Terra nullius

Не успеешь оглянуться, как повторяется то, что уже было когда-то – правда, прежним остаётся начальный пункт и пункт назначения, а вот дорога неизменно меняется. Но что-то должно оставаться неизменным, в конце концов. Даже если постоянно вырывать из книги листы, каждый раз надеясь начать всё заново, от исчезнувшей бумаги остаются кусочки, прочно уцепившиеся за скрепки. Имя им - прошлое. И хотя порою кажется, что прошлое сорвано, скомкано и без сожаления выброшено, какие-то его частицы никуда не пропадают. Иногда этими самыми частицами становится осознание того, что руки дрожат, как и прежде, мысли предательски не складываются в ровные речи, а листов в книге с каждым разом остаётся всё меньше. Впрочем, как и надежд, планов и свершений. Лиза знала, что в её книге жизни заполнена уже добрая половина листов, но вот руки так и не поднимались на то, чтобы их испепелить. Немой укор, бессловесное напоминание – да будет так. Да будет так… Взяв в руки плащ, она вышла из палатки и огляделась. Пустыня спала, лагерь, кажется, тоже, а вот к ней сон никак не шёл. Голова была забита слишком большим количеством мыслей, которые суетились подобно мышам в кучке зерна: стремились отхватить побольше её внимания и укусить покрепче. Лиза не помнила здесь такой тишины в то время, когда почти бесплодные земли были поглощены войной; тогда выстрелы раздавались даже ночью. Кто-то убивал кого-то, и жертва засыпала, как и было заведено природой для любого человека. Вот только вместо умиротворения на лицах вместе с кровавой коркой часто застывала восковая маска страха и боли, да и проснуться от такого сна было уже нельзя. И вот теперь она сама, будто в насмешку, не могла уснуть здесь. В этом были повинны не только воспоминания; к ним как будто примешивался глупый страх того, что, закрыв глаза, она провалится туда, выплыть откуда не будет уже ни единого шанса. Смешно. На самом деле, здесь уже ничто не излучало опасности. Кроме плохо установленных балок, разумеется, и твоего собственного прошлого. Она присела на камень возле палатки и с наслаждением вытянула ноги, гудевшие после рабочего дня. Несмотря на то, что ночью холодало в пустыне чрезвычайно стремительно, камень ещё не успел отдать окружающей среде всего своего тепла, накопившегося за день. Конечно, сохранится это тепло ещё совсем недолго, а потом придётся либо искать новое место для времяпровождения, либо возвращаться в холодную постель и пытаться уснуть. Взгляд Лизы уткнулся в ведро с водой, по всей видимости, позабытое здесь рабочими. Что ж, надо бы унести на кухню – хоть за ночь вода замёрзнет, утром металл успеет раскалиться ещё до того, как лагерь проснётся. Ладно, и то какое-то дело. Когда её руки коснулись холодной поверхности сосуда, по доселе гладкой и прозрачной глади пошли круги, искажая отражение. Засмотревшись на то, как они равномерно расходятся по всему диаметру, постепенно затихая, Лиза на некоторое время замерла. Ровно до тех пор, пока вода снова не ушла в свой царственный покой. На неё смотрела молодая женщина со старыми глазами. Короткие золотые волосы – мальчишеская причёска, таинственная блажь; едва ли она могла объяснить сама себе, зачем вновь отстригла их перед поездкой в Ишвар. Может, чтобы сделать себе ещё больнее. Черты лица от усмешки, рождённой этой мыслью, вытянулись и стали острее. Ни следа очарования и женского обаяния – только почти мужская суровость с поджатыми губами. Одна из немногих женщин в армии Аместриса, но внешностью всё равно не озабоченная. Оно и понятно – всегда находились дела поважнее. Хотя вот регулярные тренировки помогали держать себя в форме, сохраняя изящество фигуры, и то плюс. Правда, толку-то от этого изящества: под кителем не видно, а в редкое свободное время ей было не до соблазнения мужчин. Чаще приходилось жертвовать всем, что имелось, во имя жизни и справедливости. Ну, и ради черноглазого брюнета, умевшего зажигать сердца. Всё выложено как на блюдечке. Воистину, зеркало, пусть даже и такое примитивное – неплохой способ изучить себя. Негромко фыркнув, Лиза ухватила ведро за ручку и оттащила его в сторону палаток, поймав себя на крамольной мысли о том, что чисто мужская помощь вышеупомянутого брюнета, несмотря на то, что она почти всё привыкла делать сама, всё же была бы нелишней. Слабо мерцающие капли звёзд, разбрызганные по небосклону, отбрасывали холодный свет. Точно такое же небо сейчас раскрыло свои бархатные объятия над Аместрисом, и она бы вряд ли залюбовалась им, будь она сейчас в Централе, но удивительным было то, насколько иначе оно выглядело, раскинувшись над другой землёй. Отсутствие гранитных оков и металлических цепей, песочный простор, покуда хватит глаз – и синь становится почти чёрной, а звёзды превращаются во вкрапления мельчайших кусочков золота. Свободное небо над свободной землёй. Теперь уже свободной. Впереди простиралась пустота, которую ещё только предстояло заполнить. Давным-давно древние называли незанятые территории “terra nullius”, ничейной землёй. Может быть, когда-то эта пустыня тоже была ничейной. Скорее всего, когда-то и земли нынешнего Аместриса пустовали. Но поздно что-то менять, когда спираль истории уже начала закручиваться. Эта земля принадлежала народу Ишвара даже в том случае, если от самого народа остались жалкие сотни и если сама эта земля уже не могла родить ни жизни, ни пищи. Потому что некоторые вещи остаются неизменными, над ними не властна человеческая природа и человеческие страсти. Но страшно, что порой на понимание этого уходит слишком много времени. Становилось холоднее, и Лиза накинула на плечи плащ, стремясь сохранить немного тепла. От обилия размышлений под кожу холодным ядом просачивалась тоска. Жизнь идёт по кругу, и вот она снова здесь, уже во второй раз. А ведь и первого могло не быть, если бы один-единственный кусочек мозаики, потянувший за собой вереницу событий, из которой нельзя было вырваться, занял на картине иное место. Вот только было ли оно, это иное место… Она много думала о том, кем стала бы сейчас, не появись в её жизни черноглазого вихря по имени Рой Мустанг. Наверное, закончила бы обычную школу. Может быть, всё же выучилась играть на пианино – когда мама ещё была жива, она хотела, чтобы её дочь приручила это громадное чёрно-белое создание. Может быть, осталась милой провинциальной девушкой с лицом, летом усыпанным веснушками, и золотыми кудрями. Может быть, уже оказалась замужем и даже стала матерью. Простая, очаровательная, бессмысленная жизнь! Пожалуй, в ней бы Лиза была такой, какой положено быть представительнице её рода. Уж точно не снайпером и убийцей. Но она не видела себя в той жизни. И всё равно продолжала спрашивать себя о том, верным ли было решение принести свою жизнь на алтарь идеалов другого человека. Пусть и такого достойного. Впрочем, невозможно не задавать себе вопросов и не терзаться сомнениями. Отчего-то Лиза почувствовала себя птицей, у которой нет ни гнезда, ни птенцов. Самостоятельной, живущей пусть и по своей воле, но во имя другого. Без дома и племени. Никому не принадлежащей. Terra nullius. -По-моему, довольно прохладно для ночных прогулок. Не спится, полковник Хоукай? -Поразительная прозорливость, генерал, - ответила она негромко и беззлобно. Изо рта вырвалось кружевное облачко пара, - Вам тоже? -Мне тоже. Рой подошёл мягко и неслышно, шаги тонули в песке. Встав рядом с ней, он некоторое время безмолвно пытался отследить её взгляд, но потом, отбросив безуспешные попытки, вновь заговорил. -Ишвар днём и Ишвар ночью – словно два разных мира. -Зато мы и в той войне, и сейчас остаёмся одними и теми же людьми. С перемазанными в крови руками. -Брось. Прошлого не изменить, но зато жизнь циклична, бежит по кругу и любезно предоставляет тебе возможность исправить всё то, что ты когда-то наворотил. В подавляющем большинстве случаев меняется не событие, меняется твоё отношение к нему. Лиза обернулась, встретившись с Мустангом глазами. Как и почти всегда, прочесть по его лицу, серьёзен он или полушутлив, было весьма затруднительно. -И что же изменилось в вашем отношении к Ишварской зачистке? -Я принял её. Не понял, не одобрил, не отпустил. Просто принял как самый большой из своих провалов, посмотрел на неё как на зияющую чёрную яму прямо посреди дороги, мешавшую двигаться дальше. Но если засыпать эту яму песком, то есть в меру своих возможностей постараться посодействовать исправлению содеянного, можно вновь продолжать движение. Она есть, от неё никуда не деться, её следы навсегда останутся на этой дороге. Но всё же… -Именно это меня и беспокоит, - тихо прервала его она, поёжившись, - То, что призраки навсегда останутся с каждым из нас. -Подумай о том, что мы можем умереть прощёнными этим народом. У тех военных, кто погиб тогда, такой возможности нет. Это почти роскошь. В конце концов, что нас не убивает, делает сильнее. -Вы ещё вспомните о том, что если вам плюют в спину, это означает лишь то, что вы впереди, - против воли улыбнулась Лиза. -Спасибо за напоминание. В своё время эта фраза помогла мне преодолеть значительное количество грязи, - усмехнулся он. Из-за облака выглянуло мертвенно-белое полукружье луны. Его лицо в бледном свете показалось ей особенно красивым. Впрочем, он всегда становился для неё особенно красивым, когда понимал её страхи и принимался развеивать их. Лиза могла припомнить так мало случаев, когда что-то делалось только ради неё, что каждый из них отмечался в памяти мысленной закладкой. Именно потому его неискусственное внимание было так драгоценно. -И вообще, тут холодно. Давай вернёмся в палатку. Несмотря на то, что случаев проявления заботы Лиза помнила не слишком много, моментов, когда она чувствовала себя красивой и желанной, было ещё меньше. Но все они были связаны с Роем, каждый раз превращаясь не только в грандиозный праздник плоти, но и в очищение её души. Она таяла от каждого прикосновения сильных горячих ладоней и ощущала себя необыкновенно счастливой, когда он тихо вздыхал от того, как её руки пробегают по его торсу. Её пальцы, напротив, были холодными. Она знала, что ему такой контраст нравился. Ей тоже. Тело стало слишком чувствительным к тончайшим поцелуям и скользящим касаниям. Он целовал её долго и тягуче, почти нежно и в то же время дразняще. Но иногда нежность может быть изматывающей – особенно в одну из таких холодных ночей, когда не хватает хотя бы нескольких капель огня. Конечно, у них ничто не бывало так гладко и складно, как, верно, бывало в бульварных женских романах. Что-то стесняло; в этот раз, как и прежде, их уделом была тишина, потому что слишком тонкие стенки палатки могли предоставить слишком много лихих доказательств ненужным ушам. Но это жизнь. В ней не бывает ровных взлётов и падений, равно как не бывает рубашек, идеально соскальзывающих со смуглой в отсветах лампы кожи, и шаблонных поцелуев. Зато в ней есть пламя и тончайшая вязь ощущений, рождаемых упругим телом, прижимающимся к твоему собственному. Это гораздо, гораздо лучше. Сосущее чувство внизу живота полыхнуло огнём, когда она подалась бёдрами ему навстречу. С его губ сорвался тяжёлый вздох. После долгого вынужденного воздержания поначалу было даже немного больно, но вскоре всё, включая ненужные мысли, затопил жар, вместе с кровотоком разгонявшийся по телу. Они были единым целым. Вновь, как и должны были быть. Они любили друг друга, любили под старым зелёным покрывалом – кажется, что-то из гуманитарной помощи – и далеко выше него, на уровне двух сердец, связанных одной нитью, понимавших и бившихся в одном темпе. Тело – это не самое великое из того, что женщина может доверить мужчине. Другое дело душа. А свою душу она ему раскрыла – не только этой ночью, гораздо раньше, конечно, но сегодня многое ощущалось по-новому. Ему и только ему. Когда сладкое наваждение закончилось и Рой посмотрел на неё слишком тёмными, почти пьяными от эмоций глазами, Лиза осторожно притянула его лицо ближе к своему. Его тяжело вздымающаяся и опадающая грудь давила на неё приятной теплотой, и ей подумалось, что сейчас они как никогда уязвимы. Но если уж это не останавливало их раньше, в данный момент думать об этом было и вовсе кощунственно. Лиза почти никогда ни о чём не просила, особенно его, но сейчас явно ощущала потребность в единственном. -Поцелуй меня, - прошептала она ему почти в самые губы. Он не замедлил выполнить просьбу. И целовал её так осторожно, как никогда прежде, словно перед ним была не живая женщина из плоти и крови, а бесценная фигура из старинного фарфора. -Ты такая красивая, - сказал он, оторвавшись от неё и, приподнявшись на локтях, ласково провёл по волосам. И она отчего-то не нашлась, что возразить. Рано утром, ещё до того, как самые ранние пташки аместрийской армии проснутся и выйдут из своих ночлежек навстречу новому дню, Рой покинет её палатку. На данном этапе пересуды были ни к чему. Это не могло не тяготить, но им было не привыкать. Лиза слушала, как бьётся его сердце, и думала о том, что ощущение пустоты исчезло. Она перестала быть terra nullius. Более того, она никогда и не была такой. И что-то встало на место – например, прочное знание того, что вся её жизнь, все идеалы и стремления принадлежат лишь ему одному. И это не больно, не страшно и не глупо. Её судьба не загублена. Она всегда была на правильном пути. Просто в те дни, когда её одолевали сомнения, слишком много времени уходило на то, чтобы вернуть себе уверенность и ясность мысли. Но это естественно. Да будет так.