Электричка

За моей спиной закрылись двери S-Bahn`а*. Большой, предательски тяжёлый чемодан не поддавался управлению. То и дело он уезжал в другую сторону и норовил проехать по ногам вежливых, сонных немцев. Я нашла глазами свободное место у окна и поспешила к нему (мало ли, не я ведь одна положила глаз на него). Прежде чем пуститься в лихорадочный поиск своих (а точнее маминых) ещё работающих (что весьма странно) наушников, я осмотрелась по сторонам. Все пятнадцать школьников (а не считая меня, четырнадцать) разделились на группки. Одни - совсем ещё несерьёзные и вечно болтающие о своих непонятных вещах, семиклассники; другие – мои уже совсем несерьёзные одноклассники, жужжащие тоже, как мне показалось, о чём-то бессмысленном. Между группами – пропасть в несколько лет. Я пыталась сделать взгляд как можно более небрежным. Все, кто здесь сидел, глядели так же. Коренные жители ехали молча, откинувшись на спинку бледно-голубых, как стены в большинстве школ и больниц, сидений. Кто-то дремал под убаюкивающие звуки музыки в ушах, а кто-то безразлично смотрел вперёд. Многим кажется, они никак по-другому смотреть не умеют, да и не должны. Приехав из глуши в европейскую страну так и думаешь: «Боже, да у них же, наверное, нет никаких проблем!», «Страна – мечта!» и обязательно: «Я хочу здесь жить!» Но нет, на самом деле проблемки у них и похуже наших, просто они их удачно скрывают, и их абсолютно не интересует, у кого что происходит. Мои Mitschüler («школьные товарищи» и «соученики» звучат как-то не ахти) весело болтали друг с другом. Обсуждали, кто вёл дневник, а кто нет (никто не вёл); сколько дней каникул останется до следующей четверти, когда мы приедем домой; какие фразочки будут пользоваться популярностью среди учителей на этот раз. Вроде: «Всё ещё в Германии?» или «Но вы обещали всё выучить!» и, конечно, коронное: «Ну и что? Вы же не в глуши живёте, могли бы и спросить!» Возможно, там были темы и поинтересней, но я поспешила отвернуться к окну, заткнуть уши затычками и погрузиться в мир музыки. Но и тут меня ожидали мысли, грузно шагающие из одного уголка мозга в другой… У меня как-то не получалось влиться в коллектив. Я «всеядна», и могу общаться с кем угодно, но наедине, когда мой собеседник не строит из себя благоухающую цветами какашку. Но и навязываться я не люблю. Наверное, именно потому при прощании мне не наворачивались на глаза слёзы, как многим девчонкам из нашей группы. Я не общалась особо ни с кем, и со мной не горели желаньем общаться. Я не хотела никому отдавать кусочек своего сердца, и они не спешили делиться им со мной. Это вовсе не потому, что я боюсь общаться на иностранном языке или обладаю скудным запасом слов. Всё как раз таки наоборот: я люблю разговаривать с носителями языка. Но не о чем. Так вот, скучать мне тоже не о ком. И всё бы ничего, если бы на плечах не было этого тяжкого груза. Нет-нет! Я сейчас вовсе не о портфеле, в котором наспех утрамбовано всё, что только могло туда влезть. Скорее, о грусти, которая вот-вот собиралась раздавить меня и втоптать в пол электрички (было бы неплохо). А между тем мы уже были в пределах Мюнхена, а точнее, в пригороде. За окошком проносились заводы, станции, какие-то непонятные одиноко стоящие высокие дома. И тут я подумала: даже это не так, как у нас. В моём городе, например, все предприятия находятся в черте города, и если посмотреть с высоты, то можно увидеть высокие «величественные» трубы, окружённые маленькими ничтожными домишками. Мы все вынуждены получать порцию утреннего (а иногда ещё обеденного, а если очень повезёт, можно отхватить себе что-нибудь и вечерком) газа. Мне-то, наверное, было бы наплевать, ведь я не чувствую газа, но абсолютно уверенна в том, что это всё-таки не мешает ему негативно влиять на мой организм. Песни пролетали вместе со станциями, незаметно растворяясь в моём сознании. Пришла очередь любимой «The show must go on» моей не менее любимой группы Queen, но в этот раз её исполнял Грегори Лемаршаль. Мотив намного нежнее и слова – мягче. Тут в моей голове всплыла фраза одного из немецких знакомых. Что-то вроде: «Эти французы вечно забывают немецкие слова, и вместо «хь» говорят «щ». «Ищ», «Мищ», - ужасно!». Я невольно улыбнулась, и поспешила как можно скорее убрать улыбку с лица, а чтобы подобного больше не повторилось, прогоняла каждое воспоминание вон, вместе с уже надоедающей грустью. От нечего делать, я стала вглядываться в каждый дом, в долю секунды убегавший прочь и остающийся в неподвижном прошлом. Неужели я больше никогда этого не увижу? Не буду больше есть мягкие брецели с маслом по утрам, и огромные пиццы в ресторане за обедом? Не сяду на велосипед и не поеду в огромную школу, в которой никогда не звенят звонки? Не посижу вечером на пирсе у озера и не прыгну в его ледяную воду? Эти мысли пролетали, как на карусели, и возвращались вновь, с каждым разом оставляя после себя ещё более и более неприятное послевкусие. Электричка въезжает в тоннель и останавливается. «Marienplatz. Аussteigen, bitte»* - раздаётся сквозь играющую в наушниках песню. В голове всплывает ратуша, и часы с танцующими фигурками, золотистая колонна посреди площади и высоченный магазин книг, в который я так и не успела зайти. Музеи современного искусства, в которые мы зашли исключительно из-за Энди Уорхола и Дали, а узнали о картинах Василия Кандинского, и стенах, исписанных огромным количеством цифр. Невообразимое количество магазинов дорогих, и не очень. Церкви, забастовка против постройки мусульманского центра, новейшие машины и старейшие дома – всё пролетало в голове, как в документальном фильме, только гораздо быстрее. И с каждым повторением слов „The show must go on“, я мысленно обещала себе, что обязательно вернусь сюда за пережитыми впечатлениями. «Marienplatz. Аussteigen, bitte» - Станция Мариенплатц. Пожалуйста, выходите. S-Bahn - скоростная железная дорога городской метрополии в Германии, Австрии и Швейцарии, аналог электрички .