полностью, я сошла бы с ума, я бы сгорела, исчезла, рассыпалась бы. Как я могу чувствовать две этих любви одновременно, я все еще не понимаю. Возможно, я все еще цела и жива, благодаря тихой, песочно-коралловой любви к Рори, которая собирает меня по кусочкам и дает тепло, которое не обжигает. Но — я все еще чувствую, я все еще живая благодаря тому, что моя любовь к тебе — все еще жадно пожирает меня изнутри, и никогда ей достаточно не будет, тебя, меня и нас вместе. Открытие номер два:       У меня появились морщины. Я замечаю это утром, когда крашу ресницы перед зеркалом. Маленькие морщинки вокруг глаз и одна на переносице. Я испуганно тру пальцами лоб, и думаю о том, что же ты подумаешь, когда вернешься. Вспоминаю Венди и её платье, из которого она давно выросла, грустно улыбаюсь. Потом — вспоминаю, что тебе — больше тысячи лет, и смеюсь над своей глупостью. Потом — вспоминаю, что, не смотря на то, что тебе больше тысячи, ты выглядишь вполне неплохо, а вот я в твоем возрасте буду выглядеть очень так себе (в смысле от меня в лучшем случае останется череп, если ты постараешься его сохранить). И понимание твоих слов, сказанных тобою очень давно, сбивает меня с ног. Я — старею, я рассыпаюсь прахом, прямо в твоих руках, и ты этим напуган. Конечно, ты, черт возьми, напуган этим, я была маленькой девочкой в наше первое знакомство, а потом буду дряхлой старухой, а потом и вовсе прахом — а ты всегда — ты. Вот и как тут быть? Я могу бежать от времени с тобой, но трагедия в том, что время во мне самой, и от него нам не сбежать. Я долго еще думаю об этом, думаю о том, что когда-нибудь не смогу быстро бегать, и ты станешь совсем-совсем далеким и непонятным в своем молодом теле, и со своим все еще гораздо старшим, чем мой, разумом. Смогу ли я любить тебя тогда? Я не знаю, но я не представляю, как это — не любить тебя. Но теперь я представляю, как это, любить кого-то еще. Открытие номер три:       Я — эгоистка. Ты пытаешься дать мне хорошую, спокойную жизнь, а я с криками и слезами отталкиваю это, не хочу наотрез принимать, и все липну к тебе, не давая нам обоим дышать. Рори пытается дать мне свою любовь и заботу, а я — беспечно развеваю их по ветру, подолгу поливая слезами подушку и отказываясь от разговоров. И вас обоих это приводит в отчаяние, вы в бессилии опускаете руки и тоже утираете слезы, когда думаете, что я не вижу. Кажется, мой разум все никак не повзрослеет, все никак не научится мириться с тем, что у меня есть. Я делаю больно тебе, когда ты пытаешься держать меня на расстоянии, и сдаешься под моим напором, обнимая меня крепко-крепко, оставляя множество мягких, инопланетных и таких желанных поцелуев на макушке, по линии роста волос, за ухом, на подбородке, на глазах, на кончике носа. Когда ты бессильно закрываешь лицо руками и шепчешь, как помешанный, «прости, прости, прости», а я не могу понять, за что — ведь я так счастлива. Я делаю больно Рори, когда неловко уворачиваюсь от его поцелуя, притворившись что тянусь за сахарницей, когда плачу вечерами, когда не хочу с ним разговаривать. Это — чистой воды упрямство, ведь я люблю его заботу, люблю его глупые разговоры и ощущение маленькой удачной жизни, но даже себе признаться в этом боюсь, слишком боюсь потерять в себе маленькую, упрямую, ждущую приключений Амелию. Открытие номер четыре:       Я не смогу иметь детей. Когда врач говорит мне это, поначалу я не расстраиваюсь, ведь — я не хочу детей, больше, кроме Ривер, не теперь, потому что завести ребенка — потерять тебя на ближайшие несколько лет. Но потом я вспоминаю о Рори, вижу разочарование в его глазах, и снова ощущаю всю ту боль, которую я причинила ему, и она сражает меня внезапным пониманием собственной слабости и никчемности. Я не могу быть с тобой, но и с Рори не могу, потому что никогда не могла сделать чертов выбор, это я — нерешительная, трусливая эгоистка, и ни в чем из того, что случилось с нами, нет вашей вины. Решение приходит само собой, я решаю — сделать так, как сделал бы ты, я вру Рори, что он больше мне не нужен, что я не люблю его, подаю на развод, и снова утопаю в его боли, и — напоминаю себе, что он это переживет, пройдет время, он полюбит снова, кого-то получше, чем инфантильная рыжая эгоистка, одержимая инопланетным чудиком. И Рори уходит, и так я теряю и его. Дома становится пусто и холодно, как когда мне было семнадцать.       Тогда я думаю, может быть, жизнь наконец сделала выбор за меня? Я ищу тебя, обрываю телефоны ТАРДИС, но ты, кажется, меня забыл. Появляешься — как всегда, внезапно, шумно и волнительно. Но — ты не позволяешь мне сделать этот выбор, не позволяешь все порушить до конца, ты кое-как собираешь разрушившийся карточный домик обратно, возвращая меня в хрупкое балансирование между тобой и Рори, землей и всей вселенной. И — я не возражаю, у меня сил больше нет возражать.